Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

Бармен растерялся:

— Ты погоди, не торопись, Эл. Я слышал, что ты любишь поговорить. Но этак ты сразу все выложишь.

— Что мне, слов жалко?

Джек довольно хохотнул. По его виду я понял, что веду себя правильно. Но излишне рисковать он не хотел:

— Идем за столик, Эл. А ты, Нестор, смешай нам что‑нибудь. И подай жратвы. Мы еще ничего не ели.

За столиком я сделал первый глоток. Зелье Нестора отдавало жутью.

— Наверное, эта штука очищает получше клизмы, да, Джек?

— Это точно.

— А осквернители могил, о которых говорит Нестор, они что, впрямь сумасшедшие? Почему они не взяли золотую печатку, но отхватили ухо? Они совсем не боятся этой болезни?

Ответить Джек не успел.

Дверь широко распахнулась, и китайцы дружно закивали вошедшему.

— Эй, Джек! Я заглянул к тебе, а там санитары.

Джек ухмыльнулся, а одинокого человечка в голубой рубашке почему‑то передернуло.

— Я испугался, что ты умер. Не поверишь, Джек, я мать так не жалел, как тебя.

Надув щеки, Кирк Отис, криптозоолог, тяжело опустился на стул рядом с Джеком.

Никем другим этот человек не мог быть. Только человеком из морга. Рыхлый, тяжелый. Круглая, коротко постриженная голова. Ростом он уступал даже китайцам, но наглости и самоуверенности в нем было побольше, чем у всех нас, включая Нестора. Плохо выбритые щеки, мутные глаза. Эти вот мутные наглые глаза мне не понравились больше всего. Похоже, он никого тут и в грош не ставил.

— Слышал прогноз, Джек?

Джек кивнул и сделал знак Нестору. Тот мигом, хотя и без всякой охоты, полез под стойку — наполнить стакан для Отиса. А Отис выпятил фиолетовые губы и с подозрением уставился на меня:

— Вечно с тобой, Эл, что‑то неладно. То нос вытянется, то глаза ввалятся.

— Пить надо меньше, — строго заметил Джек.

— Точно, — подтвердил я. — Ты скоро сам себя перестанешь узнавать. На тебя, Кирк, правда нападал птеродактиль?

Кажется, я попал в точку. Даже Нестор ухмыльнулся, а человечек в голубой рубашке оторвался от газеты.

— Ты чего, Эл? У тебя дерьмовое настроение? — Первый же глоток опьянил Отиса, он, наверное, был пропитан спиртом. Тем не менее сунул мне под нос кривые искалеченные пальцы. — Вот. Я же показывал тебе руку.

— Подумаешь…

Зелье Нестора и на меня подействовало.

Мне самому стало интересно, что я еще выкину, руководствуясь проснувшейся интуицией.

— Факты важны, Кирк. Поверю чему угодно, если это будет подтверждено фактами. Понимаешь? Я знал женщину, Кирк, родившую за два года троих детей, одного за другим. Этому трудно поверить, но я видел ее, и детей, и акушеров. Это был факт, Кирк! Понимаешь?

Отис оторопело уставился на меня:

— А где они все сейчас?

Я моргнул умиротворенно:

— Какая разница? У меня был приятель, он всегда ходил с палкой. Он хромал на левую ногу, а на правой у него не было полступни. Но он никогда, Кирк, не утверждал, что ее отъел птеродактиль.

Отис побагровел.

— Что у тебя с голосом?

— А что у меня с голосом? — удивился я.

— У тебя голос сильно изменился, Эл.

— Пьете много, — зло вмешался Джек.

Духота…

Осквернители могил…

Бармен с голой головой, похожей на гигантский грецкий орех…

Нелепый человечек в расстегнутой голубой рубашке… Лопочущие китайцы… Отис, подтверждающий полную чепуху искалеченными пальцами… Черт побери! Черное зловещее жирное солнце глоубстера слишком широко распростерло над островом извилистые тонкие щупальца…..

— Вот что, Кирк, — пьяно сказал я. — Факты это факты. Со мной не спорь. — Я запутался в несложной фразе, но даже китайцы и человечек в голубой рубашке смотрели издали на меня, и я выпутался: — Могу дать совет. По–моему, Кирк, ты нуждаешься в добром совете.

Меня понесло.

Фирменный напиток Нестора и наглые мутные глаза криптозоолога вдохновили меня. Заниматься тварями, которых нельзя посадить в клетку, это все равно что поденке изучать вечность, заявил я побагровевшему Отису. Не трогай вечности, Кирк, заявил я. Особенно в пьяном виде. Мы все поденки. А твой глоубстер — дерьмо. Просто большая куча дерьма, ничего больше. И вообще, Кирк, несерьезное это занятие — совать пальцы в пасть птеродактилю. Совсем плохое занятие. И этот остров — куча дерьма. А вот моя пневмония, скажем, она от Бога. Я ее схлопотал, чтобы не болтаться среди дураков. Понял? И вообще, пьяно прищурился я, завтра нос у меня будет совсем другой. И волосы начнут виться. Видишь, Кирк, у меня прямые волосы, а завтра они начнут виться. И это будет настоящий факт, Кирк, не то что падаль, выброшенная океаном. Дохлая медуза, видал я таких. Если медуза тянет сразу на пару тонн, все равно она — медуза. Ни костей у нее, ничего другого. Зачем заразе кости? Бывают волосатые медузы, Кирк?

— Только в бреду, — огрызнулся Отис.

— Человечек в голубой рубашке внимательно прислушивался к нам. Прислушивались к нам и китайцы, и Нестор. Я чувствовал себя, как в аквариуме. Они все смотрели на нас сквозь сумеречный прохладный воздух, как сквозь толстое стекло.

— Что бы ты там ни сочинял в своих “Памятках”, Кирк, даже волосатая медуза все равно — медуза. — Я взглянул прямо в выпученные от бешенства глаза Отиса. — Может, это даже не медуза, а скажем… Ну да… Может, это гигантская амеба?

— У тебя воображение, как у амебы, — взорвался наконец Отис. Кажется, он начал узнавать меня. — Джек, зачем ты его притащил? Пусть бы лежал в постели. За два месяца он отлежал остатки ума. Внешне он выглядит умнее Нестора, а несет полную чепуху. Амеба… — повторил он с отвращением. Нелепость моего предположения была для него столь явной, что он даже успокоился малость. — О глоубстере, Эл, я знаю больше, чем кто бы то…

— Это ты так думаешь!

Но Отис перебил меня. Он теперь обращался к Джеку:

— До Сократа, Джек, люди были чем‑то вроде полукозлов, но Сократ их раскрепостил, они стали полными козлами. Но ты взгляни на этого парня. Кто там говорил, что процесс эволюции прогрессивен?

Редкостное развлечение. Все ждали, что я отвечу.

Я вытянул из кармана помятую бумажку, прихваченную в Бастли.

— “Памятка”, — пробормотал я вполголоса, но так, чтобы меня слышали даже китайцы. — Ты только послушай, Джек. У меня было время подумать над текстом. “Выступающая из песка часть выброшенного штормом тела…” Какого именно тела? Почему не тела амебы, Кирк? — Я боялся, что он ударит меня бутылкой. — “Выступающая из песка часть выброшенного штормом тела имела в длину более трех метров и два в ширину, а над песком возвышалась на тридцать пять сантиметров…” Какой стиль, Кирк! Прост, как дерьмо! “Возвышалась на тридцать пять сантиметров…” Я могу нагрести кучу побольше! “По периметру, на расстоянии семи сантиметров от выброшенного штормом тела, в песке были проделаны тестовые отверстия. Твердых органических частиц в песке не было обнаружено. Под само тело сделан был подкоп, снизу пропущены веревки, таким образом его извлекли из песка…”