Чердынец - taramans

жа, сначала к дядьке родному определили. Да все хозяйство их — ему жа и передали. Ну — чё-ба детишков содержал, ага! У него и своих уже трое была, да вот девок еще двох отдали! Больша семья получацца! Так чё ба не жить — хозяйство получилось богато: у отца баушек твоих пара лошадей была, да коров штуки три, аднака… дом опять жа справный. Так этот Васька, дурень Капустинский, ты скажи — как шлея ему под хвост попала — как загулял! как запил! Щщитай за год, аль полтора — вериш-нет? все спустил! А сам паганец — от вина и сгорел! Вот тут и его семья и баушки наши — намыкались, ага! Их родня по жене дядькиной приютила — это Красноперовы, значит. Ну… кому такой огузок-то понравицца?! Шпыняли девок, не родны жа!

Бабушка Мария выскочила за деда Ивана сразу и с радостью. Понятно почему, да. Потом уже и дед Геннадий обженился с бабой Дусей, года через три.

— Так, Юрка, они неграмотными и были — когда ж им было учится, да и на что? Если уж одеть-то толком неча было! Марея только, ишшо при отце, походила год иль два в церковную школу, и все. А Дуся — та и вообще ни дня не училась, ага!

— А Вы, дедушки, где учились?

— Дак, Юрка — в Луговское жа ходили, в церковну школу. Я, а после и Гена пошел. По три года, ага… Дак и учили-та там — так сибе! Поп этот больше линейкой по рукам бил, да за волосья трепал! Чтоб, значит, первым делом — все молитвы заучили! А уж кто ежели собьёцца там… ну забудет чё… вот и получи, значит… линейкой-та… ну, так-та — писать-считать выучили… ага!

— Там же бесплатное обучение было, да?

— Х-х-х-а-а-а… бесплатно, как жа! Кажын год — по три пуда муки, вынь да полож! Да ишшо не простой, а непременно — ситной! Во как! А три пуда муки, Юрка — эта жа всю зиму одного ребятёнка кормить есть чем! А нас двое — ага! То ись — шесть пудов муки — отдай! Кажын год!

— Деда! А вот Луговское, оно как раньше называлось или всегда так?

— Ну… мы, то ись родители наши, когда сюда пришли — оно уж так называлось. А до этого… вроде — Луговские пристаня… там жа — всё пристаня были…

И вот, что интересно — деды вполне охотно рассказывали о своем прежнем житье-бытье, а вот, к примеру — про войну — никогда не говорили! Я же раньше и сам — никогда не спрашивал.

Уже потом мама мне показывала деда Ивана медали — «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией». А у деда Гены — и медалей-то никаких не было. Не получил он никаких медалей, хотя и войны, и плена хапнул — по ноздри!

Бабушка Мария рассказывала, что обоих дедов призвали в одно время — в конце лета 1941 года. Они же мужики были — возрастные, уже к сорока им было.

Сначала, по рассказам, они были где-то под Тулой, в саперном батальоне. Потом деда Ивана ранило, и он несколько месяцев был в госпитале, где-то в Поволжье. Затем дед Иван — снова в саперном батальоне, уже под Сталинградом. А в самом Сталинграде его ранило так, что в госпитале, в Средней Азии, он пролежал чуть не год! После этого, левый глаз его практически не видел, а левая рука постоянно болела, особенно, когда непогода наступала.

Домой он вернулся списанный подчистую только в конце сорок третьего. И еще года два, а то и три — постепенно восстанавливался.

Дед Гена же, по рассказам тетки Нади — хотя во всем ей верить как-то… Болтушка же она! В общем, после ранения деда Ивана, в начале сорок второго, дед Гена попал под Харьков. Он был уже в обозе, повозочным. Там, в числе прочих — оказался в котле. А потом — плен! Потом, по его скудным рассказам, уже в сорок третьем, их частично (кто еще жив оставался после лагерей военнопленных) вывезли в Германию. Был он где-то на юге страны и работал в строительной бригаде. Уже весной сорок пятого, когда стало понятно, что — вот-вот конец, они — «сорвались», по лесам пробирались на восток, где и встретили наши войска. Потом — «фильтр», потом — трудовая армия на севере Сибири еще на три года. Интересно, что баба Дуся туда к нему и уехала, оставив ребятишек на бабу Машу и чуть оправившегося деда Ивана. Там и тетя Надя у них родилась. Со слов бабы Дуси, тетя знала, что в поселении том мать работала на пищеблоке. Уже после, будучи взрослым, вместе с теткой, мы делали запрос в архив. Так вот — дед Геннадий не был осужден, то есть не признавался «пособником». Просто — нужны были рабочие руки, и часть бывших фронтовиков, кто на момент Победы не находился в действующей армии — те же бывшие военнопленные, были зачислены в такую трудовую армию. Но — тоже не «сахар», я так понимаю!

— Деда! А вот у тебя первая стайка, вы ее «холодной» называете, а почему?

— Ну так… она ж холодная и есть! Там всегда корма всякие хранили. Это сейчас там тока комбикорм для скотины, да зерно для курей… А, раньше-то, до войны — все больше продуктами зарплату выдавали. Денег… так только — чтобы материал там какой купить, на одежу. А так — и зерно разное, и другие всякие припасы.

«Ага! Помню где-то в книгах встречал такое — «посадили в холодную»!

У дедов, как уже упоминал — и дома, и надворные постройки — почти одинаковые. За исключением всяких «красивостей», мелочей разных. Вот у деда Гены еще половина ограды навесом закрыта.

А так — справа от дома, вдоль двора, или «ограды» по-местному — сначала эта холодная. Бревенчатый сруб — изрядный, примерно три метра на четыре. Потом — дощатый дровянник тоже метра три на пять, потом уже — стайка для скотины, тоже бревенчатая, большая. В небольшом разрыве между дровянником и стайкой, в глубине — дощатый туалет. После стайки, — небольшая сарайка, для всякого хозяйственного инвентаря — именно там я себе и отвел место для занятий.

Потом уже баня со своим дровянником, правда — небольшим. Вот и выходит, что правая сторона всего участка, почти до самого конца огорода, застроена