Жизнь №2 (СИ) - Dar Anne

Интроверт-эмпат. Не знаю, от кого она унаследовала первую черту – скорее всего, она её личностная, – но вторая точно от меня.

– Ты добрая, – решила вслух заметить я.

– Ага, добрая с оскалом, – пепел полетел в пепельницу. – Учти: я не сестра милосердия. Так что сразу об оплате: двести баксов в месяц, плюс коммунальные платежи пополам, без учёта парковки. Если есть машина – сосед-оптимист ищет кому сдать своё парковочное место.

– Нет, машины у меня нет, – поспешно заморгала я, снова начав ощущать себя заброшенной в центрифугу: крутит-крутит-крутит, никак не могу ни за что зацепиться – что вообще происходит?..

– Машины, значит, нет. Надеюсь, что и проблем с деньгами тоже.

– Нет, проблем нет.

– Кем работаешь?

– Айтишница, – я закусила губу. – Начинающая.

– Технарь, значит.

– А ты?

– Творческий стартапер, так что не прочь сдать комнату в своей квартире начинающей айтишнице.

Я замерла. В голове роем закружились беспокойные мысли, похожие на ос, начинающих безжалостно жалить: “Как же так?! Я ведь оставила ей приличное наследство! Рокки не должна впускать незнакомых, совершенно посторонних ей людей под свою крышу! Она не должна нуждаться в деньгах – я оставила ей сто пятьдесят тысяч долларов! Куда она их потратила?! На что?! Обстановка квартиры аскетичная – она точно не вложила деньги в квартиру. Тогда как же… Куда же… Как же так. Я должна была оставить ей больше? Да ну нет же…”.

– Ладно, раз уж мы решили, что ты остаешься, а чай ты не пьешь, пошли перенесем твой чемодан в твою комнату, – она резко встала из-за стола и уверенно затушила сигарету в пепельнице. Я тоже поднялась.

Мы вышли в гостиную и направлялись в сторону входной двери, но я, сначала сама не поняв отчего, вдруг резко замерла: боковое зрение выхватило фотографию. Прежде чем поняла, что́ делаю, фотография, стоявшая на высоком комоде в деревянной рамке, уже была в моих руках: я держу пятилетнюю Рокки на руках, мы обе улыбаемся и наши улыбки удивительно похожи между собой…

Рокки резко развернулась и увидела моё оцепенение, которое наверняка восприняла за банальное любопытство. Моя кепка отлично прятала мои влажные глаза, но руки вдруг затряслись. Рокки подошла поближе.

– А кто… Кхм… Кто изображен на этом фотоснимке? – я вцепилась в фоторамку, словно в спасательный круг: если выпущу – задохнусь!

– Пятилетняя я с бабушкой, – с этими словами она резко отняла у меня спасательный круг и сама врезалась в него взглядом, пока я смотрела на нее как-то слишком снизу вверх: я вдруг почувствовала себя маленькой, крошечной песчинкой – всё, что время оставило от массивного камня. Рокки вдруг перевела свой взгляд на меня и наконец – о, ужас! – заметила мои мокрые глаза. – У тебя тоже была бабушка?

Всё, на что я нашла в себе силы – один короткий кивок головой. Она тяжеловесно вздохнула и вновь перевела свой взгляд на фото в своей руке:

– Моя была замечательной.

– Правда? – надо же, силы на вопрос, пусть и дрогнувший, нашлись.

– Правда, – с этими словами она поставила фотографию обратно на комод. – Я искренне любила её. Только у неё, кроме меня, были и другие внуки, и когда я с матерью переехала из Вермонта в Коннектикут, она позабыла обо мне.

Я не смогла – я взорвалась:

– Неправда! Я никогда не забывала о тебе!

Рокки мгновенно, возможно даже ошарашенно, замерла. Может быть, её на несколько секунд оглушил мой возглас – не знаю. Но вот она начинает приходить в себя, пока я начинаю скатываться в панику: смотрит на меня в упор, затем на фотографию, затем в зеркало, висящее над комодом, в котором мы отражаемся обе – такие похожие! – и снова на меня. Её брови вдруг начинают сдвигаться к переносице, фотография возвращается на комод, руки она прячет в карманы и, наконец, ответный удар:

– Поясни-ка, что только что произошло?

Глава 42

– Знаешь, кто такой Арми Боффорт? – я понимала, что этот фонтан уже не заткну ни большим пальцем, ни даже двумя ладонями – я ощущала, как из меня хлынуло всё, что я пыталась удерживать первые три месяца своей второй жизни.

– Медик, миллионер, филантроп. Мечтал о нереальном, вроде единорогов на радугах.

– Он мечтал создать вакцину молодости.

– Ха!

– И создал, Рокки! Он создал!

– Откуда ты знаешь моё имя? – её неожиданная усмешка вновь сменилась резкой хмуростью. – Я не представлялась тебе.

– Потому что ты – моя внучка! – я сделала шаг вперед, на что Рокки резко вытащила обе руки из карманов, подняла их вверх, как бы возводя между нами невидимую стену, и сделала шаг назад. – Я твоя… – я импульсивно ткнула пальцем на фотографию, стоящую на комоде, и красноречиво вытаращила глаза. Слова: “Я твоя бабушка”, – застряли в моём горле, так как выглядела я сейчас скорее как её сестра, да ещё и, скорее всего, даже не старшая.

– Так, стоп… – всё ещё удерживая руки в приподнятом положении, Рокки развела ладонями в пространстве между нами. – У меня, конечно, с воображением всё отлично, но, кем бы ты ни была и каким бы видом сумасшествия ни страдала, ты реально считаешь, что я поверю в подобную чушь? Даже с учётом того, что внешне мы с тобой очень схожи, что невозможно было не заметить с первого же взгляда, увы, но моя бабка уже почит в параллельном мире.

– Нет-нет-нет… – я однозначно, отрицательно замотала головой.

– Ладно реинкарнация в младенца, что тоже фигня-теория, но сколько тебе – восемнадцать?

– Двадцать! Мне, видимо, двадцать, Рокки.

– Бредятина…

Она собралась отворачиваться, я запаниковала и замахала руками:

– Нет, подожди! Подожди, я докажу! Когда тебе было пять, ты гостила у нас с Геральтом и в драке с соседским мальчишкой выбила ему передний зуб – это наш с тобой секрет, мы не рассказали об этом происшествии твоим родителям! Мы много чего не рассказывали Барбаре с Шоном! Ели по два куска шоколадного пирога вместо разрешенного одного! Ложились спать когда вздумается! Пускали мыльные пузыри в гостиной! – наконец я заметила в её глазах колебание, от которого ей, видимо, пока что было не по себе. – Ну же, вспоминай! На десятый день рождения ты попросила меня подарить тебе настоящее перо с чернильницей и блокнот с резным переплётом – ты отлично сочиняла небольшие рассказики про волшебные миры и хотела записывать их под одной обложкой! На Хэллоуин ты всегда наряжалась в злодея, и на спину себе неизменно приклеивала слово “добрая”! На мой юбилей – мне исполнялось шестьдесят – ты подарила мне рисунок, на котором вся наша семья была изображена в виде оранжевых апельсинов с большими зелёными глазами! Это был очень красивый и одновременно смешной рисунок! Помнишь? Ты любила слушать грампластинки Геральта, это я научила тебя устанавливать и запускать их! В семь лет ты ударила по колену стоматолога, бывшего другом нашей семьи – за выдернутый им твой молочный резец! Ты научилась кататься на велосипеде без дополнительных колёс уже в три года! На роликах стояла с четырёх лет! Расстроилась, когда улетел воздушный змей, подаренный тебе Шоном в честь дня рождения твоей матери! Ты обожаешь карамельный попкорн! Или… Или обожала его когда-то… – я запнулась. И заткнулась. Мы продолжили стоять друг напротив друга с широко распахнутыми глазами.

Что я делаю…

Что сделала…

Прошло не меньше минуты, прежде чем явно ошарашенная Рокки наконец отреагировала на мою откровенно сумасшедшую тираду:

– Достаточно было выбитого зуба соседского мальчишки, – выдала совершенно неожиданное она, после чего сказала уже с совершенно другой, более высокой интонацией: – Что с тобой произошло? – она дала мне время на ответ, но я вдруг не нашла слов – как будто все выговорила. – Ты кому-нибудь еще сказала?

– Нет.

Отлично. Одно слово. Отрицательное, но слово.

– Что это? – она обдала меня с ног до головы неоднозначным взглядом и произвела движение ладонью в пространстве между нами. – Переселение души?

– Вакцина Боффорта.