Высокая магия - Илья Новак

– Как же ты не свихнулся, Джа? – прогундосила Лапута.

Я пожал плечами.

– А я свихнулся.

Троллиха взяла свой стакан, залпом осушила его, кивнула Дитену:

– Плесни еще, малец… – и вновь повернулась ко мне.

Большак, который не отрываясь глядел на нас, пролил вино на поднос. Лапута отобрала у него бутылку и наполнила наши стаканы. Сама она отхлебнула из горлышка, вновь вцепилась в мои плечи и уставилась мне в глаза. Некоторое время она смотрела, а потом отодвинулась и могучим бедром чуть не спихнула Большака на пол.

– Джа, – произнесла она уже тише, – ты изменился сильнее, чем я думала. У тебя…

Я замер, слушая ее. Мамаша Лапута почти никогда не говорила тихо.

– Я помню Ка, – сказала она. – Перед тем, как он приказал идти на абордаж той галеры. После этого он и кончился, Ка. Их было в три раза больше нас, и они знали, как драться на море. Мы же, мы все, были сухопутными тварями. С острыми клыками и когтями, но сухопутные. Ка знал, на что идет. У него были такие же глаза тогда.

Она резко встала.

– И что это значит, мамаша? – спросил я.

– То, что сказала. Не хочу знать, для чего ты вернулся. Вообще ничего не хочу знать. Вы прячетесь? Ладно, можете прятаться здесь. Вам нужны монеты? Я дам. Но я не хочу ни слова слышать о том, для чего ты вернулся. Это ясно?

Когда я кивнул, она молча вышла. Как только дверь закрылась, Графопыл прошептал с надрывом:

– Ты в ней уверен, Джа? Ежели она сейчас пошлет весточку в Большой Дом…

Я перебил:

– Не пошлет… – и улегся на кровать. Месть местью, а надо поспать хоть немного. – Во всем мире я доверял и доверяю только троим, Дитен. Первый – Лоскутер. Вторая – Лапута… – Я закрыл глаза, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. – Запри двери.

Прозвучали шаги, потом лязгнул засов. Заскрипела кровать, когда Графопыл вновь уселся. Звякнула миска на подносе – он взял еще одного краба.

– А третий? – спросил он. – Третий – это я, Джа?

– Нет, – пробормотал я. – Это я.

И заснул.

…Но тут же проснулся. Раскрыв глаза, сел и опустил ноги с кровати. План того, как надо действовать дальше, стоял перед моим внутренним взором, детали были выверены, мелочи учтены… Во сне сознание сделало эту работу лучше, чем если бы я пытался обдумать все наяву. В комнате стало темнее – сон длился долго и лишь показался мимолетным. Большак, прикорнув в углу кровати, спал, свернувшись так, что колени прижимались к груди, и больше всего напоминал сейчас некрасивого ребенка со сморщенным личиком.

Я взял с подноса бутылку, допил остатки вина и встал, продолжая обдумывать план. Оставалось несколько мелочей, но главное было уже решено. Я толкнул Дитена в плечо, и пока он, ворча и причмокивая, просыпался, шагнул к двери. Прислушался к тому, что происходит снаружи. С первого этажа доносился приглушенный шум, но в коридоре второго стояла тишина.

Когда я повернулся, Большак уже сидел и с остервенением чесал шрамы. В комнате было полутемно. Правильно. Темное время для темных дел.

– Дитен, – сказал я. – Мне нужна свободная жабья икра. Немного.

Он перестал чесаться и уставился на меня, приоткрыв рот.

– Свободная жабья икра, – повторил я раздельно, отвязывая от ремня мешочек с деньгами и присаживаясь на край кровати. – Только не начинай хныкать и таращить глаза. Говори – сможешь достать?

Он именно собирался хныкать, но теперь замолчал и просидел некоторое время, не шевелясь, забыв даже про свои шрамы. Потом сказал неуверенно:

– Смогу. Но это дорого, Джа. И сколько тебе надо?

Я взял со стола бутылку, перевернул ее так, чтобы последние капли упали на пол, и показал Большаку.

– На ширину указательного пальца от дна.

– Сколько…

Он присмотрелся к бутылке, оценивая ее объем.

– У тебя толстые пальцы, Джа. Но… дай сюда… – Взяв у меня бутыль, Дитен заглянул в нее, задумчиво понюхал, взвесил в руке и наконец решил: – Монет тридцать. Золота, я имею в виду.

– Тридцатка? Но на тридцать золотых дом можно купить. Сколько из этого ты собираешься оставить себе?

Бросив бутылку на покрывало, он ссутулился, голова его опустилась подбородком на грудь.

– Ничего ты не понимаешь, Джа, – произнес он устало. – Мне теперь от тебя деться некуда. Покрошат в шматки. Значит, тебе хорошо – и мне хорошо. А тебе конец, так и я кончусь.

Я высыпал содержимое мешочка на стол и пересчитал монеты. Набралось сто двадцать три золотых. Отделив тридцать три, придвинул их к краю стола.

– Забирай. И принеси мне то, что прошу, до полуночи. Нас, верно, уже ищут, не засыпешься?

Он встал, сгреб монеты и пробормотал:

– Не. Я ж мелкий, незаметный. А ты куда, Джа?

Поправив перевязь с саблями, я откинул засов на двери и выглянул в коридор. Голоса снизу стали слышны громче, но в основном женские – для клиентов пока еще рано. Не оборачиваясь, я сказал:

– Хочу повидать одного эльфа.

Лапута зажала в углу кладовки эльфийку и орала на нее. Судя по красной щеке служанки, она успела уже не только наорать, но и приложиться широкой ладонью, имевшей в свое время дело и с рукоятями клинков, и с корабельным такелажем. Когда я вошел, троллиха оглянулась, а эльфийка, подобрав юбку, прыснула мимо нас так, что только босые пятки засверкали.

– А, сучка немытая! – с яростью прогундосила Лапута вслед. – Не успеешь оглянуться, как они ползаведения вынесут. Ты представь, Джа, подходит Шмыг… это повар мой, усатый, ты его видал уже, и говорит: иду это я по рынку, прицениваюсь, гляжу, она стоит, вазой торгует. Ваза-то старая, с трещиной, я ее и убрала в кладовку, но все равно! Эта паскуда, она ж не за жратву тут полы драит и грязное белье стирает, я ж им обеим плачу, что ж ты еще и крысячишь, гадина? Кто тебя окромя меня на работу возьмет? Ну, народ! А ты куда собрался, Джанки?

Я заметил, что теперь она не смотрит мне в глаза. Отношение ее ко мне, кажется, изменилось. Не то чтобы в худшую сторону, но оно стало другим…

– Все нормально, мамаша? – спросил я. – Ты как? Потому что нас уже ищут, так что, если…

Она покосилась на меня и снова отвернулась.

– Я тебя не сдам, точняк, – сказала Лапута. – Насчет этого можете со своим полукровкой не сомневаться. Но ты стал другим. Раньше ты хотя всякие дела и проворачивал, а все ж таки был еще дитем. Просто не по возрасту здоровым. А теперь… не, вот теперь ты Джанки, как есть, барон Дэви, пусть и в изгнании. И мои советы тебе более ни к чему, ты лучше знаешь, че делать, да и слушать меня не станешь, да? Потому делай, как знаешь. Но смотри… Мне плохо будет, если тебя прибьют. Кто вас ищет, Джа?

– Самурай, – сказал я. – И Даб.

– А! – Лапута кивнула, будто подозревала именно это. – Уже? Ты ж токмо вернулся. Когда успел начудить?

– Впереди еще больше чудного, мамаша. Ты кому дань платишь?

Она подбоченилась, выпятив массивный зеленый подбородок.

– Ха! Сама себе, понял? Не родился еще…

Я перебил, положив руку на ее бугристый затылок и заставив взглянуть мне в глаза:

– Лапута, слышь? Только тебе скажу. Один раз, но слушай внимательно. Продавай «Облако», завтра же. Нет, сегодня. Денег сейчас за него много сможешь взять, дом богатый, а? Садись на первый же корабль и дуй из города, не оглядываясь. Потому что через день не будет твоего «Облака». Ты меня поняла?

Я убрал руку и отступил в коридор.

– Мой кореш сейчас тоже выйдет, а вечером вернется. Впустишь его в комнату, лады?

Я повернулся, чтобы уйти, и услышал, как она говорит:

– Ты это вправду, Джа?

– Вправду, – ответил я.

– А куда «Облако»-то денется?

Уже дойдя до конца коридора и открыв следующую дверь, я произнес:

– Куда и весь город.

3

По пути к городской окраине трижды замечал патрули протекторской стражи. Их приходилось обходить, так что дорога заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывал. Когда окраинная улица закончилась, начало смеркаться, что не помешало мне заметить дым на фоне неба. Я остановился, выглядывая из-за угла крайнего дома. Внутри уже зажгли свечи, и сквозь окно было видно, как бедная оркская семья – косолапый муж, косолапая жена и шестеро косолапых детенышей – рассаживались за широким столом, собираясь вкусить скудный ужин. Орки вообще отличались плодовитостью, из всех других населяющих континент племен свойственной разве что эльфам. Отвернувшись от окна, я поглядел на пустырь. Среди завалов мусора и чахлых деревьев не было видно движения. Только столб черного дыма, изгибаясь на ветру, лениво поднимался к темнеющему небу. Скорее всего, кто-то просто затеял жечь одну из огромных мусорных куч, но я решил не рисковать и пошел медленно, внимательно глядя по сторонам.

Кадиллицы закончились, теперь вокруг тянулся пустырь. Издавна он служил городской свалкой: уже вскоре вокруг высились горы отбросов и обломков. Запах соответствовал. Вершина одного из завалов скрыла дымовой столб, а больше ничего интересного вокруг не было, и когда я внезапно услышал слова, прозвучавшие рядом, то в первое мгновение растерялся.