Куба. Полная история страны - Рамон Наварете
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В биографии Че Гевары Уго Гамбини написал, что Фидель Кастро пытался убедить его остаться. А Че якобы ответил ему так:
«Кубинская революция должна иметь союзника в Латинской Америке, чтобы была другая точка опоры и можно было закрепиться. Союзник, о котором я говорю, может найтись только путем совершения революции где-то в другом месте, и для этого нужно иметь во главе человека с большим опытом партизанской войны и с авторитетом, необходимым для руководства политическим движением. Такой лидер – я. Ты не можешь сделать революцию в другом месте, потому что ты должен продолжать руководить здесь. Я могу, и я сделаю это, черт побери!» [13, с. 185]
Оставалось только определить, в какой стране произойдет следующая революция.
Хуан Мартин Гевара, брат Че Гевары, в своих воспоминаниях пишет:
«Тайна исчезновения Че так и осталась неразгаданной, в том числе и на Кубе <…> Кубинцы были особенно удивлены его отсутствием на похоронах Анибала Эскаланте, важного члена правительства. Тогда мир не знал, что Че послал Фиделю прошение об отставке» [13, с. 187].
Одновременно с этим Че Гевара написал Фиделю Кастро прощальное письмо:
«Фидель, сейчас я вспоминаю о многих вещах: о том, как мы познакомились <…> о том, как ты предложил мне идти с вами, как рассказывал о трудностях приготовлений.
Однажды нас спросили, кого нужно известить в случае смерти и какова реальная возможность всем нам погибнуть. Тогда нам представлялось само собой разумеющимся, что в революции (если она настоящая) либо выходишь победителем, либо мертвецом. На пути к победе много товарищей покинуло нас.
Сегодня для меня все это уже не так трагично, потому что сейчас мы уже стали взрослее, но события повторяются. Чувствую, что я исполнил часть своего долга, связавшего меня с Кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, ставшим и моим тоже.
Я формально отрекся от моих должностей в правлении партии, от своего министерского кресла, от своего чина командующего, от своей кубинской сущности. С Кубой меня связывают не рамки закона, это узы иного рода – они не могут быть разорваны, как должностные.
Оглядываясь на прожитые годы, я думаю, что потрудился достаточно добросовестно и самоотверженно, чтобы закрепить победу революции. Моей единственной ошибкой было то, что я не сразу поверил в тебя, с самых первых минут в Сьерра-Маэстре, что недооценил твои качества революционера и предводителя. Я прожил великолепное время, а когда ты был рядом, чувствовал гордость за принадлежность к твоему народу в те яркие и одновременно печальные дни <…> Редко так высоко блистал государственный деятель, как в те дни, и я также преисполнялся гордостью, когда следовал за тобой без колебаний, отождествлял себя с твоей манерой думать, видеть, определять опасности и принципы.
Другие страны мира настойчиво зовут на помощь. И я могу сделать то, что тебе не позволит твоя ответственность перед Кубой, а посему пришел час нашей разлуки.
Знай, что я поступаю так и с радостью, и с болью: здесь я оставляю самые истинные из всех моих надежд созидателя и самое вожделенное из всех моих человеческих желаний… Оставляю народ, принявший меня как своего сына; и это ранит мою душу. На новые поля сражений я несу с собой веру, которую ты внушил мне, революционный дух моего народа, ощущение исполнения самых святых обязанностей, связанных с борьбой против империализма, где бы то ни было. Это укрепляет дух и залечивает любые раны сердца.
Повторяю еще раз: я освобождаю Кубу от любой ответственности, кроме как служить примером. И если решающий час настигнет меня под другими облаками и другим небом, моей последней мыслью будет мысль о народе Кубы и о тебе. Я благодарен тебе за твои уроки и твой пример, которому постараюсь быть верным до последнего вздоха. Я всегда отождествляю себя с нашей революцией, и так будет и впредь. Где бы я ни оказался, я буду чувствовать ответственность кубинского революционера и буду действовать как таковой. Я не оставил своим детям и жене ничего материального, но я не печалюсь: не прошу ничего для них, так как государство даст им достаточно и для жизни, и для обучения.
Хотел бы многое еще рассказать тебе и нашему народу, но чувствую, что это не нужно; слова не могут выразить то, что бы я пожелал, потому и не стоит исписывать листы чистой бумаги.
До победы, всегда! Родина или смерть!
Обнимаю тебя со всем революционным пылом» [13, с. 187–190].
Че Гевара прилетел в Африку, в Демократическую Республику Конго, в конце апреля – начале мая 1965 года под именем Рамон Бенитес. Там в это время продолжалось антиправительственное восстание Симба.
Слухи о местонахождении Че Гевары не прекращались в 1965–1967 годах. То он был в Танзании, то в Чехословакии, то в Боливии.
Че Гевара в Боливии. 1967
В Боливии он возглавлял партизанский отряд, входивший в состав Армии национального освобождения Боливии (Ejército de Liberación Nacional de Bolivia).
Че Гевара провел несколько успешных операций против регулярных войск в сложной гористой местности региона Камири. Во время своего последнего боя в Кебрада-дель-Юро он был ранен: одним выстрелом в левое бедро, а другим – в правое предплечье. У него закончились боеприпасы, и он был взят в плен. После этого его, истекающего кровью, привели под конвоем к школе, которая служила правительственным войскам в качестве временной тюрьмы для партизан.
8 октября 1967 года Че Гевару весь день допрашивали, а потом был получен приказ уничтожить пленного. Этот приказ, подписанный президентом военного правительства Боливии Рене Баррьентесом Ортуньо, был передан в зашифрованном виде агенту ЦРУ Феликсу Родригесу, кубинскому беженцу, ставшему советником боливийских войск во время охоты на Че Гевару. Палачом стал Марио Теран Салазар, 26‑летний сержант боливийской армии.
Хуан Мартин Гевара, младший брат Че Гевары, в своих воспоминаниях потом описал смерть брата так:
«Я сорок семь лет ждал возможности оказаться на месте смерти моего брата Эрнесто Гевары. Все знают, что он был убит трусливым выстрелом, совершенным 9 октября 1967 года в жалкой классной комнате деревенской школы Ла-Игеры, деревушки, затерянной в южной части Боливии. Он был захвачен накануне, в глубине ущелья Кебрада-дель-Юро, где окопался после того, как понял, что малочисленный отряд партизан, ослабленных голодом и жаждой, полностью окружен правительственными войсками. Говорят, что он погиб с достоинством и что его последние слова звучали так: Póngase
