Справедливости ради - Kelly Newborn
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Алексеевич закончил первый разговор, и тут же сделал второй звонок. Тут он обошёлся всего одной фразой: «Я сейчас тебе кое-что пришлю», и отключил вызов.
— Нужно сделать снимки этих материалов, — он вернул нам папку.
Мы с Лёшей стали делать фото. Затем перекинули их Николаю Алексеевичу, и он отправил их кому-то. А потом он повернулся к нам с очень серьёзным видом.
— Теперь у нас есть страховка, — сказал он. — Но, нам ещё нужно привлечь СМИ, — это было уверенное заявление, не вопрос. Но для меня — крайне сомнительное. — С оглаской Горскому будет труднее скрыть свои грехи… — добавил Николай Алексеевич.
— Но… — попыталась я привести свою аргументацию против такого решения.
— Знаю о чём вы думаете, Ангелина, — остановил он меня спокойным тоном. — Горский будет тонуть, и потащит нас за собой. Но это и без огласки вероятно, так что не прибегнуть к такому инструменту разоблачения, будет большой ошибкой… — я задумалась. Горский будет пытаться переложить вину, замять всё, или вовсе решит просто устранить проблему, как можно более незаметно… Так что привлечение СМИ действительно может оказаться нам на руку.
— Ладно, — согласилась я. — У меня есть знакомая журналистка. Она, можно сказать, специализируется на разоблачениях. Я попрошу её помочь…
Я позвонила Маше. Рассказала, всё, что могла. Мы состыковали Машу и человека Николая Алексеевича, который хранил копии всех документов, чтобы у Маши был к ним доступ. Договорились с ней, что начнём разоблачение с рыбёшки помельче. Но, в случае беды с нами, она публикует всё.
Когда мы вышли из больницы, уже стемнело. Подошли к машине, но не успели сесть. Я почувствовала, как мне в спину что-то упёрлось.
— Не дёргайся, — прогремел мужской голос у меня за спиной. За Лёшей, я увидела ещё одного человека.
— Прокатимся, — сказал тот, кто был за Лёшей. И меня в спину толкнули.
Нас затолкали в их машину. Забрали телефоны. Я посмотрела на Лёшу. Его взгляд не был испуганным, но это, скорее, чтобы не пугать меня, потому что глаза были полны тревоги. Дверь с моей стороны закрылась, мы остались под прицелом второго громилы. Первый — сел за руль, повернулся, и наставил на нас пистолет. Второй громила закрыл дверь с Лёшиной стороны, и тоже сел на переднее сидение. Он покопался в бардачке, и швырнул нам мешки.
— Надевайте, — прогремел тот, кто был за рулём, и дёрнул в нашу сторону оружием. Мы ещё раз взглянули с Лёшей друг на друга, и надели мешки одновременно.
Мы ехали довольно долго. Наверное, за город. Звуки оживлённой улицы пропали. Сейчас вывезут в лес и убьют — подумала я. Почувствовала, как Лёша нащупал мою руку. Я сжала его ладонь.
Когда остановились, меня вытащили в мешке из машины. Дверь с Лёшиной стороны не открывалась. Я услышала приближающиеся шаги. Не тот ли это момент, когда пора прощаться с жизнью, всё понять и переоценить? — эта мысль проскочила в моей голове и исчезла, потому что в следующее мгновение с меня сорвали мешок.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
*** Повествование от лица Ангелины ***
Мои глаза не сразу адаптировались к свету лампочек, после мешка. Я стояла под навесом какого-то загородного дома. Чувствовался запах болота. Шаги становились всё ближе. Он ещё не вышел на свет, но уже заговорил:
— Добрый вечер, Ангелина, — голос был спокойный, но грубый. Я ещё не видела лица, но, конечно, знала кто это. Сзади из машины я услышала:
— Выпусти меня! — и глухой удар. Я взглянула назад в пол оборота.
— Вы ему не поможете. Как и он вам… — я повернулась к тому, кто вышел ко мне из темноты. К Горскому.
Горский Всеволод Андреевич
Это ненавистное лицо я изучила наизусть, по снимкам. Как же я хочу тебя убить! Я потянулась поправить повязку, и мне в бок упёрся пистолет.
— Даже не рыпайся, — пробасил один из громил. Горский смотрел на меня серьёзно.
— Я знаю о вас всё. Не думайте, что я вас недооцениваю, — сказал он. Я мысленно ухмыльнулась. Боишься значит… — Я — дальновидный человек. И не ошибся на ваш счёт. Я знаю ваши успехи, промахи, возможности… Я заблаговременно приставил к вам людей, присматривать за вами. А ещё… — его улыбка стала ехидной. Кажется, он смаковал этот момент своих откровений. А мне почему-то стало тревожно. — Я отправил своего племянника учиться вместе с вами, — меня изнутри стала пробивать дрожь. Он сделал паузу, глянул на меня с усмешкой и продолжил: — Тут, надо сказать, я слегка промахнулся. То ли вы оказались умнее, чем я считал, то ли Максим никчёмный любовник? — он закончил фразу с некоторой небрежностью и уставился на меня. Внешне я застыла, а внутри — мой мир взорвался. Сердце стучало у горла. Меня тошнило. Макс!? Я впилась ногтями в свои ладони. Но боли не чувствовала. Изо всех сил я сдерживала дрожь, чтобы не показать этому упырю, что для меня значили его слова. Вчера я сказала Максу про Горского… И вчера напали на Олега. И Николая Алексеевича… Почему я не связала это? Потому что ты верила и любила его, как ты могла его заподозрить? Нет, ТАК Макс не мог меня предать… Не мог. — А вы отлично держитесь, для той, кто не знала о таком предательстве. Я знаю, что вы не знали, — я услышала, как Лёша снова попытался выйти из машины и снова удары. Горский стал подходить ближе. Я смотрела ему в глаза. Не дождёшься, мразь. Я не доставлю тебе такое удовольствие — наслаждаться моей болью. Ты меня не сломишь. — Просто песня — смотреть на ваши потуги — не показать мне вашу боль, — он пристально, с почти садистской усмешкой вглядывался в моё лицо.
— Переживу. Уничтожу тебя и буду жить дальше, — к моему удивлению, мой голос прозвучал спокойно, даже безразлично. И я не переставала смотреть ему в глаза. Он сначала смотрел с улыбкой, а потом стал смеяться.
— Я могу закопать вас в соседнем лесу, — он отошёл, а потом медленно обернулся. — Что ты можешь мне сделать? Ты же — никто.
— Эта никто уже сделала кое-что, чтобы уничтожить вас. Узнай у своих дружков и подельников, что участвовали
