«Журавли» и «цапли». Повести и рассказы - Василий Голышкин

Сколько же идет? Она пересчитала глазами: пятеро. С ней и бородачом Витаминычем (вообще-то Вениаминычем), завхозом лагеря, — семеро. Мысленно, как роли среди артистов, распределила походные обязанности. Витаминыч с берданкой в авангарде, он — проводник; трое из пионерской пятерки — хлебоноши, потащат в рюкзаках продукты; двое пойдут с батарейками — для радиостанции; она в арьергарде и тоже с берданкой — «от страха отстреливаться».

Подумав так, она усмехнулась: изречение «от страха отстреливаться» принадлежало не ей — Витаминычу, и родилось на охоте. Они промышляли вдвоем — она и Витаминыч. Шли, держа ружье наперевес, поминутно замирали и тревожно прищуривались, высматривая дичь. Вдруг в одной из коряг ей померещилась медвежья морда. Она от страха зажмурилась и выпалила… В кого? Именно об этом и спросил у нее бородач Витаминыч, подбежавший на выстрел. А потом, разобравшись, покопался в бороде и изрек: «От страха отстреливалась..»

…Солнце встало над лесом, подобрало подол болотного тумана и желтым колобком покатилось по небосводу. Семеро вышли из лагеря и зашагали впереди солнца, на запад.

Провожавшие, выйдя за ворота, постояли, потосковали, завидуя ушедшим, и вернулись в лагерь к своим делам: кто к самоделкам в кружках умелых рук, кто к спортивным снарядам на лагерном стадионе, а Вася Степанов к своей «Морошке» — слушать, не отзовется ли таинственная «Сирень» терпящему бедствие «Нептуну»?

Гусейн Наджафов приплелся в лагерь последним. Потому что, пока плелся, не раз останавливался, глядя вслед ушедшим и негодуя на себя за то, что он не с ними! Приплелся последним и последним узнал новость, поразившую всех в лагере: ушедшие забыли соль! Об этом лагерю сказала повариха. Толстая, во всем белом и оттого похожая на снежную бабу, она стояла возле столовой и держала в руках пакет с солью, не зная, что с ним делать.

«Что делать?» Язык спросил, руки ответили. Гусейн Наджафов выхватил у поварихи пакет с солью и, не дав никому опомниться, выбежал из лагеря.

…А семеро между тем топали и топали, похрустывая валежником да позыркивая вокруг в надежде узреть какое-нибудь таежное диво: белку-вертихвостку, бурундучка-кулачка, медведя-увальня, соболя, волка, лисицу, лося, а нет, так из птичьей породы кого-нибудь: глухаря, рябчика, кедровку…

Так они им и показались! Тайга не зоопарк. Здесь живое живому на глаза не лезет, наоборот, таится друг от друга, а от человека тем более, потому что не всякий человек зверю и птице друг.

А вот водяника, голубика, морошка и прочая озерно-болотная ягода — те сами на глаза лезли и, как в сказке, упрашивали собой полакомиться.

Они и попробовали. Устроили привал и кинулись к болотцу, усеянному, как скатерть-самобранка, ягодой голубикой. Кинуться-то кинулись, да в тот же миг и назад отпрянули, будто их огнем обожгло. Не огнем, конечно, — комарьем, да болотный комар еще больнее огня жжется!

Так и ушли, несладко евши, почесывая укушенное и размышляя, для какого-такого биологического равновесия существует на свете комар, если от него всему прочему живущему один вред? Правда, раньше так и про волка думали — один вред! А потом оказалось — не вред, а польза: поедая слабых, волк дает жить сильному. Ну а комар, он кому дает жить? Да от него нигде никому никакой жизни нет!

Шли цепочкой, слушая, как шумит тайга, а тайга, казалось, и не шумела вовсе, а дышала — глубоко и сладко — всеми своими зелеными легкими: вдох — выдох, вдох — выдох… Дышал кедр-гулливер, вознесший голову под самые тучи, дышала малорослая березка-лилипутка, прильнувшая к щиколотке кедра-гулливера, дышали пихты, лиственницы, ели… Глухо бранились в таинственной глубине тайги боевые глухари, крякали, пролетая над лесом, утки, трубили, идя на посадку, гуси, пересвистывались кедровки, как вдруг весь этот нежный птичий гам был заглушен отчаянным свистом, раздавшимся позади цепочки. Замерли, как по команде, оглянулись и глазам своим не поверили: к ним с пакетом в руках бежал Гусейн Наджафов. И когда подбежал, Лена-вожатая без слов, едва взглянув на пакет, поняла: соль! Они забыли соль! Она забросила берданку за плечо, обняла Гусейна и поцеловала мальчика, вогнав того в краску.

Дальше пошли все вместе, и хотя происшествие взволновало всех, шли молча, потому что с затылком идущего впереди не очень-то поразговариваешь. Гудели ноги, ломило плечи, бессильно болтались ленивые маятники рук, а Витиного выворота все не было и не было, хотя Витаминыч, по цепочке, не раз утешал идущих: «Скоро выворот… скоро…» К нему, вывороту этому, все чаще и чаще возвращались мысли. И потому, что все устали — отдохнуть хотелось, и потому, что не терпелось увидеть выворот, о котором они столько слышали. Они-то, сибиряки, знали, что это такое. Выворот это все равно что лесной повал, бурелом. Но лесоповалу до выворота далеко. Выворот — это когда не один, не два, не три десятка, а не счесть сколько деревьев выворачивает с корнем. Вот такой выворот в здешних местах и нашел юный охотник за растениями пионер Витя. В честь его и выворот назван Витиным. Да где же он, в конце концов, этот выворот?

Выстрел грянул неожиданно и оттого пугающе. Но все уже так устали, что и испугаться не было сил. Просто остановились и стали ждать, что будет дальше.

— Ого-го-го-го!.. — загремело вдруг в тайге.

Обернулись на крик и, не сговариваясь, дружно заорали в ответ:

— Ого-го-го-го!..

И увидели, как из-за деревьев вышел человек с ружьем. На голове — кожаный шлем, лицо в рыжей рамке волос, сбоку на ремне — длиннющий гусь. Увидев ребят, удивился:

— Туристы? — и остановил взгляд на Лене.

— Поисковая группа, — сказала Лена.

— Интеэсно, — прокартавил человек с гусем. — А цель поиска, если не секъэт?

— Не секрет, — сказала Лена-вожатая. — Радиостанция «Нептун».

— Вот как! — Человек с гусем сперва удивился, а потом загадочно усмехнулся. — Тогда вы почти у цели. — И крикнул кому-то — Андъэй!.. Эй, Андъэй!..

Из-за деревьев вышел второй человек, как две капли воды похожий на первого, но без ружья, зато с картузом в руках, который, видимо, служил ему лукошком — картуз был полон морошки.

— Мой бъат «Нептун», — сказал первый, представляя второго.

Лена-вожатая, поджав губы, сердито посмотрела на братьев.

— Нам не до шуток, — сказала она, — у нас дело. Мы ищем радиостанцию «Нептун».

— Андрей, — представился второй, ничуть не картавя, что было странно. Казалось почему-то, что братья и в этом должны быть похожи. — Начальник радиостанции «Нептун». Однако каким образом?..

Но Лена-вожатая уже не слушала и не смотрела на него. Сосредоточилась и слово в слово повторила перехваченную радиограмму.

Братья многозначительно переглянулись.

— Моадцы! — восхищенно прокартавил первый, но второй не поддержал его.

— А я думаю, герои! — сказал он и весело скомандовал: — За мной!

Углубились в чащу и вскоре вышли на поляну. Странная это была поляна. С одной стороны ее полукольцом огибали вековые кедры, а с другой… с другой, насколько глаз хватало, лежали вывороченные с корнем, побитые бурей березы-солдаты — все, что осталось от таежного красавца — березового острова. Это и был Витин выворот.

Из палаток навстречу ребятам высыпали геологи. Узнав, кто и с чем к ним пришел, бросились обнимать гостей. Но тех уже и ноги не держали. Земля тянула их, как магнит. И они, едва сбросив рюкзаки с продуктами и батареями, тут же, вслед за ними, повалились в густую таежную траву. Сон мгновенно сморил их и — коварный! — лишил многих удовольствий. Удовольствия слышать, как «Нептун» разговаривает с «Сиренью». Удовольствия обонять запах жарящегося на вертеле гуся. Удовольствия видеть, как на поляне, разметав прах сигнального костра, приземляется прилетевший за ними вертолет. Ничего этого не слышали, не чуяли, не видели спящие, — ну и пусть! Зато, когда спящие проснулись, они были вознаграждены другими удовольствиями. Удовольствием слышать слова благодарности геологов, удовольствием лакомиться диким гусем, удовольствием поплавать по зеленому морю тайги на вертолете и в синих сумерках таежного вечера приземлиться на футбольном поле лагерного стадиона.

«Нептун» сообщил «Морошке» о времени вылета, и в лагере их уже ждали. Едва вертолет опустился на землю и выключил пропеллеры, как к нему со всех сторон кинулась пионерская армия, пленила прилетевших и растащила по отрядам…

К старшей вожатой Лене подлетел дежурный по лагерю с горном в руках.

— Как с отбоем? — спросил он. — Пора бы…

Лена устало улыбнулась и махнула рукой.

— Отбоя сегодня не будет, — сказала она.

Собака

Я стоял возле телеграфного столба и читал объявление.

Со стороны, глядя на меня, можно было подумать, что я или ненормальный, или в объявлении говорилось о чем-то таком, что для меня было равнозначно жизни и смерти.