Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

– Виновна, государь, – сверкнула улыбкой Сонька.

– Всё-то я понять никак не могу, отчего людишки твои, даже самого подлого сословия, столь ревностно служат тебе, хоть бы и безо всякого догляду, а мне или палкой гнать приходится, или на горло наступать. Вон Фёдор Юрьевич сколь ни доглядывал за тобой, а не уяснил. Ты не ведьма ли ненароком?

– Если слово «ведьма» выводить из понятия ведать, то истинно ведаю. Нет в этом тайны, и тебе она тоже известна. Что бы я тебе ни объяснила, ничего нового ты не услышишь, – попытался я уйти от неудобного разговора.

– Не зря ведь слух идёт, будто ты профессор, умеешь объяснять доходчиво. Уж постарайся, растолкуй мне недогадливому. – И скалится насмешливо.

– Ну, про то, что любому надобны пища, кров и одежонка, ты и без меня знаешь. А то или сбегут, или бунтовать станут. Сверх того нужно людям с другими людьми общаться, хоть в трудах общих, хоть на жизнь свою товарищам жалуясь, хоть в церкви батюшку вместе с соседями слушая. Иначе озвереют. А ещё любому потребно уважение. И вот тут-то зарыта собака. Потому что бояре твои не уважают тех, кто не богат, не окутан роскошью, не окружён угодливой челядью. Они не аскеты, им хочется всего и побольше. Но и без них с такой огромной страной не совладать.

– Воры кругом, – вздохнул царь. Он уже отдал штурвал рулевому и присоединился к нам. – И нет других, все одинаковые. Вот как тут быть? Как это переиначить на правильный лад?

– Да никак. Так было, есть и будет. Пусть их ловят да наказывают. Про тех, кто в измене виновен, ничего не скажу – не моего ума дело. А лукавых да непослушных лишай волостей и переводи в казну. Волости переводи. У тебя денег станет прибавляться на содержание войска. Стрельцов-то, как я понимаю, проще в поход направить, чем ту же боярскую конницу собрать.

– Хочу стрельцов полками нового строя заменить, – вскинулся государь.

– О том с воеводами совет держи, – поспешил я отбояриться от советования на столь скользкую тему. – Мне вопросы содержания войска не близки.

С одной стороны, Пётр явно вознамерился познакомиться с собственной страной, путешествуя по ней неторопливо и поглядывая на городки и сёла, следуя по главной улице России, каковой нынче является река Ока. С другой – желает прикоснуться к знаниям, расхваленным Лизаветой, его неофициальной походно-полевой женой. Дело в том, что и сам он, насколько припоминаю, был походно-полевым царём. В военных походах и в деловых поездках прошла значительная часть его жизни. Нынче в застеклённой кабине небольшой речной баржи он, не капризничая, уснул вместе со всеми, с тем чтобы утром проснуться, как и остальные.

– На пристани в Коломне висит сигнал о наличии груза до Мурома, – доложил из рубки третий член экипажа, который не капитан и не моторист. – Так будем брать, герр Питер?

– Будем, – ухмыльнулся царь.

Парень выставился вверх из крыши рубки и отдал распоряжения флажковым семафором. Передняя баржа направилась к причалу и вскоре ошвартовалась. Наши охранники пообщались с парнями, принявшими концы, и подали сигнал приставать остальным. Работнички в речном порту Коломны носили треуголки с известной бляхой на левом прищепе, полотняные порты до колен и того же материала рубахи без рукавов. Обуви по случаю летнего времени на них не наблюдалось.

Три юнца учтиво поклонились. Не уверен, признали ли они государя, но мою реципиентку определённо идентифицировали: взгляды выдали узнавание.

– Двести пудов кудели в тюках, – доложил один из них. – Куда прикажете складывать?

Второй парень полез на вышку, а третий принялся распоряжаться погрузкой. Подошли мужики от ближайших домов и принялись таскать не особо тяжёлые рогожные кули в баржи охраны. Пётр же придирчиво осмотрел немудрёное оборудование крошечной пристани: сарай для товаров, бытовку с нарами внутри и уже упомянутую вышку – наблюдательный пункт. Первый тем временем записал в учётную книгу чего, сколько и кому он погрузил.

– Ноль сорок второй из Орла следует транзитом на Москву, – доложил наблюдатель с вышки. – Велит почту принять.

Идущий с верховьев стотонник левым поворотом вошёл в приток. Грамотей и это записал.

– А что, куделю эту хозяин будет сопровождать? – поинтересовался царь.

– Нет, – ответил расплатившийся с грузчиками третий, – он указал, кому груз предназначен и добавил копейку для посыльного, который разыщет получателя. Ты не тревожься, герр Питер, всё будет чики-пуки.

– Я велел только капитанам так к себе обращаться, – сделал замечание государь.

– Как ты велел, так я и исполнил, потому что капитан над портом.

Тем временем паренёк, слезший с вышки, оттолкнул от берега челнок, на котором удалился от берега напересечку транзитной барже, откуда принял сумку.

– Экие тут все серьёзные, – хмыхнул государь.

– С низов коломенка идёт под парусом, – доложил с вышки грамотей. – Цекалы Рязанца, кажись.

– Снидать будете, огольцы? – С горшком в верёвочной сетке на причал взошла одна из здешних баб. – Ой, а це хто?

– Романов это. Пётр Алексеевич, – пояснила расшалившаяся Софочка. – Он царём работает.

– Замри! – воскликнул государь, обращаясь к бабе. Подошёл, забрал у неё сетку с горшком, передал капитану над портом и произнёс: – Вот теперь можешь кланяться. Тебе позволительно.

Ситуация его откровенно забавляла. По существу, он всё ещё мальчишка.

Глава 30. Речной круиз

Верховой посыльный или отряд лёгкой кавалерии, наверное, движутся быстрее, чем неторопливый караван наших барж. Хотя бы потому, что сухопутные дороги всяко прямее, чем вьющиеся русла рек. Так что разъезды лазоревых семёновцев или бордовых коломенцев мы на берегах примечали не раз. А в Муроме и наряд преображенцев нас поджидал, удерживая любопытных горожан поодаль от пристани. Воеводу тутошнего с лучшими людьми, ясное дело, пропустили. Шубы меховые, золотое шитьё, поклоны, речи высокопарные про верноподданничество – всё по правильному обряду.

К нам на борт проскочил Алексашка Меншиков, получил от Лизы узелок да и был таков. Тем временем государю, одетому по-русски, подвели коня, на котором тот и проследовал в центр города под радостный перезвон колоколов. Мы же с Лизаветой облачились в мундиры, кроенные по-мужски. Она оделась капралом-преображенцем, а мы – капитаном. Треуголки, шпаги, всё такое. Пятёрка сермяжников в охране – в большом городе без этих признаков статуса нынче никак нельзя. Мы же не просто так, а фрейлины самодержицы.

Вообще-то Софи просто хотела провести подругу по торговым рядам. Дело в том, что Муром – очень ремесленный город. Красоты деревянные, изыски металлические или тканые, вышивки, резьба, канитель блестящая, посуда, клинки, сбруи – да не перечесть даже наименований. Рукастость тутошнего населения радовала глаз. Народец-то бездельный нынче у собора, где местное «обчество» приветствует дорогого гостя, но лавки открыты, а мастерские работают: люди деловитые ценят время, назначенное для трудов.

Прошли торговыми рядами. Лиза купила горшочек мёда – этот был липовый нынешнего года – и послала с ним мальчонку, что был при продавце, отнести покупку на пристань.

– Это ты, что ль, с караваном царским пришла? – заинтересовалась баба у соседнего прилавка. Прислушалась, видимо, и сообразила, какие суда нынче у пристани причалены.

– А не ты ли от государя дитёнка во блуде прижила? – послышалось с другой стороны. Ещё одна догадливая бабёнка.

– Это он, стало быть, подрастёт, станет нами править, а ты ему нашёптывать будешь?! – вызверился «наш» продавец.

– Увянь, дядя, – поспешил вмешаться я. – Царица пред тобою, хоть и невенчанная. Так с чьих слов ты поёшь?

– Так все о том ведают, – изумился «дядя».

– Придётся вспомнить конкретного исполнителя, – негромко добавил я. – Колонок, – повернул я голову к одному из сермяжников, – проводи господина к дыбе. Она пробудит в нём ясность памяти.

– Ой, не надо на дыбу! – взвизгнул продавец. – Манан Кружальщик баял и крест целовал.