Морана (СИ) - Кулаков Алексей Иванович

Поймав себя на том, что уже второй раз подряд проходит мимо нужного крыльца, мужчина остановился, тряхнул головой и присмотрелся. Двор был точно тот самый: перекосившиеся от времени щелястые дровяные сарайчики, недавно отремонтированный парой свежих досок нужник, вдали из кирпичного «сруба» торчала водозаборная колонка… Тот двор, знакомый как свои пять пальцев! Однако же, вход в его мастерскую отсутствовал. Негромко выматерившись, он шумно выдохнул, отгоняя настырно лезущие прямо в глаза снежные перья: собрался и медленно повел головой, внезапно зацепившись взором за угольно-черного ворона, сидящего на верхушке столба, с которого к дому тянулся электрический кабель.

— Кра-а!

Моргнув, Ефим Акимович потряс головой, словно норовистый жеребец, и внезапно осознал, что зрение его резко поправилось, и теперь он все прекрасно различает.

— Ну Александра! Наверняка ведь ее штучки!..

— Кр-рар!!!

Дернувшись от пролетевшей прямо над его головой птицы, мужчина сдавленно чертыхнулся и все же добрался до входной двери в свою мастерскую. Позвенел ключами, открывая замки в правильном, и известном только ему и ученице порядке (а иначе внутренний засов так и останется на своем месте), зашел и с облегченным вздохом расстался с поднадоевшим неприятно-габаритным чемоданом. Скинул верхнюю одежду, тут же с наслаждением запустив пятерню под душегрейку: уезжал по холоду, ну и оделся соответственно, а вот когда вернулся, пришлось всю дорогу от вокзала до дома терпеть и потеть.

— Так!..

С удовольствием констатировав, что в его биндежке довольно тепло, мужчина прошел вглубь и приложил ладонь к округлому боку печки. Заглянул в топку, полюбовавшись на едва слышно потрескивающие-рдеющие угольки, подбросил на них пару сучковатых полешков и вновь распрямился.

— Э-эх, в гостях хорошо, а у себя все одно лучше…

Не договорив, мастер по обуви и замкам уперся взглядом в непонятные прямоугольные коробочки, которые волховка (больше ведь некому) зачем-то разложила сушиться поверх газетной «скатерти» прямо на его обеденном столе. Взяв одну такую и скребнув ногтем, мужчина обнаружил, что эта непонятная плоская тара сделана из обрезиненной дюральки — более того, к ней и крышечки имеются, с пружинными защелками. А еще, Александра для какой-то своей надобности промывала их спиртом-ректификатом — уж такие-то вещи Ефим определял влет! Осуждающе цокнув, хозяин помещения вернул коробочку на стол и обратил внимание на верстак, где аккуратно были разложены разные…

— Хм?

С некоторым удивлением рассмотрев довольно красивый нож-складешок с изогнутым широким лезвием, он перенес внимание на зажатую в тисочках заготовку, чей довольно длинный клинок был плотно умотан в черную тряпичную изоленту. А вот хвостовик зачем-то расковали-изогнули наподобие половинки полой трубки, и залили в нее что-то темное с багровым отблеском. Надо сказать, очень характерным для тех, кто разбирался в драгоценных камнях: заинтересовавшись, Ефим Акимович не поленился дотянуться до малого шильца и ткнуть им в этот странный наполнитель — обнаружив, что тот подозрительно напоминает…

— Да ладно?

Собравшись поскрести материал поосновательней, он вовремя заметил лежащие неподалеку от тисочков части будущей рукояти, среди которых как раз валялась парочка толстеньких пластинок из такого же «наполнителя», до жути напоминавшего самый настоящий рубин. Кусок черного нефрита мужчина опознал гораздо уверенней, еще одна пластина своим блеском поначалу склонила его к серебру, но все же он определил в ней платину.

— Н-да…

Равнодушно оглядев валяющийся на грязноватой тряпке пучок бронзовой проволоки и каких-то мелких пластин (или пластинчатых пружин?), Ефим удивленно шевельнул бровями при виде странного куска балтийского янтаря. Вернее тонкого штырька из окаменевшей миллионы лет назад древесной смолы, выглядевшего как огрызок использованного карандаша — который перед этим непонятно как сплавили в ровный стержень.

— Писала она им, что ли?

При виде красивого тиснения на почти готовой обложке записной книжки (хотя, по размерам она скорее тянула на средних размеров блокнот), он наконец-то улыбнулся. И тут же озадачено хмыкнул, опознав в фигурно раскроенных кусках кожи, лежащих по-соседству с обложкой, явные заготовки будущей кобуры для пистолета. Мало того, на соседней полочке верстака, возле стопочек аккуратно нарезанной кожи блекло-зеленого цвета, скромно лежали два оружейных магазина: покрытый чем-то темно-серым ребристый винтовочный, и вороненый-дырчатый пистолетный. Слава богу, пустые! Повертев перед глазами металлический прямоугольник, «медвежатник» вернул его на место и вновь поскреб пальцами под душегреей. Задумчиво освидетельствовал характерную грязь под ногтями, и принял соломоново решение:

— Пора в баню!

Расхаживая по биндежке и собирая в сумку мыльно-рыльные принадлежности и свежее исподнее, он невольно пнул брошенную возле печки-булерьянски стопку каких-то книг. Ругнувшись и одновременно заинтересовавшись ярко-алой обложкой, мужчина не поленился нагнуться и полюбопытствовать.

— «Временный полевой Устав РККА 1940 года»?..

Небрежно полистав «ПУ-40», мирный сапожник присел на корты и начал тешить разыгравшийся интерес:

— «Тактика высших соединений»… Ишь ты?!? «Военная фортификация и инженерные заграждения»… «Применение подразделений войсковой разведки»… «Тыловое обеспечение»? «Военная история»… «Военная топография».

У следующего учебника обложки не было, зато уцелела титульная страница с названием, позволив узнать, что это «Применение стрелковых подразделений». Самой последней в стопке, приговоренной к огню, и уже основательно потрепанной «Военной администрации» повезло меньше — от нее, по сути, только обложка и осталась. Зато на ней прекрасно читался штамп библиотеки Академии Генерального штаба РККА имени Фрунзе, присутствовавший так же и на остальных книгах.

— Так, ну его нахер!

Сложив будущую растопку обратно, Ефим подхватил сумку и решительно выступил в поход за чистотой и хорошим настроением. Как планировал, так и вышло: сначала заглянул в парикмахерскую, затем измочалил об себя два березовых веника — и едва не содрал липовым мочалом верхний слой кожи. Поскоблил рожу лица новенькой бритвой советского производства, не побрезговал освежиться пахучим одеколоном, подровнял ногти и срезал на пятке небольшую мозоль: в общем, всего через два часа из бани под метель из влажного снега вышел мужчина хоть куда! И хоть кого, ага. Все же, как хорошо быть здоровым и полным сил!!! После Воркутлага с постельными подвигами стало откровенно сложно: куда уж тут задирать молодкам юбки, если то спину перехватит в самый «горячий» момент, то колени возьмутся щелкать и скрипеть? Теперь же вместе с хорошим самочувствием к Ефиму Акимовичу вернулись и все накопленные за года телесной немощи желания: словно чувствуя их, иные женщины на улицах и в других общественных местах начали одарять его особенными взглядами, молчаливо приглашая к ухаживаниям и приятным знакомствам «с продолжением». Правда, потенциальный кавалер еще с бурной молодости был человеком переборчивым, и абы с кем шуры-муры не крутил — да и вроде как собрался уезжать из Минска… Но увидев в продмаге, куда он зашел закупиться перед возвращением домой, смутно знакомую прилично одетую женщину, с которой регулярно виделся в этом самом магазине — не удержался и улыбнулся ей так, словно увидел одну из своих подруг из бурной молодости. Удивленно вскинув тщательно выщипаные брови, вроде бы замужняя дама окинула его заинтересованный взглядом и благосклонно улыбнулась в ответ: вот вроде бы и не сказали ничего друг другу, но сразу и настроение скакнуло вверх, и в головах образовалась приятная легкость мыслей… В мастерскую он ввалился с улыбкой мартовского кота, и сбивая об угол дверного проема налипший на сапоги снег, громогласно поприветствовал сидевшую у раскрытой печной топки благодетельницу:

— Физкульт-привет, Александра!

Повернув в его сторону голову, красивая блондиночка кивнула: