Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович

Более того, к лету 1098 г. Боэмунд превосходил других вождей крестоносного войска по численности подвластных ему рыцарей, сержантов и паломников. По словам Рауля Канского, в битве при Антиохии «сын Гвискара был первым по числу и силе подчиненных войск»[727]. Если учесть, что Боэмунд не мог вывести из Европы контингент, который превосходил бы армии провансальцев или северофранцузских феодалов, очевидно, что помимо собственных, итало-нормандских вассалов, он, как и Бодуэн I Эдесский, рассчитывал на тех франков, которые покидали менее удачливых вождей и переходили под его знамена[728]. Здесь успеху Боэмунда способствовали не только его удачи и военные заслуги, но и особый магнетизм его личности. Итало-нормандский хронист Гоффредо Малатерра приводит описание того, как на заре крестового похода, когда нормандские государи Южной Италии осаждали Амальфи (летом 1096 г.), Боэмунд, появившись в плаще с нашитым крестом и призвав нормандское рыцарство к освобождению Иерусалима, в буквальном смысле слова сорвал осаду. Лагерь у Амальфи покинули не только вассалы Боэмунда, но и значительная часть рыцарей и сержантов графа Рожера Сицилийского и герцога Рожера Борсы, после чего те вынуждены были спешно отступить от мятежного города[729]. Спустя более чем десять лет, когда Боэмунд путешествовал по землям Европы, созывая новый крестовый поход (1104–1107 гг.), нормандский король Англии Генрих I воспретил ему пересекать Ла-Манш, «справедливо опасаясь, что Боэмунд убедит многих лучших его рыцарей оставить королевскую службу»[730]. Лидирующее положение Боэмунда отражено и в двух посланиях, которые вожди Первого крестового похода направляли на Запад, в июле и сентябре 1098 г. В обоих текстах Боэмунд первым фигурирует в перечне князей крестоносного войска, опережая «папского» крестоносца Раймонда Сен-Жилльского, имперского вассала герцога Готфрида Бульонского, сыновей и братьев западноевропейских королей — Роберта Нормандского и Гуго Вермандуа[731].

Боэмунд возглавил ту часть крестоносного войска, которая ратовала за разрыв с Византией и за удержание покоренных сирийских территорий. Отказ ромеев и лично императора Алексея I Комнина от боевых действий в Сирии предоставили Боэмунду и столь необходимое «оправдание» его притязаниям, и свободу действий[732]. Нельзя не отметить, что, согласно Анне Комниной, именно Боэмунд склонил императорского легата Татикия покинуть осаду Антиохии, тайно известив его о якобы готовившемся на него покушении[733]. Если сопоставить эти слова Анны с уверениями Раймонда Ажилльского в том, что Татикий, покидая Левант, препоручил Боэмунду, как единственному из приближенных к нему крестоносных князей, попечение о номинально византийских городах Киликии[734], создается впечатление, что сын Гвискара унаследовал не только военные, но и дипломатические дарования своего отца[735]. Успехам Боэмунда способствовало и то, что он был единственным среди вождей Первого крестового похода, кто уже был известен на византийском Востоке, благодаря своему участию в нормандских походах против Ромейской державы. Как впоследствии писал Рауль Канский, «Народы Востока считали его князем среди князей. С тех пор как он сражался бок о бок с Робертом Гвискаром, слава Боэмунда, возросшая после стольких сражений, ужасала народы. С самого начала (крестового похода. — С. Б.) он был прославлен в Азии»[736].

Именно в Антиохии — царице сирийских городов сын Гвискара видел тот центр, вокруг которого предстояло сформировать новое нормандское государство на землях византийского Востока. Антиохия с первых дней осады города завораживала крестоносцев своей красотой, неприступностью и величием. Город действительно поражал воображение как латинских паломников, так и жителей Востока. Приведем описание Гвиберта Ножанского: «Антиохия — город несравненной красоты, не знающий равных в величии своих строений. Он прекрасно расположен, его климат несравненен, его виноградники плодородны, поля — богаты. К востоку он окружен четырьмя высокими горами, с запада его стены омывает река Фарфар, известная по Писанию, чьи волны наполнены рыбой. На вершине одной из гор возвышается удивительная, неприступная крепость, под ней расположен сам город, наполненный следами прежней славы, гордящийся благородными памятниками своего древнего великолепия. В его пределах находится 360 церквей (…) Город окружен двойной стеной. Один ряд стен привычной высоты, другие же стены, возведенные из массивных камней, невероятной высоты и широты. Стены окружают 450 башен»[737]. Описание неприступных укреплений величественного города оставляет и мелькитский автор Юханна ибн Бутлан.

С Антиохией связаны величайшие свершения старшего сына Гвискара: именно Боэмунду была сдана Башня двух сестер и, следовательно, сама Антиохия; именно ему, после победы над армией Кербоги (28 июня 1098 г.) сдалась и цитадель города, а глава сельджукского гарнизона — Ахмед ибн Мервад, вместе с некоторыми тюркскими воинами, принял крещение и поступил на службу к итало-нормандскому князю[738]. После взятия Антиохии и победы над армией Кербоги, вожди Первого крестового похода, уступив настоятельным требованиям Боэмунда, сделали его «господином и защитником Антиохии (dominum et aduocatum)». По словам Альберта Аахенского: «Боэмунд принял власть и господство над городом (assumpta potestate et domino urbis) и разместил свою резиденцию и свою стражу в цитадели, которая была расположена высоко в горах»[739]. Конечно же, это вряд ли было окончательным решением совета; скорее — временной мерой. Князья и бароны крестоносного войска явно не желали отказывать Боэмунду, признавая его заслуги в деле завоевания Антиохии и спасения «вооруженных паломников» от наступавшей армии Кербоги; но, в то же время, они не собирались и воевать с Византией ради защиты нормандских прав на Антиохию[740]. Со смертью Адемара Монтейльского (1 августа 1098 г.) Боэмунду противостояли лишь провансальские крестоносцы графа Раймонда Сен-Жилльского, упорно державшиеся идеи союза с империей; остальные вожди крестового похода не оспаривали прав Боэмунда на Антиохию. Что касается графа Тулузского и Сен-Жилльского, то на протяжении первых лет пребывания франков на Востоке он оставался главным латинским противником нормандского утверждения в Антиохии.

О распре между Боэмундом и Раймондом Сен-Жилльским будут неоднократно писать средневековые хронисты и позднейшие исследователи. Приведем здесь цитату из Ордерика Витали, точно передавшего суть распри и аргументы сторон. «Один (т. е. Боэмунд) требовал утверждения своего господства над всем городом, как и было обещано ему во время осады». Раймонд же «апеллировал к клятве верности императору, данной и Боэмундом, утверждая, что он не может быть освобожден от этой клятвы без вероломства. Боэмунд приготовил переданную ему цитадель к обороне, собрав там запасы оружия и провианта и стянув туда войска. Таким же образом граф укрепил занятый им дворец эмира Кассиана (т. е. Яги-Сиана. — С. Б.), а также захватил крепость у моста, ведущего к гавани Св. Симеона»[741]. До начала 1099 г. провансальцы графа Раймонда контролировали южный квартал Антиохии, с дворцом Яги-Сиана (очевидно, бывшей резиденцией византийских дук) и главными, укрепленными городскими воротами — Мостовыми вратами. Также провансальские крестоносцы стояли и в таких сирийских городах, как Ругия, Альбара и Тель-Манна. Однако не позднее весны 1099 г. все эти территории перешли к Боэмунду. Удержав Антиохию и отстояв свои права на покоренный город, Боэмунд приступил с созданию собственного франко-нормандского княжества на территории византийской Сирии и равнинной Киликии, продолжив тем самым нормандскую экспансию на Восток и фактически возобновив в Леванте то, что его отец успешно завершил на землях византийской Италии.