Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Изгримнур устало посмотрел на нее. Во взгляде его сквозило странное недоверие, как будто маленькая девочка, которую он только что качал на коленях, внезапно у него на глазах превратилась в наббанайского астролога, умеющего читать книгу звезд.

— А потом? Когда мы все снова будем вместе? Мириамель улыбнулась, но это была горькая улыбка — выражение великой скорби, охватившей ее.

— Волна ударит, старый добрый дядюшка Изгримнур… и многие из нас пойдут ко дну, чтобы никогда уже больше не доплыть до поверхности. Я не знаю, кто это будет, конечно нет, но я уже не так боюсь этого, как прежде.

И они замолчали, три лошади и четыре седока, пробивающиеся сквозь нескончаемый ветер.

Только по времени, ушедшему на дорогу, они поняли, что достигли Верхних Тритингов, — заснеженные луга и холмы ничем не отличались от тех, мимо которых они проезжали в первую неделю своего пути. Как ни странно, погода больше не ухудшалась, хотя они продолжали двигаться на север. Мириамели даже казалось, что немного потеплело и ветер стал менее злым.

— Добрый знак, — сказала она однажды в полдень, когда над грядой туч появилось солнце. — Я говорила тебе, Изгримнур! Мы найдем их!

— Где бы они ни находились, — проворчал герцог.

Тиамак обернулся в седле:

— Может быть, нам удастся добраться до реки? Если тут еще остались люди, они должны держаться поблизости от текущей воды, где можно поймать хоть какую-нибудь рыбу. — Он грустно покачал головой. — Хотел бы я, чтобы воспоминания о моем сне были немного более определенными!

Изгримнур задумался.

— Имстрек как раз к югу от большого леса, но он бежит через все Тритинги. Многовато места для поисков.

— А нет другой реки, впадающей в нее? — спросил Тиамак. — Прошло много времени с тех пор, как я последний раз смотрел на карту.

— Есть. Стефлод, если я правильно помню. — Герцог нахмурился. — Но это просто большой ручей.

— И все-таки в местах, где встречаются реки, часто строят деревни, — сказал Тиамак с удивительной уверенностью. — Так бывает и во Вранне, и во многих других местах, о которых я слышал.

Мириамель начала что-то говорить, но остановилась, наблюдая за Камарисом. Старик отъехал немного в сторону и смотрел на небо. Она проследила за его взглядом, но увидела только грязные обрывки туч.

Изгримнур обдумывал мысль вранна.

— Может, ты и прав, Тиамак. Если мы будем продолжать двигаться на север, обязательно наткнемся на Имстрек. А Стефлод, я думаю, немного восточнее. — Он огляделся, как бы в поисках ориентира, взгляд его задержался на Камарисе. — Куда это он смотрит?

— Не знаю, — ответила Мириамель. — А, это, должно быть, вон те птицы.

Два темных силуэта неслись на них с востока, кружась, словно пепел над костром.

— Вороны! — сказал Изгримнур. — Кровавые вороны.

Птицы кругами вились над путниками, словно наконец нашли то, что искали. Мириамели казалось, что она видит, как сверкают их желтые глаза. Сделав еще несколько кругов, вороны спикировали. Перья их отливали масляно-черным. Мириамель втянула голову в плечи и закрыла глаза. Птицы с криком пролетели мимо, сделали крутой вираж и через несколько мгновений уже превратились в две уменьшающиеся точки на северном горизонте.

Один Камарис не опустил головы. Он смотрел им вслед с отсутствующим видом созерцателя.

— Что это? — спросил Тиамак. — Они опасны?

— Дурное предзнаменование, — прорычал герцог. — В моей стране их стреляют. Пожиратели падали. — Он поморщился.

— Мне кажется, они смотрели на нас, — сказала Мириамель. — Они хотели узнать, кто мы такие.

— Это ерунда. — Изгримнур потянулся и сжал руку принцессы. — И во всяком случае, какое птицам дело до того, кто мы такие?

Мириамель покачала головой:

— Понятия не имею. Но вот какое у меня чувство: кто-то хотел знать, кто мы такие, — и теперь знает.

— Это были просто вороны. — Улыбка герцога получилась кривой. — У нас и без них есть о чем беспокоиться.

— Это правда, — кивнула принцесса.

Еще через несколько дней пути они наконец вышли к Имстреку. Быстрая река казалась почти черной под слабыми лучами солнца; снег грязными пятнами покрывал ее берега.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Становится теплее, — довольно сказал Изгримнур. — Сейчас не намного холоднее, чем и должно быть в это время года. В конце концов на дворе Новандер.

Мириамель расстроилась:

— А я оставила Джошуа в ювене! Пресвятая Элисия! Почти полгода. Как долго мы путешествовали!

Переправившись, они повернули на восток и остановились, чтобы разбить лагерь, только когда стемнело. Всю ночь вода шумела рядом с ними. Утром они вышли рано, не ожидая, пока солнце взойдет на сером небе.

К середине дня они достигли неглубокой долины, заросшей мокрой травой. Перед ними лежали остатки какого-то разрушенного селения, словно снесенного могучим потоком. Сотни временных домов стояли здесь. В большинстве из них, казалось, еще недавно жили люди, но что-то заставило их в спешке покинуть свои жилища. Кроме нескольких птиц, снующих между развалинами, в покинутом городке не было ни одной живой души.

У Мириамели упало сердце.

— Это лагерь Джошуа! Куда же они все делись?

— Лагерь Джошуа на огромной горе, леди, — сказал Тиамак. — Во всяком случае, гору я видел во сне.

Изгримнур пришпорил коня и направил его к опустевшему селению.

При более подробном осмотре оказалось, что ощущение страшного бедствия исходило из природы самого селения, потому что большинство зданий были построены из обломков камня и засохшего дерева. Похоже, что нигде не было ни одного гвоздя. Грубые веревки, оплетавшие бóльшую часть самых удачно построенных домов, сильно пострадали в схватках с бурями, обрушившимися на Тритинги в последние месяцы, но Мириамель решила, что даже в лучшие времена все это были только жалкие лачуги.

Кроме того, кое-какие знаки указывали на спокойный, организованный уход. Большинство живших здесь людей, по-видимому, имели достаточно времени, чтобы забрать свои пожитки, — хотя, судя по качеству строений, вряд ли в них могло быть что-нибудь ценное. И все-таки почти все необходимые предметы были унесены — Мириамель нашла несколько разбитых горшков и обрывки одежды, такой изорванной и грязной, что даже в холодную зиму о ней могли не вспомнить.

— Они ушли, — сказала она Изгримнуру. — Но выглядит все так, как будто это было заранее решено.

— Их могли вынудить, — сказал герцог. — Они могли уйти осторожно, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Камарис сошел с лошади и рылся в груде дерна и веток, когда-то бывшей домом. Наконец он выпрямился с чем-то блестящим в кулаке.

— Что это? — Мириамель подъехала к нему. Она протянула руку, но Камарис безучастно сжимал кусок металла, так что принцессе пришлось самой разжать длинные узловатые пальцы рыцаря.

Тиамак соскользнул на холку лошади и повернулся, чтобы рассмотреть предмет.

— Это похоже на пряжку от плаща, — предположил он.

— Так оно и есть, я думаю. — Погнутый и грязный кусок серебра окаймляли священные листья. В центре были скрещенные копья и злобная морда рептилии. Мириамель почувствовала, что волна страха снова захлестнула ее. — Изгримнур, посмотри-ка сюда.

Герцог подъехал к ним и взял пряжку.

— Это эмблема королевских эркингардов.

— Солдаты моего отца. — Ей не удалось подавить мгновенное желание оглядеться, как будто отряд солдат мог лежать в засаде где-нибудь на открытом травянистом склоне.

— Они были здесь. Они могли прийти уже после того, как эти люди бежали, — сказал Изгримнур. — Кроме того, всему этому может быть какое-то другое объяснение. — Его голос звучал не очень уверенно. — В конце концов, принцесса, мы даже не знаем, кто здесь жил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я знаю. — Она рассердилась при одной мысли об этом. — Эти люди бежали от тяжелой руки моего отца. Джошуа и его друзья, вероятно, были с ними. А теперь всех их выгнали или взяли в плен.

— Извините, леди Мириамель, — осторожно сказал Тиамак. — Но я думаю, что не следует делать поспешных выводов. Герцог Изгримнур прав: мы многого не знаем. Это не то место, которое я видел во сне и куда меня звала Джулой.