С Лазурного Берега на Колыму. Русские художники-неоакадемики дома и в эмиграции - Борис Носик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вчера был я в мастерской Яковлева, который летом участвовал в экспедиции в Африке и навез оттуда кучу этюдов, больше 300. Он мне много показывал… Много интересного рассказывал о том, что видел. Например, что есть племя пигмеев, живущих очень уединенно в лесах дремучих, занимающихся охотой, лазающих по деревьям, как обезьяны. Соседние племена их боятся, так как они умеют делать особые яды, которыми они натирают стрелы, а они отличные стрелки. Он был у них в домиках, вроде кукольных, и я видел несколько его рисунков с этих пигмеев, страшные уродцы. Он в апреле делает большую выставку и, главное, его еще — колоссальный групповой портрет всех сотрудников экспедиции. На воздухе, на фоне африканского пейзажа. Но в картине ни одного луча солнца».
В этом отрывке из сомовского письма уже кое-что есть из того что мы собираемся рассказать о невероятной судьбе Яковлева и о нем самом: о его таланте, его способности к труду (этюды он писал десятками, а то и сотнями), о его фантастических похождениях и приключениях: Петербург, пустыня Сахара, Токио, Мозамбик, джунгли, Ханой, Сайгон, Италия, Испания, Нью-Йорк, Лондон — и кулисы Ковент Гарден, и поцелуй Анны Павловой, и прогулки с Ротшильдом, и громкая слава, и бесконечные обеды в замках, и уик-энды в компании профессионалов разведки, и отроги Тибета, и узкоглазые лазутчики, и веселые застолья близ Куры и Арагвы, и тихие улицы Бостона, и внезапная таинственная смерть в Париже… Да здесь событий и путешествий на два приключенческих романа, а пожалуй, что и на три детективных. Но верно напророчил чародей Сомов (этому я верю): «ни одного луча солнца».
Одни тени без солнца — и покров тайны. Но мы ведь не роман пишем — скромный биографический очерк. Лишь краткий обзор того что почти всплыло на поверхность. Разве что никем не было до нас замечено…
— Да что там такое было не замечено? — воскликнет ревнивый искусствовед. — Чего такого ни в одной из книг или статей не было замечено?
— Было кое-что. Наберется… Начну по порядку.
Пишут, например, что был этот А. Яковлев «художник-атташе», знатный автомобилист, участник двух прославленных автопробегов «Ситроена» и никто не упомянул, кто был его отец…
— А кто был его отец? — возмутятся биографы. — Его отец был отставной флотский офицер. Кажется, лейтенант флота.
Вот с этого я и хотел бы начать биографию художника Александра Яковлева, прославленного участника двух знаменитых автопробегов «Ситроена». С того, что родился он летом 1887 года в Санкт-Петербурге в семье Евгения Александровича Яковлева, который был не просто отставной лейтенант. Это правда, что за четыре года до рождения сына он был произведен в скромный чин лейтенанта флота, да и списан на берег месяц спустя — в долгосрочный отпуск. Одним словом, списан. Но тут-то ведь и начались главные события его жизни. Еще через год Евгений Яковлев поселился в собственном доме на набережной Малой Невки, где сразу оборудовал мастерскую и приступил (вместе с Александром Фрезе) к созданию одноцилиндрового автомобильного двигателя внутреннего сгорания (на базе того, что соорудил в Германии Бенц). К тому времени 37-летний моряк-изобретатель успел избороздить полсвета на судах разных стран, окончить инженерное военно-морское училище и даже, благодаря чьему-то высокому покровительству (неизвестно чьему), получить «личное дворянство». Поговаривали, что был он внебрачным сыном какого-то высокого вельможи. Известно об этом совсем мало, как, впрочем, и о том, почему ему отказано было в приеме в Морскую академию. Подготовлен он был неплохо, но что-то темное и невнятное вмешалось в его судьбу. Не будем, однако, скорбеть об этой неудаче, ибо и со своим скромным чином отставного лейтенанта флота Евгений Яковлев (с не меньшим блеском, чем позднее его сын, автомобилист и художник), сумел вписаться в русскую историю. Говоря точнее, вписался он в историю русского автомобилестроения, а уж если совсем точно, то в историю русского двигателестроения (как ни крути — в историю страны вписался). Его считают одним из отцов первого русского автодвигателя и отцом русского автомобиля. Не слабый титул! Помяните это гордое имя, стоя в бесконечных пробках на улицах нынешней российской столицы! Вспомните, что автомобиль Яковлева и Фрезе, имевший двухместный кузов и развивавший скорость до 20 километров в час, был испытан в Санкт-Петербурге в мае 1886 года и выставлен на Нижегородской ярмарке.
А. Е. Яковлев и В. И. Шухаев на Капри. 1914 г.К тому времени, как родился в его доме на набережной Малой Невки будущий художник, сын Саша, в широких и, конечно, в узких петербургских научных и инженерных кругах уже знали об автодвигателе Яковлева и Фреза. Двигатель был выставлен напоказ в лаборатории академика Менделеева, а в 1891 году отставной лейтенант балтфлота Евгений Яковлев уже открыл на Большой Спасской улице в Петербурге первый русский завод газовых и керосиновых двигателей. Позднее деловитая вдова Яковлева, мать художника, продала этот завод фирме «Вулкан», и под этим именем он был знаком многим петербуржцам. И адрес был тот же: Большая Спасская, дом 26. В 1894 году (Саше Яковлеву было тогда семь лет) заводик Яковлева продал уже на 44 000 рублей своих двигателей. Автомобиль Яковлева и Фреза выставлялся на Нижегородской ярмарке, а заводик Яковлева не раз награждался медалями. Увы, самого изобретателя уже не было тогда в живых. Евгений Александрович Яковлев не дожил до сорока лет, не дотянул даже до первых триумфов и премий (их было потом много). Он оставил энергичную деловую вдову, троих детей, свой заводик и свое имя в отечественном автомобилестроении. О его сыне Александре у нас и пойдет ниже рассказ, об остальных детях изобретателя-моряка упомянем здесь кратко. Сын Алексей стал инженером, поехал на работу в Пензу, а оттуда вдруг укатил в Америку, оставив в Пензе неунывающую красавицу-жену и бойкую красавицу-дочь (ту самую, что позднее, уже в Париже, кружила головы и разбивала сердца — среди них, вполне случайно — сердце командированного из Москвы поэта В. Маяковского). Что же касается единственной дочери моряка-изобретателя Александры (Сандры), то она стала оперной певицей, не раз певала вместе с Шаляпиным и была известна в артистических и «левых» кругах Парижа.
Итак, Евгений Александрович Яковлев, отец художника, как вы, наверное, поняли, был талантливый и упорный изобретатель, истинный пионер русского автомобилестроения. Да и супруга его (мать художника) была женщина деловая, энергичная. Имеет ли все это отношение к карьере и творчеству знаменитого художника-автомобилиста? Может, все же имеет…
Оставшись без мужа, вдова изобретателя сумела вырастить троих детей и дать им хорошее образование.
Сын Саша рисовал с детства. Учился в знаменитой петербургской гимназии Карла Мая, той самой, в которой до него учились многие столпы «Мира искусства» (и Шура Бенуа, и Костя Сомов, и Дима Философов, и Валя Нувель, а позднее — и Шурин сын Николай Бенуа). Встретив однажды в Риме учителя рисования из гимназии Мая, друг Саши Яковлева москвич Вася Шухаев излил в письме на родину свой необычайный восторг: представляете, кого встретил — учителя из гимназии Мая, из той самой гимназии, представляете, какой интересный человек оказался в вечном городе Риме. Шухаев и сам был уже к тому времени выпускник Академии художеств, пенсионер Римского общества, он еще в Москве по окончании Строгановского училища получил звание «ученого рисовальщика», но тут другое дело — представляете, учитель «из той самой гимназии Карла Ивановича Мая», из которой…
В 1905 году, после окончания гимназии Мая, восемнадцати лет от роду поступил Александр Яковлев в Академию художеств, сперва в художественную школу Академии, а с 1907 года — уже и в мастерскую Дмитрия Николаевича Кардовского. У Кардовского он встретился с Василием Шухаевым, с которым они подружились надолго, чуть не на весь остаток жизни Яковлева (расстались лишь 27 лет спустя). Так что 1907 был ознаменован для них прежде всего этими знакомствами — с Кардовским и друг с другом. Начнем с первого.
График и живописец, мастер книжной иллюстрации Дмитрий Николаевич Кардовский был замечательный педагог, учитель милостью Божией. Формально мастерская его в Академии считалась филиалом мастерской прославленного И. Е. Репина, но при поступлении многие студенты предпочитали идти к Кардовскому, чья репутация педагога уже была известна. Александр Яковлев так вспоминал об этом позднее в письме Кардовскому:
«Помню, как еще до поступления моего в Академию художеств, я впервые услышал Ваше имя как художника и как профессора: с ним было связано представление о культуре и современности».
Защищая перед лицом совета Академии выпускную картину Василия Шухаева, А. Ростиславов, поддержанный Александром Бенуа, в полемической газетной статье назвал Дмитрия Кардовского «единственным профессором в академии, у которого действительно учатся». Бенуа по тому же поводу писал о добротности школы Кардовского (в ту пору младшего из профессоров Академии), который «в разгар всяких новшеств и экспериментов, в которых дерзость доходит до гаерства», учил настоящему мастерству и обращался к традициям мирового искусства. Эта репутация помнилась Шухаеву и четверть века спустя, о ней он напоминал юбиляру Кардовскому в письме из Парижа: