Ночь теней - Олеся Шалюкова

Демонесса встала, развела руки в стороны и свела их с гулким хлопком. По поляне прокатилась волна. Интессо нервно вздрогнул, разглядывая молодую травку под ногами. Эта сила, она была слишком велика для девушки, она сейчас должна была упасть, упасть в обморок, но, тем не менее, Лея одевалась, словно ничего не произошло. Подошла плавной походкой королевы к Интессо и улыбнулась.

— Ты мне поможешь?

— Чем, моя Госпожа?

— Забери черноволосую и иди за мной.

Интессо кивнул. Послушно закинул Мелинду на плечо и двинулся вслед за демонессой. Остановившись около командира стражи, завороженного тем, что случилось, Лея подцепила демона за подбородок рукояткой меча.

— Передай хозяину, что я жду его на Круге Силы.

— Как скажите, Госпожа.

— Так-то лучше, — милостиво кивнула Лея.

Пустота в ее взгляде ширилась с каждой секундой.

Взгляды стражей приобрели форму уже не столько кругов, сколько квадратов, когда Лея и ее спутник с черноволосой демонессой на плече растаяли в воздухе.

Когда Карен открыла глаза, она не сразу поняла, где находится. Длинные прямоугольные коробки, плотно закупоренные вазы странной формы.

На одной из этих коробок сидел парень, тоскливо изучая обломанные ногти. Увидев, что Карен пришла в себя, он улыбнулся.

— Ну и заставила же ты меня поволноваться! Я уж думал, все конец, а ты крепкая девочка, ничего не сломала.

Стихиария села, потрогала голову. Шишка чуть ли не под пальцами набухла, пульсируя болью.

— О-ой! — ахнула Карен, потом посмотрела на незнакомца. — Итак, кто — я, я еще могу вспомнить, но кто ты такой?

— Можешь называть меня Тай. Извини, но я не могу помочь тебе подняться. Меня тут вроде бы нет и быть не может.

— Тут — это где?

— Это гробница стихиариев. Да не дергайся ты так. Гробы пусты. В них никогда ничего не было. Это своеобразная традиция.

— Странная традиция.

— Обычная. Странной традицией у стихиариев можно назвать то, что они сжигают своих соплеменников, смешивают прах с маслом и красками и рисуют живые картины.

Карен недоуменно хлопнула глазами.

— Эй! Но есть и моя картина!

— А разве она живая? — возразил Тай.

Девушка подумала.

— Да вроде нет. Слушай, а почему ты за меня переживал?

— Ну, — парень проказливо улыбнулся. — Получилось так, что тебе ни в коем случае нельзя умирать. А ты сегодня к смерти была непозволительно близка.

— Понятно.

Тай немного помолчал, давая Карен прийти в себя.

— Ну, что. Тебе сейчас предстоит небольшое путешествие.

— Какое?

— Твоя картина появилась в картинной галерее, но чтобы пройти в фамильный зал необходимо, чтобы тебя признала магия дворца. А для этого нужно войти в картину.

— В картину? — Карен недоуменно нахмурилась. — А разве это возможно?

— Отсюда — да, — парень задумчиво почесал бровь. — Это особое место. А там — сложно сказать, что может произойти.

Карен вздохнула.

— Ладно. Что нужно делать?

Парень весело улыбнулся, спрыгнул с гроба и похлопал по нему ладонью.

— Прошу, прекрасная. А мне пора. Кстати, не злись на Стара, он не очень-то и виноват.

Карен злобно фыркнула, но сказать ничего не успела. Тай исчез. Только была чуть приоткрыта крышка гроба.

Вздохнув, стихиария все же подошла к гробу и критически окинула его взглядом. Пыльно! Жуть! Но выбора не было…

И, закрыв глаза, Карен забралась в гроб, крышка закрылась за ней. Темнота обрушилась, желая задушить, испугать, но Карен не двинулась с места, закрыла глаза и расслабилась.

Дно гроба стало зыбким, словно болото и Карен провалилась вниз, а открыла она глаза уже в картине.

Увидев Карен, обитатели других картин перескочили к ней, задумчиво и одновременно с интересом разглядывая девушку.

— Дочь Сая. Того, кто вернул стихиариям единый мир всего за 15 лет. Создавшего его и потом погибшего.

— Глупо-глупо!

— Подставившего спину наемному убийце.

Седой стихиарий с рыжими глазами вышел вперед и присел рядом с Карен.

— Зачем ты здесь, дитя?

— Сама не могу понять, — Карен потерла виски. — От одного посещения этой картины я узнала больше, чем могла предположить.

— Ты не знала?

— Ты не думала?

— Ты не воспитывалась?

— Тебя бросили?

— Бедное дитя.

Сухой шепоток раскалывал голову.

— Я не бедное дитя. Меня никто не бросал. Меня украли… И родители просто не успели меня вернуть. Я сбежала от своих похитителей.

Рыжеглазый махнул рукой, и остальные картину покинули, возвращаясь в свои рамки.

— Меня зовут Гаяр. Я первый стихиарий с четырьмя основами и основатель династии четырехипостасных.

— Очень приятно.

— Вокруг тебя собрались почти все обитатели живых картин. Ты необычна, интересна. Ты — безусловно, стихиарий, но в тебе есть что-то странное.

— Это… плохо?

— Нет. Не особо. Замок стихиариев не место для таких наивных как ты. И если мое мнение что-то значит — отрекись от трона. Как бы мне не был противен рыжеволосый правитель, я не могу не признать, что он хорош. Изумительно хорош. Не спеши обижаться, девочка. Ты могла бы стать правительницей не хуже, но откажешься ли ты ради трона от учебы, работы, друзей и своей Судьбы.

— Судьбы?

— Мы — картины. Много мы просто не видим, но твоя судьба не связана с этим местом. То, что ты — принцесса стихиариев не отнять, но было бы лучше, если бы ты сразу показала это Аро.

— Что это мне даст?

— Ты получишь деньги, ежегодное содержание. В замке тебе все будут рады. И ты, как крупная фигура для интриг, не будешь никого интересовать.

— Это радует, — задумчиво сказала Карен. — И я в принципе согласна оставаться просто принцессой. Но как мне тогда поставить в известность Повелителя стихиариев?

— Не проблема. Я дам тебе допуск.

— А одежда?

— Не проблема. Церемониальное платье принцесс поможет выбрать моя жена. Из картины ты выйдешь уже в этом платье. Было бы хорошо, если бы ты сказала, что знаешь, где взять коня.

Карен задумалась. Голубые глаза недоуменно расширились, а потом девушка отчаянно закивала головой.

— Есть у меня конь. Есть!

— Ну что же. Тогда прошу за мной.

Стоя в картине, девушка злобно шипела, пока ее крутили в разные стороны, облачая в шикарное одеяние…

Утром в зале был Большой Совет. Правитель стихиариев Лорд Аро был великолепен. Величественный и строгий, он внимал своим подданным, но одновременно он был очень осторожен, не позволял себе ничего, что могло бы настроить вспыльчивых стихариев против него.