Путь - Андрей Александрович Халиас

руки, сложенные на парте, и засыпал. Поза такая была очень неудобной для сна, но усталость брала свое.

Сквозь сны я иногда слышал и сами лекции, что-то, бывало даже откладывалось в голове, остальное я изучал самостоятельно – в учебниках и интернете.

Иногда лекции были настолько интересными, что я, слушая их отрывисто во сне и заинтересовавшись, просыпался.

Думаю, лекторы знали о том, как я поступал на их лекциях и видели меня спящим. Но я не припомню ни разу, чтобы меня кто-то осудил или наказал. Преподаватели с пониманием относились к слабостям студентов, наверное, потому в том числе, что и сами такими были когда-то.

Вот и сейчас монотонный голос преподавателя мигом разбудил мой уже почти забытый рефлекс, и я, лишь только улегшись на лавку, сразу же погрузился в сладкую дрему.

У входа, в беседке, другой преподаватель вел свой факультатив, его объяснения тоже добавляли свой вклад к общему фону, я находился как бы на двойной лекции, получая двойную порцию снотворного.

Где-то далеко, за оградой, текла жизнь, вяло и спокойно. Иногда я слышал, как по дороге проезжал одинокий мотобайк или даже автомобиль, это было где-то далеко, в другом мире, и такая отдаленность от мирской суеты действовала на меня еще более успокаивающим образом.

Время от времени в храм заходили люди, и местные, и иностранцы. Они негромко разговаривали, я слышал их сквозь сон, но они не тревожили меня.

Я спал под баньяном, а сверху, надо мной, волнами дул легкий ветерок, от которого листва дерева то и дело начинала ласково шелестеть.

Шелест листьев пробудил во мне воспоминание, очень старое и глубокое. Я спал и видел воспоминание как сон.

Я вспомнил, как в детстве родители отправили меня с сестрой на лето к бабушке в деревню. Бабушка была старая и все время занималась хозяйством. Ее дом был полон детей, бабушкиных внуков – ее собственные дети в тот год разом привезли к ней на лето своих чад.

Мы, дети, разбредались по деревне, иногда все вместе, иногда группами, иногда по одиночке. В моем воспоминании я был один, рядом с домом бабушки – на другой стороне дороги от него. В том месте стоял дом другой старушки, а перед ним находилась небольшая площадка, закрытая тенью. Тень на площадку падала от огромного дуба, который стоял за забором. Массивная крона дуба закрывала солнце, и на площадке всегда была тень, а с ней и прохлада.

Территория у дуба была усеяна мелким белым песком, который иногда можно увидеть на пляжах. Здесь же было непонятно, откуда он взялся. Да и мне, то ли пяти-, то ли шестилетнему ребенку, до этого не было дела.

Я вспоминал, как в один из жарких летних дней лежал под дубом и спал, точно так же, как и сейчас – лежал и спал под баньяном, слушая шелест листьев и редкий шум проезжающего транспорта. Я чувствовал тогда абсолютную безмятежность и полное спокойствие, и мое сознание было полностью заполнено этими чувствами, которые в тот момент вытеснили все остальные. Я навсегда запомнил то, что чувствовал тогда, и воспоминания о том состоянии навсегда отложились в моем подсознании.

Всю последующую жизнь я хранил эти воспоминания где-то внутри себя и всегда пытался вернуться к чувствам и ощущениям, которые тогда испытывал.

И каждый раз, когда я приходил в храм, в котором сейчас находился, и ложился на неудобные лавочки под баньяном, и начинал засыпать под шелест листьев, шум дороги и рассказы лекторов, это состояние возрождалось во мне, обволакивало меня с ног до головы и убаюкивало, унося меня в царство сладких снов.

Лежа под баньяном, я чувствовал ту же безмерную безмятежность и спокойствие, что и тогда – под дубом.

Я чувствовал связь между мной теперешним и мной – тогдашним, связь, протянувшуюся сквозь годы и расстояние, и мне было хорошо, так хорошо, как может быть только то ли пяти-, то ли шестилетнему ребенку.

Я спал, скрючившись на лавочке, с твердым рюкзаком под головой, и физический дискомфорт рано или поздно должен был дать о себе знать – мое тело затекло, а шея начинала болеть. Спустя час после прихода в храм я проснулся, убрал ноги с лавки и надел обратно свою обувь, которую предусмотрительно снял перед сном. Я сладко потянулся. Время, которое я провел, наблюдая сновидения под баньяном, я бы не променял ни на что.

Еще немного посидев на лавочке, я решил опять прилечь. Уроки в школе рядом закончились, студент, который вел факультатив, тоже куда-то ушел, а легкий ветерок перестал шелестеть листьями баньяна. Сон не хотел возвращаться ко мне.

Пора было идти кушать – одно приятное занятие сменить на другое. Я встал, надел рюкзак, еще раз потянулся и глянул на баньян и лавочки под ним еще раз, на прощание. Юный монах, спавший на одной из дальних скамеек, когда я только пришел, уже проснулся. Он сидел на своей лавке и смотрел на меня, затем улыбнулся и сказал: “Привет!” Я поздоровался в ответ, повернулся и вышел из храма.

Ужинать я отправился в то же место, что и вчера, но перед едой решил купить немного газировки с кофеином – приободриться.

Гуляя по историческому центру, я заметил новенький супермаркет, первый в городе, видимо он только что открылся. Газировку можно было купить в нем, но я решил действовать по старинке. На той же улице, где находилась вчерашняя забегаловка, держала нехитрый магазин старушка, которая торговала напитками.

Я дошел до места, где она обычно сидела, и увидел ее, спящую на стуле рядом со своим магазином. Магазин представлял собой стол, на котором стоял большой закрытый ящик со льдом. Рядом с ящиком были выставлены в ряд пустые баночки от напитков – демонстрация ассортимента магазина.

Старушка спала, и я не хотел ее будить. Я открыл ящик и достал изо льда нужную мне баночку. Цены нигде не были указаны, но я знал, что сколько стоит. Я отсчитал деньги и задумался, где их оставить – мало ли, пока старушкаа спит, кто-нибудь их заберет. Сложил купюры несколько раз, чтобы получился прочный прямоугольник из бумаги, и засунул их в щель между столом и ящиком с напитками, так, чтобы старушка увидела деньги, когда проснется. Будет приятный сюрприз!

В этот момент старушка проснулась. Она посмотрела на меня, и я показал ей пальцем на деньги. Продавщица улыбнулась, достала бумажки из-под ящика и опять закрыла глаза – сон сам себя не досмотрит. Я улыбнулся и пошел