Пария - Грэхэм Мастертон

- Каждая мать такова, - ответил Эдвард, и я с жалостью и сочувствием подумал о Констанс Бедфорд. Уолтер позвонил мне утром и сказал, что Констанс все еще находится в отделении интенсивной терапии и что врачи из Грейнитхед очень сдержанно оценивают ее шансы выжить. "Серьезные физические повреждения и психический шок", так звучал диагноз.

Пока я еще не рассказал Эдварду и Форресту об ужасных событиях прошедшей ночи. Я хотел сначала сам их обдумать, а уж потом начинать о них дискутировать, особенно с кем-то, кто настроен так скептически, как Эдвард. Я собирался рассказать им все, рано или поздно, но сейчас я просто не мог сосредоточиться. Своим внутренним взором я видел напирающих призраков, открытые гробы и потрескавшиеся глазные яблоки. Я ничего из всего этого не понимал и не хотел в этом пытаться разобраться, чтобы не создать еще больших проблем для своих мозгов. Это было нечто значительно большее, чем "постпогребальная депрессия" доктора Розена. Это был иной мир, иной способ существования, слишком могущественный и таинственный для способностей и возможностей врачей и психиатров. Если я хотел как-то помочь Джейн, Нийлу Манци или тем ищущим искупления душам, которые преследовали меня минувшей ночью, я должен был подробно познакомиться с этим иным миром, откинув всякие предубеждения и готовые выводы.

В Страну Мертвых ты можешь войти только как наследник... Так она сказала, будто цитировала из книги... по вызову того из родных, который умер перед тобой...

Эти слова утвердили меня в моей первоначальной версии: смертельные случаи в Грейнитхед носили сверхъестественный характер, умершие вызывали к себе живых - это был какой-то спиритический сеанс наоборот, с трагическими, нередко ужасными последствиями.

По крайней мере теперь я знал только одно: что сам я неприкосновенен, нахожусь под защитой моего неродившегося сына. Может, не от всей мощи того, что лежало на дне в трюме "Дэвида Дарка", но наверняка от Джейн.

Сидя за рулем, я чувствовал нарастающую горечь; горечь и усталость. Охваченный ужасающей депрессией, я повторял себе, что я совершенно бессилен, что я не могу сделать ничего, чтобы обеспечить покой душе Джейн. Хотя после ее смерти я погрузился в пучину отчаяния, намного хуже было сознание, что ее душа все еще томится в этой ужасной бездне среди призраков, скелетов и гниющих трупов. Боль стала более мучительной, а беспомощность и отчаяние усилили старое чувство потери.

Я слушал Брамса по автомобильному магнитофону, чтобы успокоиться, и болтал с Эдвардом и Форрестом о Джилли Маккормик, о музыке, о "Дэвиде Дарке"... и снова о Джилли Маккормик.

- Она к тебе неравнодушна? - спросил Эдвард, когда мы въезжали в пригород Берлингтона.

- Кто, Джилли?

- А кто же еще?

- Не знаю, - ответил я. - Мне кажется, между нами есть какая-то симпатия.

- Ты слышал, - завопил Форрест. - Между нами есть какая-то симпатия. Так говорит образованный тип вместо: "Мы только друзья".

Эдвард снял очки и протер их мятым платком.

- Восхищаюсь твоим темпом, Джон. Ты действительно прешь к цели, как "Шерман", когда чего-то хочешь.

- Она очень привлекательная девушка, - ответил я.

- Это точно, - согласился Эдвард. Казалось, я почувствовал в его голосе нотку ревности.

Форрест склонился с заднего сиденья вперед и слегка похлопал Эдварда по плечу.

- Не переживай, - обратился он ко мне. - Эдвард влюбился в Джилли с первого же взгляда.

В Берлингтоне мы свернули с шоссе номер 95 вправо и поехали на северо-восток по шоссе номер 93. Автомобиль пересекал лужи, разбрызгивая их. "Дворники" выражали свое возмущение неустанным писком резины, скользящей по стеклу, а на боковых окнах дрожали капли дождя, как будто упорные, не дающие себя прогнать воспоминания.

- Знаете, - провозгласил Эдвард, - Брамс играл на фортепиано в танцклассах и в портовых забегаловках.

- Это еще ничего, - ответил Форрест. - Прокофьев ведь даже готовил сукиаки.

- А какую это связь имеет с Брамсом, ко всем чертям? - закипятился Эдвард.

- Ради Бога, заткнитесь оба, - заревел я. - Я сегодня не в настроении для академических споров.

Оба послушно заткнулись, и с минуту мы молча ехали под дождем в сторону округа Дракут. Потом Эдвард заявил:

- Так это правда? С этим сукиаки?

- Конечно, - подтвердил Форрест. - Он научился этому в Японии. Но в то же время он так никогда и не полюбил суси. Заявлял, что после суси его постоянно тянет сочинять не в такт.

Мы добрались до Тьюсбери в самом начале первого. Эдвард уверил нас, что он великолепно помнит дорогу к дому Эвелита. Но тем не менее следующие десять минут мы ездили кругами вокруг лужайки, разыскивая главные ворота. У ограды стоял пожилой мужчина в длинном, до пят, непромокаемом плаще с капюшоном и хмуро приглядывался к нам, когда мы проезжали мимо него в третий раз.

Я съехал на край дороги и остановил машину.

- Прошу прощения, не подскажете, как нам доехать до дома под названием Биллингтон?

Мужчина подошел к нам ближе и вперил в нас строгий взгляд, как деревенский коп, пытающийся определить, не хиппи ли мы и не страховые ли мы агенты из большого города.

- До дома Эвелитов? Вы его ищете?

- Да, извините. Мы договорились с мистером Дугласом Эвелитом на двенадцать часов.

Мужчина сунул руку под плащ, вытащил "луковицу" наверно в стоун весом, открыл крышку и посмотрел на циферблат через нижние части бифокальных очков.

- В таком случае, вы опоздали. Уже 12:13.

- Только покажите нам дорогу, хорошо? - вмешался Эдвард.

- Да, доедете легко, - ответил тот. - Нужно проехать ограду и с другой стороны свернуть влево рядом с вон тем кленом.

- Большое спасибо.

- Не благодарите, - буркнул мужчина. - Я не пошел бы туда ни за какие сокровища.

- В дом Эвелита? Почему же?

- Этот дом проклят, вот почему. Проклят и одержим. Если бы это от меня зависело, то я сжег бы его до самого фундамента.

- Ох, успокойтесь, - бросил Эдвард. Очевидно, он науськивал старика, чтобы вытянуть у него побольше информации. - Мистер Эвелит просто отшельник, вот и все. Но ведь это еще не значит, что в его доме страшно.

- Страшно, говорите? Ну так вот что я тебе скажу, сынок: если хотите увидеть дом, где страшно, то поезжайте мимо дома Эвелита в летнюю ночь, вот что. Услышите самые безумные звуки на этом свете, вопли, стоны и тому подобное. Увидите удивительные отблески, танцующие на крыше, и если я не ошибаюсь, можете заглянуть на обратной дороге ко мне. Поставлю вам обед и дам деньги на билет назад, откуда вы приехали.

- Из Салема, - ответил Форрест.

- Из Салема, да? - переспросил мужчина. - Ну, если живете в Салеме, то знаете, о чем я говорю.

- Вопли и стоны? - уточнил Эдвард.