Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

И прежде всего интересует нас новопоставленный лодочный двор в городе Брянске на реке Десне. Ставлен он по указу Петра людишками фрейлины Корн. По его же указанию с начала навигации проведено измерение глубин и сделано описание русла опять же людишками той же фрейлины. Эк государь нами раскомандовался!

Сидит на том дворе неведомый нам Хватка Фёдоров и о делах своих исправно отписывает: поставлены сараи для сушки леса, казармы для работного люда да терем господский. Просит послать к нему от Степана Карачаровского Сеньку Конопатого ради выбора исправных брёвен и правильного их уложения. Да просит сто пятьдесят рублей, потому что доходов нет, одни расходы.

Удачно место выбрано. Десна впадает в Днепр, по которому нужно пускать наши стотонники: их даже разгруженные тягать через волок – удовольствие сомнительное, поскольку брусовки строились в расчёте на перевоз двенадцатитонных плоскодонок, каковые на потребности днепровских перевозок маловаты. То есть пару штук их, больших да тяжёлых, перевезли с Оки к Смоленску, а потом дорогу ремонтировали. Теперь будем строить крупные суда прямо в бассейне той реки, по которой станем на них грузы возить. А на новый двор заглянем непременно.

Ага! Вот и связанные сообщения! В Карачарове готовят материал для волока из Оки в Десну, в Архангельске для нового двора собирают две машины Уатта, в Котласе изготавливают лесопилку и рейсмусный станок, а Билл с Дальних Вязов сооружает паровые котлы и отливает перегонные установки. Налицо признаки коллективного разума – речная империя воспринимает себя единым организмом.

Из Воронежа доложили, что в город прибыли иностранные специалисты-кораблестроители и люда работного посгоняли со всей округи. На самом же дворе уже нашими силами, хоть и на виду у приезжих, строят новоманерные баржи шириной четыре метра и длиной тридцать, кои пустые имеют осадку в полтора вершка, а гружёные – один аршин, отчего везут четыре тысячи пудов, имея два вершка надводного борта. Шестидесятитонные, стало быть. Это в точности подходит для прохода в верховья Дона до самого волока с Иванова озера. Однако на волоке подобное судно запросто сломается. Так что, несмотря на смешение мер длины в отчёте, построен транспорт, отвечающий местным условиям и соответствующий решаемым задачам.

Заменяемые им двенадцатитонки постепенно перебрасывают на Днепр, где ставят на линию Смоленск – река Самара – снабжение оборонительной линии имени канцлера Голицына. Да, они маловаты, но других там у нас пока нет. Ещё на воронежском лодочном дворе готовят ремонтное судно для обслуживания постоянно избиваемых ядрами «Чижа» и «Стрижа». Третий артиллерийский корабль для действий в устье Дона постройкой завершают. Докладывают, что по указанию государя имя ему назначено «Ёж».

Из Казани пишут, что «Наяда» вернулась из Персии, куда возила булгарских купцов. Туда мёд, воск, меха, оттуда – ковры и лошадей. Ушла в новый рейс по тому же маршруту.

А вот с другого конца охваченной территории докладывают: канал из Северной Кельтмы в Южную огородили плетнями, поставленными на расстоянии десять саженей друг от друга, и шлюзы с обоих концов возвели. Теперь этим путём могут и стотонники проходить, путь из среднего течения Камы в Северную Двину стал удобней. Да ещё и на Кельтме во многих местах промыли русла так, чтобы спрямить дорогу. Водомётную баржу несколько раз перестраивали, совершенствуя, теперь она берёт глубже.

Из города Самары пишет водитель стотонной баржи за нумером семнадцатым, что пришли к нему на пристани люди башкирские и обиду высказали, поелику судоходства по Белой реке ждут не дождутся. Через это кошмы да иное из шерсти валяной имущество лошадьми возят на ярмарки дальние. А сами они в городке, что у впадения Уфы-реки в Белую сидят.

С реки Серёжи доносят, что хлеб нынче добре уродился и в цене невеликой.

Строганов интересуется: хочет зазвать мастера чугунного плавления на завод, что намерен ставить по реке Чусовой выше Чусовских городков. Так ему мы сразу и отписали: пусть насчёт этого у своего Билла спрашивает, а то и сам в Европе поищет. Нам и чужая наука лишней не будет, потому что металлургов я не готовил, сам только по вершкам в этом деле схватываю.

С Северского Донца доклад от атамана Зенобы о нахождении горючего камня – это копия переписанного по царскому распоряжению послания в Разрядный приказ. Почему в Разрядный? Наверно, напутал атаман. Однако Пётр Алексеевич дал понять подчинённым, что доносительства о любых находках должны быть до него доведены. А нам от этого новая забота – пора позаботиться об оборудовании для бурения, хотя бы разведывательного на глубину в десяток метров. И людей к атаману послать за образцами, кои доставить в Котлас к нашим химикам.

Постепенно мы с Софи стали просматривать кучу бумаг скорее. Я действовал правой рукой, делая выписки, она левой переворачивала страницы, раскручивала и скручивала свитки, а информацию мы оба анализировали одну и ту же. Сами письма брали подряд по датам и нумеровали сквозным образом, соображая, как организовать архив. Тут ведь кроме писем нужно и ответы на них приложить, и отданные распоряжения под рукой оставить, чтобы не забыть спросить об исполнении.

Вообще-то я терпеть не могу бюрократию с её бесчисленными бумагами, но в нашем случае деваться некуда, пришлось заводить канцелярию. Не в смысле учреждения конторы, а чисто для себя и собственными силами. Зимой-то, когда реки встанут, можно будет привлечь мало-мальски грамотных людей, что зазимуют с нашими лодками на Кукуе. А пока человек писучий – редкость.

– А отвези меня на твой Муромский двор.

С такими словами нагрянул к нам Пётр I с Фёдором V на плече и с Лизой-Рисовальщицей под ручку. Ну ни дать ни взять семья собралась отдохнуть за городом.

– Сей момент, герр Питер, – отвяла от бумаг Софочка и, придавив их камнем, образцом медянистых песчаников, отворила окно и в рупор отдала распоряжения. – Не мешкай, государь, – повернулась она к самодержцу, – а то без тебя умчатся, кони застоявшиеся.

Шуточку Сонькину царь воспринял с улыбкой. Взглянул на то, как места в двух баржах деловито занимают сермяжники, а к третьей поспешают нянюшки с Чарликом и узлом детских одёжек.

Когда мы подошли к судёнышкам, над казёнками дрожало марево от прогреваемых моторов. Оставалось только сесть и оттолкнуться от берега. Софи и Лиза, обе рослые и крепкие, взялись за вёсла и, подчиняясь командам капитана, вместе с двумя другими членами экипажа принялись выгребать в Яузу. Ещё две баржи неторопливо выполняли тот же манёвр: одна впереди, другая – сзади. По берегу скакали конные семёновцы в своих лазоревых мундирах – видимо, эскорт прощался с нами.

На замыкающей лоханке подняли сигнал готовности. Действительно, оттуда донёсся сдержанный звук работающего двигателя. Потом и наш мотор негромко заворчал. А там и передний запустился. Наш капитан поднял сигнал «Следую своим курсом», и мы шустро побежали к Москве-реке.

Пётр отдал сына Лизе и пробрался в рубку, где занял место рулевого. Одна из нянь разожгла спиртовку – варить деткам кашу. Вторая показывала мелюзге деревянные игрушки, сделанные искусными резчиками. Софи и Рисовальщица принялись пощипывать струны гитар – я не понял, кто и когда их притащил. Хотя видел же, как Алексашка Меншиков, царский денщик, суетился у причала, но на борт приглашён не был.

Мы неторопливо шли вниз по течению, поглядывая на берега и гадая, в какую сторону приведёт следующий загибон русла. До Коломны, где Москва-река впадает в Оку, не меньше десяти часов хода, до темноты не добежим. А насколько светлой окажется эта августовская ночь – да кто же скажет заранее?

– Луна нынче покажется через час после заката, – словно отвечая на так и не прозвучавший вопрос, сообщил моторист, выбравшийся в пассажирскую кабину и за чем-то забравшийся в рундук. – Коломну пройдём утром на зорьке. Через два часа повечеряем, а там и спать будет пора, гости дорогие.

– Членам экипажей заботиться об удобствах пассажиров, их довольстве и сытости. Но к порядку призывать, – продекларировал Пётр из рубки. – Сама сей артикул сочиняла, фрейлина Корн?