Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори

— Сережа, у них больше двух тысяч бойцов!

— Я не верю в это! Но если так, то мы в глубокой заднице! — ответил другой офицер.

Группировка моджахедов, оказавшаяся гораздо более крупной, чем предполагалось, почти наверняка превосходила по численности небольшой отряд советских и афганских войск…

Калита вернулся на свою позицию, где бойцы уже получили приказ о полной боевой готовности и, пригнувшись, разбегались по траншеям, расположенным по обе стороны пересохшего русла. У Калиты было достаточно времени подумать над тем, что их всех ожидает, и тут в самом деле было от чего запаниковать. Ему уже давно было знакомо чувство страха перед боем, но он надеялся, что и в этот раз это чувство не помешает ему применить все свои боевые навыки, а уж в них-то он был уверен. Хотя одновременно он был готов и к худшему. Впрочем, такая готовность тоже нужна, когда знаешь, что если дело дойдет до сражения, практически нет шансов остаться в живых.

Его мысли прервал слабый звук шагов по камням. В тот же момент Вася, снайпер из «альфовцев», толкнул его под локоть.

— Это гребаные душманы! — прошептал он. — Давай уложим засранцев прямо сейчас!

Калита тщательно оглядел местность через свой прибор ночного видения, но не заметил ничего; прибор должен был улавливать любой самый малейший луч света, чтобы работать, но его не было. Ему удалось различить лишь какую-то смутную тень.

— Стреляй их! — торопил Вася. — Не дай им подойти ближе!

— Обожди, — прошептал ему в ответ Калита. — Я хочу быть уверен, чтобы наверняка достать его.

Едва различимая в свете прибора ночного видения тень постепенно приобретала все более ясные очертания. Было в ней что-то, не похожее на душмана. И тут Калита понял — на голове у этого человека каска!

— Это не душман, — сказал он Васе. Затем, уже более громким шепотом, обратился к пока еще скрытой в темноте фигуре:

— Кто идет?

— Не стреляйте! — ответил по-русски голос из темноты. Это был майор, заблудившийся в кромешной тьме. Он как раз возвращался с пункта связи. Наткнувшись на русло реки, он стал искать путь назад, думая только об одном: «Господи, лишь бы они не открыли огонь, лишь бы они не открыли огонь!».

Спустя еще некоторое время, двое десантников, окопавшихся вблизи песчаной дюны у излучины реки, заметили какую-то одинокую фигуру. Это оказался разведчик мятежников. Он осторожно двигался вдоль русла, иногда поднимаясь на дюну, чтобы подать сигнал фонариком тем, кто шел позади него. За ним двигалось еще несколько разведчиков, один следом за другим, а еще в полумиле за ними следовал вооруженный отряд. Если бы разведчики прошли незамеченными, за ними двинулись бы основные силы моджахедов.

Разведчик приблизился к песчаной дюне, где прятались десантники. Они даже могли слышать его дыхание. Замерев, солдаты тщетно пытались сдерживать свое собственное дыхание, что было довольно трудно при таком нервном напряжении. Пот заливал глаза. Разведчик остановился прямо вблизи их окопа, но все же не заметил их, хотя те уже чувствовали запах его немытого тела и при желании могли бы даже схватить его за ногу. Десантники думали, что им делать. Попытаться напасть сразу и перерезать ему горло или пропустить вперед? Они решились на второй вариант, так как другие разведчики, следовавшие за первым, все успели бы предупредить о случившемся основной отряд моджахедов.

Любой звук схватки стал бы для моджахедов сигналом и означал бы провал всей операции. Единственной надеждой десантников, хотя и очень рискованной, было атаковать основные силы, когда они окажутся прямо перед ними. Иначе же, моджахеды получат достаточно времени, чтобы собрать все свои силы и в ходе новой атаки уничтожить весь их небольшой отряд.

Минуты ожидания казались вечностью, но вот, наконец, первый разведчик двинулся вперед, не заметив их.

Вдруг непонятно откуда подул ветер, подняв пыль с характерным завыванием… В это время русло реки пересекли еще несколько разведчиков. За ними двигался авангард — человек пять, с более тяжелым вооружением. Когда один из них наткнулся на окоп, где сидели еще двое афганских солдат, десантники поняли, что пришло время действовать. Они открыли огонь, однако не успели остановить другого моджахеда, который выстрелил как раз в тот момент, когда один из людей «Альфы» заколол его ножом. Еще несколько солдат выскочили из своих окопов и убили троих других моджахедов, захватив еще двоих в плен. Пока оттаскивали пленных, связанных и с кляпами во рту, Калита услышал вдалеке приглушенный звук заводимого дизельного мотора. За изгибом реки сверкнули фары, на мгновение высветившие основную колонну противника, двигавшуюся в их сторону.

Насколько можно было видеть, свет фар приближался. Значит, группа разведчиков так и не успела предупредить основные силы моджахедов, что их уже ждут на другом берегу. Калита уже готов был устроить для них засаду, но тут фары погасли, даже не достигнув излучины реки. Очевидно, мятежники повернули в другом направлении, потеряв контакт по радиопередатчикам с передовой группой разведчиков. Впоследствии оказалось, что все именно так и было.

Небольшая советско-афганская группировка не стала преследовать моджахедов; в этом смысле операция провалилась. Ушла ли группировка Пахлавана в Пакистан, или нет, Калита так и не выяснил. Но зато он был жив благодаря порыву ветра, принесшему удачу ему и смерть разведчику моджахедов…

Офицерам 56-й бригады в Гардезе, в которую попал призывник Сергей Салабаев, пришлось много поработать с молодыми солдатами, находившимися под их командованием. В основном эта проблема была связана с нехваткой прапорщиков (советский эквивалент сержантов[86]). Когда лейтенант, непосредственный командир Салабаева, снисходил до разговора с ним, то часто это были «приказы» просто украсть со склада то или это. Солдаты прозвали таких офицеров «шакалами». Но Салабаев обычно игнорировал требования офицеров о «конфискации» продуктов и выпивки.

В то время как солдаты, рисковавшие жизнью, сражаясь против душманов, курили отвратительные сигареты «Памир», офицеры курили сигареты марки «Столичные» или «Ява», а некоторые и что-то получше. Солдаты-призывники размещались в палатках, офицеры же жили в отапливаемых деревянных бараках, где баловались такими деликатесами, как сыр, паштет, консервированные сардины и крабовое мясо. Зато отвратительное на вкус мороженное мясо, которым Салабаеву и его сослуживцам приходилось кормиться всю зиму, имело штамп «1942». За редким исключением, в большинстве советских частей (кроме Кабула и других транспортных центров), было трудно добыть приличный провиант. Военным доставалось только то, что оставляли официальные власти и то, что можно было украсть с центральных складов. Но постепенно положение стало улучшаться. По словам Салабаева, после первого года службы, когда он мечтал о молоке, овощах и свежем мясе, на второй год он действительно смог насладиться бараниной, говядиной и маслом. В промежутках между завтраком, обедом и ужином голод утоляли соленым свиным салом с маслом, если оно было.

В питьевую воду обычно добавлялся хлор, чтобы убить бактерии, но она все равно оставалась такой же мутной. Когда запас хлорки заканчивался, «очистка» воды производилась с помощью старых тряпок или просто через пищеварительную систему. Болезни по-прежнему опустошали их ряды. Лишь нескольким из сослуживцев Салабаева удалось избежать гепатита, который он сам перенес, и к которому потом добавилась малярия, из-за чего он целый месяц пролежал в госпитале. Многие из его знакомых также страдали от дизентерии и тифа. А с учетом того, что моджахеды не давали им покоя, особенно трудно больным приходилось в дни и недели операций, когда солдаты находились далеко от своих баз. После особо сильных приступов поноса им приходилось сжигать свою одежду и самим обливаться бензином. Хотя это и помогало, стойкий запах сохранялся еще несколько дней.