Цареградский оборотень - Сергей Анатольевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот вслед за кораблем вода завилась косой, как последние колосья на сжатом поле. Берега потекли назад все быстрее и быстрее. Начала отставать стайка братьев и сестер, и род становился вдали все меньше и меньше.
Братья и сестры еще догоняли княжича своими криками, прощались. Он не ответил никому. Ему казалось, что теперь его слова пропадут впустую -- река все равно унесет их вместе с ним прочь от рода -- и стоит ему оставить теперь своим родичам хоть одно слово, как из глаз опять потекут слезы. А княжич гордился тем, что глаза его совсем сухие.
Ромей Агатон стоял рядом. Княжич чувствовал, что он хочет положить руку на его плечо, но запрещает себе делать это.
-- Ты сильный мальчик, будущий каган Стимар,-- наконец сказал ромей.-- Твой отец, каган Хорог, правильно выбрал тебя. Ты самый умный и самый лучший из братьев.
-- Коломир лучше! -- выпалил княжич.
Немного помолчав, ромей тихо сказал:
-- Хорошо и то, что ты пока так думаешь...
Град Большой Дым становился все меньше. Его уже можно было положить в мешок и увезти с собой. Отец и брат стали вдали совсем крохотными, мельче всадников, сражавшихся на столе, и княжич уже поднял руку, чтобы прихватить их с берега и забрать с собой -- не только их, но и весь род вместе с градом. Но опомнился и весь похолодел: ведь без города и родичей опустеет навсегда Турова земля. Да и не сможет он, малой, в одиночку уберечь свой род и целый град от всех опасностей дальней дороги. Пусть род останется на месте во всем своем росте, всей своей крепости и силе. Пусть дожидается его возвращения и бережет заговорами его, малого, дорогу.
Вся только что обретенная княжичем холодная и мудрая сила истратилась на грустные мысли. Княжич всхлипнул и не сдержался -- и слезы в один миг затопили и братьев, и отца, и все землю Турова рода вместе с градом, высившимся на берегу.
-- Не бойся,-- ласково сказал ромей.-- Теперь можно немного плакать. Я не стану сердиться. Я в детстве тоже плакал, когда приходилось уезжать из дома. Сначала даже нужно плакать, чтобы потом стало легче. Плачь. Твой отец больше не увидит.
-- Увидит! -- со злостью крикнул последыш и вытер слезы рукавом изо всех сил -- так чтобы глазам стало больно.
Тогда ромей отступил и больше на давал мудрых советов, а княжич приказал своим глазам быть совсем сухими -- а то им хуже будет! -- и видеть все, что теперь одно за другим терялось вдали.
Первым потерялся банный дом на берегу, под градом -- уменьшился, сделался не больше муравья и пропал. Туров град отступал, медленно поворачиваясь другим боком, пряча врата и уже тихонько заваливаясь за край земли.
И вдруг перед княжичем на другом, ближнем, мысу выступил к самой реке лес и сразу загородил весь Большой Дым -- так что уж никак не подхватить его рукой, не дотянуться. Последыш спохватился, опустил глаза, но и род уже остался весь за тем лесистым мысом.
В одно мгновение никого не стало.
-- Тебе не холодно? -- вопросил позади ромей, заметив, что маленький варвар весь дрожит.
Но "будущий каган" только злобно мотнул головой.
"Крепкий волчонок,-- подумал тогда ромей Агатон.-- Тому, кто будет его беречь до поры, самому потом придется беречься."
Княжич в тот миг обрадовался, увидев на высоком берегу раздвоенную березу. Он вспомнил своего тайного побратима Брогу из Собачьей Слободы, вспомнил, как они встречались у той березы и произносили тайные клятвы. Он пристально всматривался в ту березу, приказав глазам запомнить ее навсегда. Так внезапно, в одночасье, княжич научился настоящим воспоминаниям. Потом березу заступили другие деревья, и все они отходили, отступали прочь, безжалостно оттесняя друг друга, как всегда делают воспоминания.
Потом княжич с нетерпением дожидался Собачьей Слободы и радостно вздохнул, когда совсем близко, хоть и за текучей водяной межой, появились длинные дома слобожан, сами они, их котлы, лошади, козы и кудлатые собаки. Впервые княжич обрадовался инородцам, как своим -- родичам.
Но там, на берегу, все большое и неживое так же ровно и неумолимо проходило мимо, отступало в прошлое, кучно уменьшаясь в нем и наконец пропадая вовсе. Только люди, а с ними их лошади и собаки, были ненадолго подхвачены мерным движением корабля и течением реки. Слобожане всем скопом бежали по берегу, весело кричали вдогон и махали руками. Собаки заливались лаем, отгоняя нечисть.
-- Княжич! Княжич Туров! -- звал с земли Брога.
Последыш только помахал ему рукой, приказав своим устам молчать.
Брога разбежался что было сил. Ему даже удалось чуть-чуть обогнать корабль. Он встал на месте и стрельнул в него из лука детской стрелой. Стрелка мелькнула над водою, клюнула корабль в бок, отскочила в сторону и поплыла, отставая.
Потом и вся Слобода так же отстала, черной россыпью головешек пропала вдали. И снова стали проходить из яви в воспоминания бесконечной чередой прибрежные деревья.
Княжич приказал глазам видеть и запоминать каждое дерево, каждый куст, и желтые пятна пижмы, и все гнезда ласточек, черные глазки на обрывистом берегу. Так он хотел собрать в своей памяти всю дорогу от дому до ромейского ирия, потом смотать ее в клубок-свиток, чтобы можно было ее в стороне от чужих глаз легко развернуть-распустить вновь, как только захочется и, ненадолго забежав домой, поглядеть, что там делают братья.
Устав смотреть, княжич оперся локтями о борт и положил голову на руки.
Кто-то услужливо подсунул ему под колени мягкий тюфячок, и стало совсем удобно.
