Герберт Уэллс - Геннадий Прашкевич

Накануне войны, узнает Берт от одного из немецких офицеров, в мире существовало шесть великих держав, да еще группа держав малых, — все вооруженные до зубов, изо всех сил старающиеся завладеть самым смертоносным оружием. Среди великих первыми были, конечно, богатые Соединенные Штаты, начавшие срочно вооружаться из-за попыток Германии проникнуть в Южную Америку, а также из естественного желания удержать территории, захваченные под самым боком Японии. За Соединенными Штатами следовала Восточно-Азиатская конференция — Китай и Япония, с каждым годом усиливавшая свое влияние. Далее Германский союз, мечтавший объединить под своей властью всю Европу. Не такой воинственной и уж в любом случае более благоразумной была Британская империя, разбросанная по всему земному шару и озабоченная постоянными мятежными выступлениями в Ирландии и среди других покоренных рас. Неблагодарные! Империя подарила этим полудикарям папиросы, башмаки, крикет, скачки, дешевые револьверы, керосин, фабричную систему производства, грошовые листки на английском и местных языках, недорогие университетские дипломы, мотоциклеты и трамваи, создала литературу, проповедующую презрение к покоренным расам, а они ну никак не хотят принять этого! Ну и еще была Россия — держава миролюбивая, но раздираемая изнутри революционерами и реакционерами.

Решающим стало то обстоятельство, что немцы сумели усовершенствовать замечательную машину Пфорцгейма и впервые создали быстроходные, хорошо управляемые воздушные корабли, чтобы первый удар направить на Америку.

«Теперь или никогда!»

Великая война в воздухе началась.

Батальные сцены всегда удавались Уэллсу.

«Никогда в жизни не видел Берт ничего подобного картине, которая возникла в окулярах его бинокля. Это был не просто поврежденный, беспомощно раскачивающийся на волнах броненосец. Это был разнесенный вдребезги броненосец — казалось чудом, что он еще держится на воде. Ночью, преследуя врагов, «Барбаросса» (флагман германской морской эскадры. — Г. П.) опередил остальные немецкие корабли и вклинился между «Саскуиханной» и «Канзас Сити». Американские броненосцы, заметив врага, сбавили ход, к ним тут же поспешили на помощь «Теодор Рузвельт» и маленький «Монитор». На рассвете немецкие моряки обнаружили, что «Барбаросса» окружена. Правда, через пять минут после начала боя на востоке появился «Герман», а на западе «Фюрст Бисмарк». Это заставило американские корабли отступить, но «Барбароссу» они разделали в клочья. Берт видел внизу фантастическое нагромождение чудовищно искореженных, перекрученных полос и кусков металла. Только по их расположению можно было догадаться, чем это было совсем недавно…»

Путь к Нью-Йорку открыт.

«Воздушный корабль кидало из стороны в сторону, и Берт, вцепившись в раму иллюминатора, сквозь тонкую, подгоняемую ветром пелену дождя видел внизу объятые сумерками улицы, видел, как испуганные люди выбегают из домов, как валятся здания и вспыхивают пожары. Воздушные корабли сокрушали огромный город с такой же легкостью, с какой ребенок рассыпает карточные домики. Центр Нью-Йорка уже превратился в сплошной огромный костер, спасения из которого не было. Автомобили, поезда, паромы — все встало. В сумрачной неразберихе ни одного путеводного огонька не встречали внизу на своем пути обезумевшие беглецы, кроме чудовищного огня пожаров…»

Дмитрий Володихин (писатель):

«Я большой поклонник Уэллса, знаю лучшие его вещи, хотя осилить всё собрание сочинений, вышедшее еще в советское время, не смог: тогда меня не слишком интересовала фантастика, а сейчас я не могу читать его реалистические вещи, особенно поздние, поскольку они густо нафаршированы идеологией, и эта идеология мне совсем не близка. Здравствуй, батюшка Чернышевский на британский лад! Ну почему, почему этот человек, писатель от Бога, мастер полнокровных художественных образов, тонкий психолог, возомнил, что важнее переделывать мир, чем писать хорошие художественные книги? Писал бы и писал то, что так здорово получалось у него до Первой мировой, в начальный период творчества. Нет, понадобилось сделаться пастырем планеты…

Моя любимая работа Уэллса известна гораздо меньше, чем, скажем, «Машина времени» или «Война миров», — это роман «Война в воздухе». Уэллс, создавший ее в 1908 году, предсказал в ней не какие-нибудь особенности Первой мировой войны, а одну из главных особенностей Второй мировой. Я имею в виду исключительную роль и разнообразие авиации, ожесточенную борьбу великих держав за совершенные в техническом отношении аппараты для военно-воздушных сил. Что же касается батальных сцен Уэллса, то я всегда бесконечно наслаждался затейливостью, пестротой и мастерским «стереоскопическим» показом крупных операций.

«Война в воздухе», на мой взгляд, пик Уэллса-баталиста.

И еще Уэллс — очень мужской писатель. Его мир — мир мужчины неглупого и не трусливого, предприимчивого, любящего приключения, пусть не гения, не мачо, не мастера боевых единоборств, но… крепкого парня. Типичный герой Уэллса, как правило, подчиняется своим страстям, он не умеет держать их в кулаке, это не выдуманный киношниками Мужик С Каменным Лицом. Это существо живое, в меру порочное, в меру доброе, часто уязвимое, очень замотивированное в своих поступках, и фундамент для его мотиваций неизменно составляют глубокие и сильные страсти. Уэллс не стыдлив и не сентиментален, он пишет мужчину таким, каков он есть, без стеснения демонстрируя и эгоистичность, и благородство. Насколько Уэллс точен в передаче мужской психологии, настолько же, думается, далек от правды, когда пишет о женщинах. Тут скорее появляются не те женщины, которые есть на самом деле, а дамы из мечтаний, либо образы, представляющие собой мусорные корзины, куда мужчина складывает все обиды и несправедливости, причиненные ему слабым полом».

«Солнечным летним утром, тридцать лет спустя после того, как поднялся в воздух первый немецкий корабль, некий старик, прихватив с собой маленького мальчика, пошел искать пропавшую курицу среди развалин Банхилла и дальше, по направлению к разбитым шпилям Хрустального дворца. Собственно говоря, он был не так уж стар, ему даже шестидесяти трех не исполнилось, но вечная возня с лопатой и вилами, прополкой и навозом, постоянное пребывание на воздухе в мокрой одежде давно согнули его спину в дугу. Кроме того, он растерял почти все зубы, и это губительно отозвалось на его пищеварении, а следовательно, на цвете лица и на характере. Когда-то он служил кучером у сэра Питера Боуна. Теперь кучеров не было, и зеленных лавок не было, и многого другого не было, а старик с женой занимали заброшенный особняк возле большого пустыря. На втором этаже жили они, а внизу держали трех коров и множество бестолковых кур…»