На афганской границе - Артём Март

— кто у нее перед мордой окажется, того она норовит за жопу укусить. Старшине даже один раз досталось.

— Алейников, ты давай не болтай, — зло прошипел на него Черепанов.

— Виноват, товарищ прапорщик, — с ехидной ухмылкой, отозвался Стасик.

У дальнего вольера стоял Вася Уткин. Он опустился, чтобы рассмотреть, кто же там сидит, но инструктор Славик его поостерег:

— Ты туда нос лучше не суй, — сказал посерьезневший Славик.

— Да я просто посмотреть… — Не понял Уткин.

— Посмотришь сейчас так, что без пальцев останешься, — ответил инструктор. — Там Булат. Он в последнее время у нас не в духе.

С этими словами Славик помрачнел. Помрачнели будто бы и остальные парни с заставы. Старшина Черепанов неловко прочистил горло.

Любопытные вновь прибывшие стянулись к последнему вольеру. Я протиснулся сквозь спины солдат, чтобы посмотреть на того самого Булата.

Крупный и крепкий пес лежал у задней стенки и свернулся калачиком. Когда почувствовал на себе взгляды окружающих, зыркнул на нас и издал угрожающий рык. Потом уставился на меня злыми ореховыми глазами.

Пес и правда был массивен. Несмотря на то, что оказался он немецкой овчаркой, плотностью своей желто-черной шкуры походил на волкособа.

— Ну, чего ты, Буля, — опустился на корточки Славик. — Тут все ж свои.

Пес зарычал громче, и Славик, и так присевший на почтительном расстоянии от клетки, даже попятился гуськом. Встал, поправив китель.

— Служебно-разыскной? — Спросил я.

— Был, — вздохнул Славик, — пока что перевели в караульные, что б не списывать. Пес-то отличный. Молодой. Крепкий. Когда был с Никитой Мининым, хорошо работал. Мог взять след пятичасовой давности. Такого жалко списывать. Вот шеф и распорядился его пока перевести в караульные. Правда, он сейчас и в караулы не ходит. Никого к себе не подпускает.

Я заглянул в глаза Славику. Что-то скорбное было в его взгляде. Будто бы даже личное. Потому не стал я спрашивать, почему с Булатом так сейчас обстоят дела. Показалось мне, что расспрашивать подробности всего этого дела — только бередить душу парням.

После питомника нас повели дальше по заставе. Показали конюшню, спортивную площадку и скромный пограничный городок. Рассказали, где склад и оружейка. Указали на вышку, установленную у забора, на правом фланге, и даже похвастались небольшим бассейном с проточной родниковой водой, который, по легенде, сделали лет пятнадцать назад дембеля в качестве дембельского аккорда.

Потом новеньких провели и к навесу, где должны были стоять машины. Правда, сейчас он пустовал. Старшина сказал, что и Шишига увезла усиленный наряд в горы.

По его словам, был на заставе еще БТР-70. Стоял тут на усилении. Но машину распорядились передать за речку, в один из сводных отрядов.

Потом мы осмотрели оборонительные укрепления, что были сооружены за заставой, на некоторой возвышенности. Были там простенькие окопы, ДЗОТ, укрепленный бревнами и мешками с песком, и даже видавший виды, древний ДОТ. Там, в случае нападения, по сигналу «Застава, к бою», пограничники должны были принять на себя первый удар, если враг перейдет границу и атакует.

И ужин, и краткая экскурсия закончились аккурат к боевому расчету.

Пограничные сутки начинаются не в полночь, как все привыкли, а в двадцать ноль-ноль. И за полчаса до их начала проводится боевой расчет.

Знал я, еще по рассказам Сашки из моей прошлой жизни, что боевой расчет воспринимался многими, как некий ритуал. Важный ритуал, открывающий новые сутки. Но был он, на самом деле, сугубо служебным. Каждый, кто стоял на боевом расчете, знал, что он не просто солдат. Он тот, кто стоит на последних метрах Родины. Тот, кто первым примет на себя удар врага.

На боевом расчете доводилась обстановка за прошедшие сутки, задачи на следующие. До бойцов доводилось время заступленная каждого пограничника на службу. Однако на нем еще и поздравляли с праздниками и днями рождений, поощряли отличившихся, наказывали виновных.

Вот и сегодня я стал участником первого в моей жизни боевого расчета.

— Застава! Стройся! — Крикнул старшина, и мы выстроились в несколько шеренг, лицом к расположению.

Старлей Таран, обещавший нам явиться в столовую, так и не явился. Особиста он отпустил только минут за сорок до расчета. А теперь вышел к нам, чтобы начать новые пограничные сутки.

— Товарищ старший лейтенант, личный состав заставы на боевой расчет построен. Старшина заставы Черепанов.

— Застава, равняйсь! Смирно! Здравия желаю, товарищи пограничники, — поздоровался Таран.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, — гораздо более стройным хором ответили мы.

— Проводится боевой расчет на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик на предстоящие сутки. Сержант Семеркин, номер тридцать пять, дежурный по заставе с двадцати ноль-ноль до восьми ноль-ноль, — начал зачитывать старлей из своей тетрадки, — Рядовой Глушко, номер тридцать девять, часовой по заставе с двадцати ноль-ноль, до двадцати четырех ноль-ноль. Рядовой Сагдиев, номер двадцать восемь и рядовой Лунько, номер девять. Конный наряд — дозор. Левый фланг, участок номер семь, у серой балки. С четырех ноль-ноль, до десяти ноль-ноль…

Я знал, что у каждого бойца на заставе был личный номер, под которым он фигурировал в расписании. Однако нам, вновь прибывшим, никто не сообщал о наших номерах. Потому когда старлей принялся называть новичков, я стал пристальнее вслушиваться, старясь выловить свою фамилию.

— Номер восемнадцать, ефрейтор Алейников, номер семь, рядовой Селихов, номер шестнадцать, рядовой Уткин, номер двадцать пять, рядовой Глушко — рабочая группа. Левый фланг, участок номер девять. С десяти ноль-ноль, до двух ноль-ноль.

— В ночной наряд, — нахмурившись, шепнул мне Уткин, — в первый же день на заставе. Мы даже оружие еще не получили.

— Не дрейфь, народ, — за моей спиной появился ефрейтор Стасик, с которым мне предстояло топать в первый наряд, — шеф у нас всегда так. Нянчиться с молодыми не очень любит. Хотя видишь, вам усиленный наряд. Да и девятый участок несложный. Там поворот Пянджа. Границу перейти не просто. Разве что на плотах. Вот и происшествий почти не бывает. Да еще и пограничный пост Зеленых на том берегу. Те тоже прикрывают по мере возможности. Короче, считайте, будет легкая прогулка.

Пограничная тропа шла вдоль высоких скал, у самого берега Пянджа. В темноте она темной громадой высилась над нами, и казалось, доходила до самых небес. Метрах в пятидесяти уже тек Пяндж. Свинцовая в ночной тьме река шумела, неся свои бугристые воды куда-то вперед.

— Сейчас эту часть пройдем, — сказал Стасик