Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер

датское общество об острове и его обитателях. Наварана выбрала потрясающее розовое платье, которое напомнило ей костюмы балерин. Ещё она купила пару лёгких туфелек, которые стёрли ей ноги после целой ночи танцев. Домой она шла прихрамывая.

Вернувшись в номер, Наварана пожаловалась, что её ноги раздулись «до размера моржовых ластов». Она устроила такой переполох, что Петер не мог заснуть. Он предложил ей окунуть ноги в прохладную воду и уже начал снова засыпать, как вдруг его покой нарушил острый запах парфюма. Обернувшись, Фройхен увидел, что Наварана вылила весь флакон в тазик и радостно шевелит в нём пальцами. «Ангел она или не ангел, – сказала Наварана о Йорген-Йенсен, – большое спасибо ей за подарок. Запах прескверный, зато отлично помогает от мозолей!»

23. «Надоело быть диковинкой»

В январе 1919 года Фройхен шёл по Копенгагену, подняв воротник от холодного ветра, как вдруг у него закружилась голова. Последние несколько дней его одолевали головные боли, но теперь его совсем подкосило. Фройхен упал на холодную мостовую и едва смог подняться. Попросив о помощи ближайшего полицейского, он лишился чувств. Пришёл в себя он в Биспебьергской больнице.

Фройхен стал жертвой пандемии гриппа, известного как «испанка». Пандемия эта была одной из самых смертоносных в истории человечества, «испанкой» заразились более 500 миллионов человек – около трети населения Земли. Точное число жертв неизвестно, но его оценивают от 21 до 50 миллионов человек, а некоторые даже приводят цифру в 100 миллионов. Болезнь распространилась по всей планете, и в больницы попадала масса пациентов, подобных Фройхену. Четыре месяца он провёл на больничной койке, обливаясь потом, то теряя сознание, то приходя в себя, будто мигающая лампочка. Каждый день он чувствовал себя так, словно заплыл далеко в море и понимает теперь, что у него не хватит сил вернуться на берег. Много раз за свою жизнь он избегал смерти, но в этот раз она подошла совсем близко. Врачи уже отчаялись и перевели его в закрытую палату, отведённую для умирающих. Вместе с ним туда поместили десятерых пациентов, но в палате было только шесть коек, так что пятерых положили на пол. Фройхен очнулся следующим утром и узнал, что девятеро соседей по палате умерли ночью. Остался только один пациент – профессиональный борец, которого врачи едва удерживали, пока он метался в бреду.

Со своей койки в палате для умирающих Фройхен часто слышал, как далеко в коридоре звонит телефон. Каждый день звонил по меньшей мере один его бывший коллега из Politiken: там для него уже приготовили некролог и справлялись у медсестры, не пора ли его печатать. Каждый отрицательный ответ становился маленькой победой.

К концу апреля Фройхен почти совсем облысел, страдал от ишиаса и исхудал как тростинка. Однако ему обещали, что он поправится и в мае выйдет из больницы. Пока Фройхен поправлялся, Наварана навещала его почти каждый день. Ей больше нравилось ходить в больницу пешком, чем ездить на трамвае, потому что так она могла заглянуть в магазины и поесть в новом ресторане. С официантами она общалась, тыкая в названия блюд в меню: она всегда выбирала случайные. Когда наступало время платить по счёту, она протягивала официанту кошелёк, надеясь, что тот возьмёт оттуда верную сумму. Фройхен после свёл для неё бюджет и с удивлением обнаружил, что никто ни разу не обсчитал её.

Выздоровление Фройхена длилось долго, и Наварана много времени проводила с его родителями в Нюкёбинге. Лоренц и Фредерикке принимали её тепло и осыпали ласками внуков. (Лоренц в своём дневнике написал о Наваране, что она «невысока ростом, обходительна и скромна».) Фройхен наверняка был счастлив, что родители безоговорочно приняли его необычную семью – так же безоговорочно, как позволили ему искать необычной судьбы. Также Наварана часто ездила в Хуннестед к Расмуссену, с которым можно было вволю наговориться на инуктун: немногие бегло владели им в Дании, кроме Кнуда и её мужа.

Кнуд Расмуссен сам часто навещал Фройхена и пользовался этими визитами, чтобы рассказывать ему о своей новой рукописи «Мифы и легенды Гренландии». Говорил он и о своих планах на пятую Тулевскую экспедицию, которая обещала стать самой амбициозной в своём роде[12]. Большинство арктических экспедиций преследуют материальные цели: достичь полюса, пересечь неисследованное пространство, взобраться на вершину горы и так далее. Расмуссен же хотел задокументировать как можно больше традиционной инуитской культуры, пока глобализация не изменила её до неузнаваемости. На это он планировал потратить несколько лет и, проведя исследования в Гренландии, отправиться в Канаду, США и Россию. Члены экспедиции (признанные антропологи, археологи, этнографы и другие учёные) будут жить в разных племенах в разных регионах, некоторые из которых до сих пор отрезаны от внешнего мира, и вести себя согласно местным традициям. Чтобы завоевать доверие местных, Расмуссен собирался обязательно собрать команду наполовину из белых, наполовину из инуитов. И эта экспедиция будет спланирована намного тщательнее, чем прежние, воплощённые впопыхах: Расмуссен явно всё ещё переживал из-за гибели Ольсена и Вульффа. Финансирование он уже нашёл: в экспедицию вложились и датское правительство, и частный капитал. Расмуссен надеялся, что эта смелая затея упрочит его репутацию антрополога и путешественника.

Фройхен был в восторге и горячо желал участвовать в этом грандиозном замысле, но Расмуссена терзали сомнения. Фройхен был ещё слаб, и врачи считали, что в ближайшее время путь ему в Гренландию заказан. К тому же инвесторы фактории не хотели, чтобы он присутствовал в Туле. Фройхен вёл дела с местными слишком щедро, часто отдавал товары бесплатно больным и нуждающимся. Кроме того, он небрежно заполнял гроссбух, и Расмуссен не мог ему в этом помочь, так как он сам не много смыслил в бухгалтерском деле. Наконец, инвесторов раздражало, что Фройхен груб с миссионерами: они часто на него жаловались. Расмуссен сообщил, что принято решение навсегда заменить Фройхена на человека по имени Ханс Нильсен.

Последнюю каплю добавил Расмуссен. Он озвучил своё беспокойство относительно того, что Фройхен «плохо переносит одиночество» жизни в Арктике. Странное поведение Фройхена прошлым летом – в особенности его одержимость книгой Мольтесена – дурной знак.

Фройхен попытался было сгладить инцидент – как вдруг увидел в глазах друга непоколебимую решимость. Расмуссен не шутил. Он и правда принял решение – а вернее, решение это приняли инвесторы, и задачей Расмуссена было озвучить его. Это означало, что стезя, которую Фройхен избрал для себя, теперь от него ускользает. Осознав это, Фройхен почувствовал, что мир пошатнулся. Конечно, никто не мог приказать ему навеки покинуть Арктику, он может придумать иной способ вернуться