Короли старшей школы - Меган Брэнди

– Вы снова сошлись, после всего?

– Вроде того, – признается она. – Когда Равина исчезла, он ушел в себя. Донли пришел ко мне и попросил пойти в его комнату и отвлечь от мыслей о потере. Я сделала это. В течение нескольких недель после наступления темноты я ходила к нему.

– И в итоге ты забеременела.

Она кивает.

– Донли поселил меня вскоре после этого в комнату для прислуги, конечно. – Она усмехается, слеза скатывается по щеке, но она не вытирает ее. – Мы не перестали спать вместе. Почти каждую ночь, когда меня здесь поселили, я спала в его постели, пока однажды он не вернулся домой из недельной командировки. Я была взволнована, увидев его, Коллинз был взволнован. Я хорошо помню тот вечер. Повар приготовил первоклассные ребрышки. Мы подали их с бокалом выдержанного мерло. Феликс был так счастлив, – шепчет она. – Он улыбался широко впервые за долгое время, играл в баскетбол с Коллинзом в тот вечер без тревоги в глазах, которая обычно появлялась, когда он смотрел на своего сына. Я была на седьмом небе от счастья. Я думала, он вернулся, – плачет она. – Наконец-то, после десяти лет пребывания призраком, человек, которого я знала, вернулся.

Я сглатываю, глядя через двор на то, как словно из ниоткуда появляется маленькое пламя.

– Когда ужин убрали и я уложила Коллинза, он был у себя. Я думала, что он ждет меня, но, когда я подошла к его комнате, я обнаружила, что дверь заперта, и я поняла. Все рухнуло в одну секунду.

– Поняла что?

– Он нашел ее, любовь всей своей жизни.

Я запрокидываю голову.

– Нашел ее? Мою мать?

Она кивает.

– Внезапно, на каждые выходные, иногда на целые недели, у него стали назначаться деловые встречи и мероприятия, которые не давали ему доехать до дома. – Она поднимает глаза. – Я никогда не видела его таким живым, каким он был в те месяцы. К сожалению, я была не единственной, кто это заметил.

– Донли.

– Да. Однажды в выходные, несколько месяцев спустя, Донли велел мне сесть в машину. Его водитель точно знал, куда ехать. Я никогда не забуду это чувство, когда я увидела их вместе, с тобой. Он был на седьмом небе. Свободный и счастливый. – Она сглатывает. – Когда Феликс вернулся домой в то воскресенье вечером, Донли ждал его с неприятным ультиматумом. Я каждый день благодарю небеса за то, что он, по крайней мере, любил своего сына настолько, чтобы отказаться от нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Либо Коллинз умрет, либо Феликс заставит Равину поверить, что он так же безумен, как и тот человек, который погубил ее. В течение пары недель мы наблюдали, как он ломается, но дело было сделано. – Слезы льются по ее щекам. – Моему сыну позволили жить, ненависть Равины вернулась, а душа Феликса… исчезла.

Она недолго молчит, потом продолжает:

– Донли знал, что делает. Что Феликс будет делать дальше. Феликс не прожил и двадцать четыре часа после этого. Я сама его нашла. Похоронила его здесь. – Она делает глубокий вдох. – Память о нем была стерта в следующую ночь, его сыну запретили даже произносить имя собственного отца.

Дым наполняет воздух, просачиваясь мне в легкие, но мои ноги не двигаются.

– Он был готов покинуть нас, покинуть это место и быть с ней, быть с тобой.

– Не понимаю. – Я качаю головой.

Она смотрит на меня. Мое замешательство, должно быть, отражается на моем лице, когда она наклоняет голову.

– Разве ты не знаешь?

– Не знаю что?

– Человек, который пришел к твоей матери, тот, кто позволил тебе увидеть ее с другой стороны, с той, которую, возможно, ты могла бы полюбить. Это был он.

Мои брови задумчиво приподнимаются, мой взгляд опускается на траву у меня под ногами.

Я вспоминаю историю, которую рассказала Мэддоку.

– Я ненавижу свою мать.

Мэддок ничего не говорит, и я смотрю на него.

– Но в этом нет ничего удивительного, правда?

Он хмурится.

– Она всегда была дрянью, всю жизнь, сколько я себя помню. Но был короткий промежуток времени, когда все было не так хреново, как обычно. Хочешь знать почему? – Я криво усмехаюсь. – Один из ее клиентов втюрился в нее. Он знал, чем она зарабатывает на жизнь, и ей не нужно было врать о том, кто она и что. Он принял ее, испорченную и пользованную. Меня тоже. Он даже заявлял, что у него есть свои дети, но я никогда не встречалась с ними.

Я смотрю в небо.

– С ним мать стала лучше, она не бросила принимать наркотики, но хотя бы стала похожа на человека, а не на игрушку, в которой садятся батарейки. И она по-прежнему занималась проституцией, но он, похоже, не возражал. Впервые в жизни у меня был ужин. Каждый вечер, когда на трейлерах начинали вспыхивать светильники с датчиками – в нашем районе не было уличного освещения, – я бежала домой. Радовалась идиотской еде – обычным макаронам с сыром и хот-догам или рису с соусом. Знаю, глупо, но в то время мать впервые в жизни заботилась о том, чтобы я не осталась голодной. Я уже была в том возрасте, когда могла сама сделать себе хлопья, так что мне казалось, что это круто. Длилось все это где-то год.

– Что произошло?

– Я все испортила.

– Как?

Сделав глубокий вдох, я смотрю на Мэддока.

– Своим половым созреванием.

Его лицо на секунду застывает, и в его глазах мелькает гнев.

– Рэйвен.

– Он стал все больше обращать внимание на меня и «пренебрегать ею», как она говорила. Мать избила меня, приказала не показываться ему на глаза, если я не могу держать язык за зубами. – Я помню, как сильно она тогда разозлилась. – Что было довольно сложно, учитывая, что моей «комнатой» было небольшое пространство между столом и диваном, который, в свою очередь, служил мне кроватью.

Черт возьми.

– Он заставил ее думать, что его влечет ко мне, ребенку, нарочно, чтобы все испортить между ними?

Она кивает.

– Он не мог просто уйти, она бы поняла, что что-то не так, и, возможно, вернулась бы. Донли не мог так рисковать.

Мы обе резко поворачиваем головы в сторону, когда раздается громкий треск. Пламя поднимается по краям домика у бассейна, охватывая его за считаные секунды.

Я оглядываюсь на Эстеллу.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что он заставил ее думать, что он такой же безумный, как и человек, который ее погубил? И ты сказала, что он видел меня. Если это правда,