Русская фантастика 2015 - Андрей Бочаров

(Свои)

Никто Кэла не встретил, и первые два часа на «Сограде» он провел в полном одиночестве – на нижней кормовой палубе, на так называемом берегу Маклая. Длинная, округленная палуба упиралась в керамитовую стену – опаленную, местами оплавленную, видимо, на нее пришелся главный термический удар, заодно выбросивший десантный модуль в пространство. Лифты, ведущие на верхние палубы, не действовали. Необязательно потому, что были выведены из строя. У одного валялась на полу потрепанная черная сумка.

В оплывшей стене, как в зеркале, Кэл увидел свое отражение.

Громоздкий, сбросивший скафандр человек. Конечно, человек, но стоял он чуть наклонно, это бросалось в глаза; лицо казалось широким и рыхлым. Впрочем, таким оно и было. И «Сограда фамила» за семнадцать месяцев, проведенных Кэлом на лунных базах и на Земле, изменилась. Когда-то эти стены из-за множества тесных тренировочных лазов сравнивали со швейцарским сыром, теперь все лазы были закупорены.

Кэл толкнул дверь ближайшего кубрика.

Когда-то этот кубрик занимал десантник Рот.

Всего десантников на крейсере было семеро. Бригадир Маклай. Рядовые – Рот, Кокс, Фест, Скриб, Торстен, Кэл. Десантникам не нужны длинные имена. Им вообще не нужны имена, надежнее короткий оклик. Правда, Скрибу это не помогло. В аварийном модуле он ослабел первый. Царапая нёбо обезвоженным языком, Скриб с трудом выдавливал какие-то нелепые обрывочные слова… «Бабушка…» Даже это давалось ему нелегко. «Кабанчик…» Нелепые слова всплывали из глубин его подсознания. Скриб вспоминал то, чего сам никогда не видел. Ну да, бабушка… кабанчик… У кабанчика были такие красивые глазки… Зарезать кабанчика?.. Кажется, Скриб просил бабушку отдать ему глазки кабанчика… Прошлое неумолимо убивало десантника… К счастью, в раскаленном пространстве модуля появились обрывки филзы…

В своем бывшем кубрике Кэл задержался.

Прошло не три дня, прошло семнадцать месяцев.

Вода в стакане давно должна была испариться, но она все еще на треть заполняла стакан. И заклепки, приготовленные для ремонта силового пояса, валялись там, где он их бросил, одна только скатилась на пол. Портрет Хлои висел на месте. Силовой пояс, кстати, принадлежал Маклаю. Бригадира Кэл недолюбливал, но приказы, тем более просьбы бригадира выполнял незамедлительно. На берегу Маклая бригадир доводил десантников до полного изнеможения. А вот в модуле быстро погас, и тоже, как Скриб, бормотал что-то… Белая юбка выше колен… Ну да, у каждого было что вспомнить… Топ-корсет в стиле пин-ап… черный-черный, в белый горох… И заткнулся бригадир только после того, как филза начала действовать…

Почти три месяца в раскаленном модуле.

«Человек может вынести всё, если его не остановить».

Бригадиру верили. Только Фест не удержался: «Вынести – что? Трудности? Вещи?»

Впрочем, Фест и раньше недомогал умом. Зато десантник Торстен и в раскаленном модуле остался лучшим. Он всех землян считал своими, потому что чужих среди них быть не может. Все крепкие. Как яблоки налитые. Ни одного червивого! Старина Дарвин, конечно, прокололся: не все люди произошли от обезьян. Правда, и церковники облажались: не всех людей создал Бог…

В кубрике Кокса валялась грязная рубашка.

Наверное, Кокс собирался пустить ее в утилизатор, но не успел.

Но вообще-то Кокс все успевал. В раскаленном модуле он первым распробовал филзу. Даже в судовой роли «Сограды» числился первым, хотя десантников обычно держат в тени, они, как правило, идут отдельным списком. Кокс, кстати, и с доктором У Пу подружился первый. Ученый китаец отличался нестандартными взглядами на жизнь во Вселенной. Это не все терпели. В отличие от общительного Кокса Кэл, например, разговоров с китайцем избегал. Даже голос доктора – монотонный, уверенный – Кэла раздражал. О чем можно судить, собственно, на чем можно строить выводы, если единственный разумный вид (спейсвурмы), обнаруженный землянами в космосе, до сих пор остается неуловимым?

«Что вы думаете об этом, Кэл?»

«Спейсвурмы везде, но никто их не видел».

Китаец улыбался: «А что вы думаете о наших возможностях?»

«Думаю, что они не безграничны».

«А возможности Чужих?»

Кэл повторил: «Спейсвурмов никто не видел».

«Так уж и никто? Совершенно никто? А экипаж «Плутона»?»

Кэл промолчал. Тогда китаец загадочно добавил: «Я не исключаю».

Он имел право так говорить. Он имел доступ к закрытым отчетам. Он не исключает. Мнение десантников было ему особенно интересно. Кто знает, может, именно им удастся увидеть спейсвурмов первыми. Доктор У Пу восхищался смесью невежества и напора десантников. Оно и понятно: чем меньше десантник знает, тем легче ему принять неизвестное. Кстати, экипаж «Плутона» никогда не утверждал ничего определенного. Ну да, видели… Вереницу неясных теней… На фоне мощного квазара… Легких, просвечивающих теней… Звезды за ними начинали мерцать…

Кэл чувствовал, чувствовал, что за ним наблюдают.

Он ступал по оплывшей легкими волнами шершавой броне и всей спиной чувствовал тревогу – неопределенную, но явственную. Ржавые пятна на стене… Оплывший, как зеркало, металл… Термический удар покоробил керамитовую броню, а вот вода в стакане не испарилась… Правда, клепка для пояса упала на пол, и портрет Хлои чуть-чуть перекосился… Но это ничего, подумал Кэл, офицер Сол позаботится о моей вдове…

У лифта Кэл снова увидел сумку.

Кто ее оставил? Пространственные черви?

Или техник, по делам спускавшийся на берег Маклая?

Фест в таких обстоятельствах сориентировался бы сразу. Оружие вспарывающее, режущее, прожигающее, вся динамика нападения в развернутом спектре – в этом Фесту не было равных. И в анализе тоже. Настоящая счетная машина – с лошадиными зубами. На Земле Фест жил при большом конезаводе, и все десантники знали его любимого жеребца, весело, как его хозяин, скалившегося с объемных изображений, украшающих кубрик Феста. Десантник Фест чаще всех мечтал об отставке. Хотел осесть на Земле – на Алтае, в степях, завести лошадей, разбить сад, найти садовницу. Фест умер на базе. Ему перестали давать филзу. Считалось, что организм быстро перестроится, но Фест умер.

Кэл оглянулся. У лифта приподнял черную сумку, не открывая ее.

Килограммов семь. Открывать не стоит. Начну, наверное, с бара. Там в любое время можно встретить интересных людей. Скажем, доктора У Пу. За семнадцать месяцев многое могло произойти на корабле, но если китаец жив, он непременно сидит в баре, как и следует поступать правильному китайцу.

Раньше правила для завсегдатаев бара были просты:

а) не играй с доктором У Пу в джанго,

б) не занимай у доктора У Пу ни одной фаги,

в) не верь никаким самым клятвенным обещаниям доктора У Пу.

С секретными службами всегда выгодно дружить, но верить секретным службам необязательно. У каждого человека свои интересы. Как правило, ученые на военных кораблях автоматически входят в состав секретных подразделений, и доктор У Пу не был исключением.

Думая так, Кэл рассматривал девушку, явившуюся из его снов.

Неброский маникюр и серебряное церковное колечко. Он пропустил девушку, сам вошел в лифт. И впитывал, впитывал, впитывал каждый жест, каждую (известную из собственных снов) деталь.

Все сходилось. Все было так, как виделось в его долгих снах.

Брюнетка. Бледные натуральные губы. Подкрученные реснички.

Он сказал: «Вы хорошо выглядите».

Она кивнула согласно. Пока тело слушается, пока руки не дрожат, а ноги держат уверенно – считай, ты выглядишь хорошо. Наверное, она и о Кэле так подумала. Ну да, наклонный здоровяк с рыхлым лицом, с неопределенным и неприятным взглядом, но крепкий, крепкий, с этой точки зрения он тоже выглядел хорошо. В глубине опаленной, хорошо прожаренной памяти Кэла звездочкой вспыхивало ускользающее имя. Аша. Оно пока ничего ему не говорило.

«Вы с бака?»

Ну да, он, конечно, с бака.

Откуда еще мог явиться такой верзила?

Узнать Кэла Аша никак не могла, уж слишком он изменился. А бак – носовая часть крейсера – всегда походил на муравейник. Невозможно запомнить всех баковых, даже с такой рыхлой мордой, как у Кэла. Доктор У Пу, ученый консультант десантников, любил повторять: «Если во дворе сушатся штаны, не проходи под ними». Но баковым на все было наплевать. Они бегали по кораблю, как муравьи. Нет, как яблоки. Ни одного червивого. Казалось, память Кэла вскипает. В ней образовывались черные воронки. С Ашей когда-то дружил Кокс, вспомнил он. В стальных руках черного десантника она, наверное, плакала и стонала. Не от боли, конечно. И теперь тоже улыбалась, разглядывая Кэла. Не догадывалась, кто он. И не догадывалась, какие странные мысли в нем так странно вскипают.

Семнадцать месяцев – срок не малый.