Непереплетённые - Нил Шустерман

— Имена, пожалуйста.

— Как будто у меня других забот нет, чтобы помнить их имена!

— А куда смотрел охранник?

— У него миллион оправданий. Я же говорил: по ночам там нужны усиленные наряды!

Кэм подавляет желание ответить резкостью. Конечно, «я-же-говорилом» делу не поможешь, но, как ни досадно это признавать, Петтигрю был прав. Однако Кэм не позволит выбить себя из колеи. Он намечает план действий: расставить по периметру посты, тем самым отрезав сплётам возможность уйти через ограду. Затем прочесать территорию. Самое главное — не дать им вырваться за пределы колонии. Если это случится, проблемы покатятся, как снежный ком, и тогда оставь надежду хоть что-то исправить.

Когда он выходит из ванной, Уна уже на ногах и одета.

— Они проверили, не угнан ли какой-то из автомобилей?

Ясно — она слышала реплики Кэма и догадалась о содержании разговора.

— Я обо всём позабочусь, а ты ложись спать.

— Оставь при себе своё дурацкое благородство! Тебе понадобится вся помощь, какая только возможна. — Она бросает ему брюки, а сама стягивает волосы лентой. На этот раз Кэм подавляет игривое желание сдёрнуть ленту с её волос.

9 • Келиана

Вечеринка заканчивается поздно. Впрочем, как обычно. Наверно, надо было остаться у подруги, заночевать на диване, вот только вечно от этого дивана воняет мокрой псиной. А может, это запах подружкиного братца — он него постоянно несёт мокрой псиной. Келиана всё равно, пожалуй, осталась бы, но её дом всего в трёх кварталах отсюда, пять минут ходьбы. Каунакакаи — спокойный, безопасный городок. Как правило.

Тихих ночей на Молокаи не бывает. Ночная тьма полнится треньканьем сверчков и кузнечиков. Иногда они поют просто оглушительно.

Возвращаясь с вечеринки домой, Келиана не может избавиться от ощущения, что за ней наблюдают. Типичная история — когда она идёт в темноте, у неё всегда такое чувство. Человеческая природа, ничего не поделаешь. Первобытный инстинкт самосохранения кричит: «Волк! Волк!» Сегодня ощущение не сильнее, чем обычно, так что девушка отмахивается от него, как и всегда.

Но в тот момент, когда она поворачивает ключ в замке, из мрака выскакивает тёмная фигура. Чужая ладонь закрывает ей рот прежде, чем Келиана успевает крикнуть, — ладонь, которая не подходит всему его остальному телу.

Агрессор вталкивает её в дом; она сопротивляется, но он гораздо сильнее. Келиана понимает, что это сплёт, но узнаёт его только тогда, когда тот подаёт голос. Она видела этого парня раньше!

— Ночь после бала! — рычит он. — Выиграл спор!

Это тот самый наводящий страх урод у ограды! Теперь она видит его глаза. Мёртвые. Безжизненные. Пустота в его зрачках вселяет в неё ещё больший ужас. Она наконец вырывается и кричит. И тут вспоминает, что в доме никого нет. Отец работает в ночную смену, мама на конференции учителей на Мауи. Соседи, может, и слышали крик, но успеют ли они прибежать до того, как сплёт начнёт воспроизводить наяву жуткую ночь после бала, застрявшую в одной из частей его мозга? А уж про отвратительное пари, которое заключил этот самый расплёт со своими мерзкими дружками, ей вообще не хочется знать.

Она бежит на кухню в надежде выскочить через заднюю дверь, но понимает, что не успеет. Зато на кухне есть оружие. Келиана хватается за ручку выдвижного ящика, в котором хранятся ножи, но сплёт толкает её сзади и валит на пол. Ящик полностью вылетает из шкафа; ножи, шампуры и деревянные ложки рассыпаются по всей кухне, а это значит, что оружием может теперь завладеть не только жертва, но и нападающий.

Стоя над ней, сплёт выкрикивает имена:

— Одри, Катрина, Камилла, Хэзел!

Кто они, эти девушки? Прежние жертвы расплёта, часть мозга которого находится в его голове? И только когда он добавляет «Эндрю», Келиану осеняет: он перечисляет названия ураганов.

— Пятая категория! — вопит он, перекрывая её крики. — Оседлаю бурю!

Он называет её бурей и собирается укротить её!

Сплёт кидается на Келиану. Та хватает с полу первое, что попадается под руку, и обрушивает на голову урода. Железный половник. Не очень-то грозное оружие, но Келиана врезает насильнику с такой силой, что шов на его лбу расходится. Она бьёт и бьёт, не позволяя ему схватить себя, пока на заднем крыльце не появляется сосед. Тот сначала стучится, а потом пинком вышибает дверь.

Притолока срывается, и мужчина влетает в кухню. Сплёт бросается наутёк в открытую дверь, сметая соседа с пути. Но прежде чем раствориться в ночи, он успевает выхватить из руки соседа пистолет.

Только теперь, когда опасность миновала, Келиана разражается слезами, прильнув к плечу своего спасителя.

10 • Китон

Сознание возвращается к нему. Кажется, он не в своей постели. А где тогда? И что здесь делает? Но тут воспоминания вспыхивают в его голове пулемётным стаккато. Он не в спальном корпусе. Ограда. Удар по голове. Дирк! Это был Дирк!

Который час? Всё ещё ночь. Кто-нибудь уже обнаружил, что они пропали? Наверняка. На виске глубокая ссадина, но она уже не кровоточит. Китон знает, что потерял не так уж много крови, однако когда он встаёт, голова по-прежнему кружится. Сотрясение? Вероятно. Ладно, сейчас это неважно. Важно найти Дирка.

Китон протискивается сквозь дыру в ограде с чувством, будто рождается на свет. В мир, к которому он, быть может, и готов, но который вовсе не готов к нему.

Китон проходит по шоссе больше мили до прибрежного посёлка. Стоит глухая ночь; до утра, по-видимому, ещё далеко. Для такого часа в посёлке слишком оживлённо. Окна во многих домах светятся, по улицам ездят машины. Китону не приходит в голову задуматься, отчего весь этот шум. Он слишком сосредоточен на поисках Дирка. Тот, конечно, будет прятаться во тьме, выжидать… Потому что Дирк поступает так всегда. Он даже днём прячется в тень и выжидает.

И только заметив людей с фонариками, Китон соображает, что они тоже ведут поиск. Похоже, половина городка на ногах. Ясное дело, они ищут того же человека, что и он. Да что же он натворил, этот Дирк?!

Китон спешит укрыться за кустами, но луч одного из фонариков настигает его.

— Смотрите, смотрите! Кажется, это он!

Толпа бросается к Китону. Тот продирается сквозь кусты в чей-то сад, перепрыгивает через изгородь, и вот он уже на другой улице. Но здесь тоже полно народа. Его замечают, и к погоне присоединяется ещё с полдюжины человек. Он уже в конце улицы, когда его с ног до головы освещают автомобильные фары.

— Это он! — кричит кто-то. — Смотрите, у него одна рука коричневая и ссадина на лбу, как сказала Келиана!

Китон разворачивается, ища пути к отступлению, но бежать некуда. Он окружён со всех сторон. Ликующая толпа надвигается на беглеца.

— Нет! — кричит он. — Ластик! Мимо! Зачеркнуть! — Он судорожно пытается найти правильное слово. — Ошибка! Вы совершаете ошибку!

Подросток поблизости, накачанный, словно бёф, — один из тех, что швыряли в него камнями, — обжигает его взглядом, полным ненависти, и произносит:

— Это ты совершил ошибку, приятель. Последнюю в твоей жизни.

11 • Кэм

— Могло быть и хуже, — говорит Уна Кэму. Они едут в Каунакакаи, в сопровождении целого отряда военных.

— Да что ты? И как?

— Девушка могла пострадать, но она цела.

Практически в тот же момент, когда наряд охраны обнаружил дыру в ограде, из посёлка позвонил шериф и сообщил:

— Один из ваших чёртовых монстров напал на местную девушку. — Голос шерифа сочился такой жёлчью, что Кэм поёжился. — Ставлю вас в известность, что у меня есть полномочия стрелять на поражение.

Кэм ударяет по рулю джипа с такой силой, что рукам становится больно.

— Полегче, — советует Уна, — это ведь не поможет. — Помолчав, она добавляет: — К тому же эти руки предназначены для кое-чего получше.

Кэм набирает в грудь побольше воздуха и старается овладеть собой. Случившееся — его вина. Ему следовало бы поддаться всеобщей паранойе и обращаться со сплётами как с узниками. Нельзя было идти на поводу у своих чувств. Возможно, прежде чем получить звание человека, сплёты должны доказать, что они люди. С другой стороны, Кэм уверен, что не стоит грести всех под одну гребёнку. Проблема только в одном-единственном сплёте. Том самом, что капитальным образом отличается от остальных. 00047, Дирк Маллен. Даже выбирая себе имя, он просто ткнул в страницу не глядя, словно ему было всё равно. Словно сознавал, что этому существу, 00047, имя ни к чему. Кэм очень долго мучился вопросом, есть ли у него, Кэма, душа. Сейчас он убеждён: да, есть. Потому что он заглядывал в глаза того, у кого её нет; и пустота, зияющая за этими зрачками — чем бы она ни была — равнозначна самому Аду.

— И надо же было так случиться, чтобы из всех сплётов в бега подался именно Сорок седьмой!