Большое Гнездо - Эдуард Зорин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же, на вашем горе хоромы поставишь, — был сотник человеком знающим, зря денег не брал. — А не нравится, так сидите в Торжке.
В Торжке сидеть купцам не хотелось: разный был у них товар, иной терял силу — солодела на морозе пшеница, зацветали от сырости парча и бархат. Вот и развязывали кошели, отсыпали сотнику серебро и золото полною мерой, поругивали его, не злобясь (все-таки выпустил, как ни домогался!), а про то не догадывались, что и по дороге ждет их немало бед (сотник охрану им не дал).
Однажды утром появился на стоянке отрок на взмыленном жеребце, крикнул с седла:
— Люди торговые, помышляйте о себе: выставил Ярослав подле Ильмень-озера крепкую заставу. Всех, кто ни подойдет, обратно в Торжок возворачивает.
Опечалились купцы, стали крепкую думу думать. Но как ни крути а Ярослава все равно не миновать.
Тот же отрок им подсказал:
— Ежели назад возвращаться не хотите, собирайте по две куны с воза. Так и быть, проведу вас кружным путем — есть тут потаенная тропочка.
Ишь ты, еще одного мытника бог послал. Осерчали купцы, подступились бить расторопного отрока. Но кого-то надоумило:
— А что, как правду он нам сказал? Что, как и впрямь ждут на Ильмени Ярославовы дружинники?.. Две куны не ахти какое богатство, а всё спокойнее будет. Не обеднеем.
Еще немного поторговались купцы — без торговли какая сделка? — собрали отроку деньги всем миром.
Свернули со столбовой дороги, пошли лесом. Отрок впереди, обоз позади петляет. Долго шли. Наконец выбрались к незнаемой речке.
— Катите по льду, купцы, — сказал отрок. — А подле Новгорода — деревушка. Не доезжая, вправо свернете — вот вы и дома…
— Хитрой ты, парень, а мы тебя похитрее, — ответили купцы. — Взял ты с нас по две куны, так веди до самого места.
— Нет, — сказал отрок, — коли хотите, чтобы вел я вас до Новгорода, платите еще по куне с воза.
— Чего захотел! — осерчали купцы. — Мы не коровы, чтобы нас на каждой версте доить.
— А не согласны, так добирайтесь сами.
Взгрел отрок плетью своего коня — и только снежная пыль позади. Кинулись было за ним вослед, не догнали. Сошлись в круг задумчивые.
— Не печалуйтесь, купцы, — успокоил их Авраам. — Я здесь всё вдоль и поперек исходил. Ежели доверитесь мне, доведу вас до самого места.
— Еще один выискался! — закричали купцы. — А ты по сколь возьмешь с воза?
— Не нужно мне ваших кун, — ответил Авраам. — Сам я с обозом иду, сам в Новгород поспешаю…
— Тебе что! Ты без товару, тебе Ярославовы дружинники не страшны — иди на все четыре стороны. Наведешь ненароком на заставу.
— Все может быть, — сказал Авраам. — Зазря обещать не стану.
— Вот видишь!
— А тут и глядеть нечего. Без меня вам только и остается, что поворачивать на Торжок.
Долго ругались и спорили друг с другом купцы. Но те, которых было больше на кругу, перебороли.
— Веди, — сказали Аврааму, — а кто не с нами, пусть ступает, как вздумается.
Только пять возов и повернули по старому следу. Остальные тронулись дальше.
Долго ползли по реке и через леса. На третий день выехали на опушку и глазам своим не поверили: вот он и Новгород.
— Ловко ты нас довел, старик, — хлопали купцы Авраама по спине и по плечам, — а мы тебе не верили.
— Погодите радоваться до поры, — остановил их Авраам. — Въедем в городские ворота — тогда и празднуйте.
— Да нешто и под стенами озорует Ярослав?
— Ему Мартирий не указ, ему Всеволод голова…
Ехали по чистому полю, растянувшись на полверсты, погоняли коней, переговаривались шепотом. С опаской поглядывали по сторонам.
Из города, одетые по-ратному, высыпали навстречу им пешцы. Спрашивали с изумлением:
— Да вы отколь будете, соколики?
— Из Торжка, — отвечали степенные купцы, радуясь, что без урона дошли до Новгорода.
— Давно ли снял заставы Ярослав?
— А мы с ним здоровкаться не пожелали.
— Как же так?..
— Шли лесочком-боровичком, впереди — старичок с палочкой… Эгей, купцы! — спохватились на возах. — А где же наш провожатый?
Стали окликать да искать Авраама — а его как и не бывало. Мужики суеверные переглядывались:
— Не сама ли богородица послала нам поводыря?..
2Не приходили вести из Чернигова. Ярославовы разъезды сновали по дорогам, перехватывали гонцов.
Тощали новгородские житницы, а подвоза не было. В иных домах, что победнее, давно уж не пекли пирогов, даже вкус их позабыли.
Сошли наступившие было оттепели. Зима лютовала на исходе.
А во Владимире стояли теплые дни. Напористое солнце все сильнее и сильнее пригнетало осевшие снега, заполоскались в небесной сини первые кучевые облака.
Выйдя пополудни из избы, Мисаил гладил разогретые стволы берез, прислушивался к сорочьему стрекоту, примечал, как оплавлялся по верху сугробов крупитчатый снег, а по обращенным к солнышку скатам оврага верба осеребряла свои черные почки.
«Дивны дела твои, о господи!» — раздумывал Мисаил, сидя на поваленной осине и почесывая за ушами разлегшегося подле его ног Теремка.
Тут же рядом, на проталинке, ковырялся в прошлогодней траве неторопливый и важный грач, оценивал Теремка внимательным блестящим глазом. Но псу было не до птицы, беспокоил его понурый и неразговорчивый хозяин, вот уже второй день слонявшийся вокруг избы без дела. С того вечера это началось, как возвратились они из лесу с подстреленными зайцами.
Теремок вертелся вокруг отшельника, становился лапами ему на грудь, обнюхивал пахнущую теплой кровью добычу, а Мисаил, склоняясь, разглядывал оставленные на дворе следы.
— Не к добру это, не к добру, — говорил он, обращаясь к Теремку. — Много людей наведалось к нашему тихому месту, много было коней, и даже возок стоял неподалеку. Кого бы это занесло в такую глушь?..
Тревога хозяина передавалась Теремку, пес поскуливал и быстро шарил носом, обнюхивая следы. Наверное, он мог бы и побольше рассказать Мисаилу, но не дал бог ему языка.
— Тварь ты бессловесная, — вздыхал отшельник. — Ну что глядишь на меня, что уставился?
А про себя так размышлял: «Не князева ли кобылка навела на избу мою чужаков?»
Близко от истины был Мисаил, но до конца случившегося так и не разгадал. Да и кому бы в голову такое пришло, что скачет по дороге к его избушке Веселица на отменном коне — сам румяный и статный, — а с ним еще двое молодых гридней… Что сердце Веселицы поет от счастья, а рука в тонкой рукавице нетерпеливо подергивает поводья, ноги, обутые в ладные сапоги, крепко сжимают конские бока…
Такое и во сне не приснится. О таком и думать боялся Мисаил, а думал о том, как темно и холодно в княжом порубе, как плачет Веселица на мокрой соломе и смотрит в недосягаемое небо, которого осталось ему на этом свете всего-то с крохотный клочок.
Кабы всё-то знал Мисаил, кабы мог заглянуть в княжеское переменчивое сердце, не перепугался бы так, услышав, как продираются сквозь дремучий сухостой разгоряченные от бега кони.
Вскочил, шерсть взлохматил дыбом на загривке Теремок, лая попятился за угол избушки, а из лесу прямо на Мисаила выехали трое верховых.
— Свят-свят, — прошептал старик, ища глазами, куда бы и ему схорониться. Да разве спрячешься где, ежели поляна перед избой всего-то с овчинку? «Вот и по мою душу прибыли», — свесил он обреченно вдоль туловища руки.
А тот, что первым выехал на поляну, с виду вроде бы и не гневлив, живо спрыгнул с коня и, ведя его под уздцы, приблизился к старику с поклоном.
— Здрав будь, Мисаил.
— И ты будь здрав, — отвечал Мисаил, глядя в сторону. Уж очень хотелось ему оказаться в эту минуту где-нибудь в самом кромешном уголке заледенелой чащи.
— Да неужто не признал ты меня? — удивился верховой. — Почто глядишь, как на незнакомца?
— Ты ли, Веседица? — удивленно замахал руками Мисаил и попятился от него, как от привидения.
— Я, старче, кому еще быть, — отвечал Веселица, улыбаясь открыто. — А это мои товарищи.
— Господи, — пригляделся старик, не веря своим глазам. — А и впрямь Веселица!..
И он неловко обнял молодого дружинника, отстранился, перекрестил ему лоб:
— А ну-ка сказывай, отколь раздобыл боевого коня?
— Отколь раздобыл, про то длинный сказ, а худого обо мне и думать не моги, старче, — шутливо погрозил ему Веселица пальцем. Проник он в потаенные мысли отшельника, по глазам прочел скрытую думу. — Не брал я чужого коня, на дороге не озоровал, а всё, что есть при мне, всё князев подарок!..
— С чего ж это так расщедрился наш князь? — все еще не доверяя ему, ехидно спросил старик.
— Ты лучше нас в избу кличь да вздувай пожарче огонь, — не отвечая на его вопрос, проговорил Веселица, — а беседа наша степенная впереди.
Теремок тоже признал своего старого знакомца, выскочил из-за избы, поскуливая, завертелся у его ног. Жмурясь от счастья, Веселица ласково гладил его, приговаривал: