Убить мертвых - Танит Ли

Минут десять Миаль метался по холму. Он звал Дро, проклинал Дро. Потом он споткнулся, не удержал равновесия и сполз вниз по склону. И когда острый камень, который, наверное, только для того и торчал здесь, пребольно вонзился ему в бедро и остановил скольжение, под плечом Миаля что-то хрустнуло. Он огляделся и понял, что лежит на останках разбитого инструмента.

«Ты научишься играть на этой штуковине, уродливый безмозглый крысенок», — отечески наставлял его родитель. Но разве не оказалось, что Миаль — вовсе не его сын, как менестрель всегда подозревал?

«Из-за нее я убил человека. Хорошо убил, насмерть».

Теперь Миаль понял, что балаганщик на самом деле убил человека из-за инструмента. Потому что пока его отец — его не-отец — спускался в деревню, чтобы купить его, Дро переспал с матерью Миаля.

«Хорошо убил, насмерть».

Миаль поднял кусок разбитой деки и разрыдался — один в ночи, в темном и мертвом краю.

И снова глава 1...

Солнце садилось, угасал огромный ветвистый канделябр в кронах леса. Закат испятнал стволы и сучья теплым янтарем. Листья окрасились шафраном в преддверии осени, которая была уже не за горами, и угасание дня казалось аллегорией близкой старости года. Конец лета имел свой аромат — сухой, как дорожная пыль.

Миаль шел в походном ритме. При каждом шаге кожаный мешок за плечами шлепал его по спине. В мешке лежал струнный инструмент — ничего необычного, просто потрепанная традиционная гитара. Он играл в кости в глухой деревеньке и, к собственному изумлению, выиграл ее. Теперь менестрель раздумывал, как лучше надпилить корпус, когда он найдет большую мандолину в пару к ней, и заодно — как распилить эту мандолину. Потом еще придется раздобыть подходящую дудочку, да всякий столярный инструмент, который понадобится, чтобы собрать все это воедино... Подобные планы давались ему нелегко — воспоминания о погибшем инструменте все еще ранили душу. И всегда будут ранить. Миаль закопал щепки и обрывки струн на холме Тиулотефа. Наверное, это была первая могила, что появилась там за много веков. И уж несомненно — первая могила, орошенная слезами.

Но горе не притупило прочих чувств. Возвращение в собственное тело придало Миалю уверенности, а опыт странствий духа — подбодрил. К тому же последний месяц ему везло. Везло в играх и на поприще менестреля. Ему повезло даже с девушкой, что жила в деревянном домишке в низине — ей были нужны лишь ночь и еще день, а не все его дни и ночи до скончания века. Может быть, это старуха-травница благословила его на прощание? Миаль подарил ей три серебряных колка от мертвого инструмента, раз она так заботилась о нем, пока он... был в отлучке. Она даже зашила его рубашку, которую перед тем сама же разрезала, чтобы отыскать снадобье, погрузившее менестреля в транс. На самом деле ее звали вовсе не Чернобуркой. Корявая надпись, выцарапанная на двери ее хижины, осталась от предыдущей хозяйки. Даже Парл Дро порой в чем-то заблуждался.

Это соображение подбадривало Миаля, когда он отправился на поиск, не вооруженный ничем, кроме обычного набора своих смешных хитростей. К тому же веру в успех вселяли воспоминания о прежних удачах — хотя тогда все было куда сложнее, и вдобавок его мучила лихорадка оттого, что пришлось делиться силой сразу с двумя алчущими неупокоенными.

Теперь он больше не дрожал от страха и даже не впадал в отчаяние. Миаль твердо намеревался заявить свои права законного наследника. Единственное богатство Дро, на которое он претендовал — сомнительное, как горький эликсир, удовольствие общаться с Убийцей Призраков, со всеми его обширными познаниями, с его нелицеприятными суждениями, язвительностью и мощным разумом. Миаль вырос в волчьей яме, и с тех пор мир так и казался ему все той же ямой. Он устал от этого. Он хотел научиться видеть жизнь иначе и понимал, что Дро может помочь ему найти себя или, по крайней мере, подскажет, где искать. Миаль не мог позволить своему настоящему отцу, который зачал его по случайности и встретился с ним лишь после своей смерти, вот так вот просто взять и уйти. Может быть, Миаль научился этой хитрости у девиц, с которыми у него не сложились отношения. Но это была действенная хитрость, а имя ей было — вымогательство.

Что же касается прочего, то менестрель знал — Дро больше никогда не будет тянуть из него силу. Убийца Призраков был для этого слишком независимым созданием, а потому смог научить свое внутреннее пламя поддерживать само себя, как огонь в жерле вулкана. А то что Миаль был для него причиной оставаться на этом свете — или напоминанием о жизни — так он был только счастлив от этого, горд и рад, что зачем-то нужен. Пока Миаль жив, Дро не умрет и это было прекрасно и даже забавно. Менестрель до того стремился найти смешные стороны в сложившихся обстоятельствах, что теперь его преследовала картина, при мысли о которой он трясся от смеха. Он представлял, как ему, Миалю, будет лет пятьдесят пять или около того, а Парл Дро, его отец, ничуть не изменится со временем и будет выглядеть на пятнадцать лет моложе сына. Хотя логично, если Дро тоже будет стареть — он ведь достиг совершенства в подражании живым.

«Это очень легко — идти за тобой, — сказал Миаль Дро у костра в развалинах старой крепости, когда ночь вокруг пылала в лихорадке. — Ты оставляешь после себя что-то вроде тени. Глазами не видно, но я ее чувствую. Найти тебя так же просто, как дышать».

Наверное, найти бесплотного духа, который решил оставаться невидимым, будет немного труднее. Однако тут и там Миаль успевал заметить нечто, подобное лучу маяка — привычки призраков имели слишком большую власть даже над Парлом Дро с его завидным самоконтролем. К тому же связующее звено само по себе — лучший проводник в мире. Но что Миаль ему скажет, когда нагонит? Подбирать слова, общаясь с существом вроде Парла Дро, по-прежнему было нелегко. Но теперь он верил, что сумеет найти слова. Как-нибудь.

Солнце охватило пламенем черные верхушки тополей. Ясное небо было словно огромный, слабо подсвеченный балдахин в непостижимой вышине. Ни облачка. Ни птиц. Ни даже звезд.

Но незримый след чувствовался ясно. Он вел Миаля через горбатый холм, прочь с дороги, по извилистой тропинке в глубину леса. Свет вдруг стал меркнуть так быстро, словно вода утекала из горсти.

«Ты чародей, — мог бы сказать Миаль отцу. — Ты можешь перед кем угодно притворяться, что всего лишь человек, а сам проходишь сквозь стены. Ты неуязвим, тебя нельзя ни зарезать, ни повесить, ни отравить, ни вообще убить, как убивают людей. Ты мог бы проникнуть в королевскую сокровищницу и стащить все, что понравится. И ты хочешь вот так запросто от этого отказаться? Как человек, который живет воровством, я в возмущении!»