Фрагменты сожалений - Сергей Блейк

– Неужели я сказал что-то смешное? – обратился он к нарушителям тишины с самым нудным в мире вопросом.

– А как переводится с английского фраза «Your bunny wrote»? – спросил сидящий за Лерой и Мариной подросток, не в силах сдержать глупой улыбки.

Многие встретили шутку сдержанными смешками; некоторые откровенно засмеялись.

– «Сейчас я влуплю тебе двойку» – переводится она, – также глупо улыбаясь, ответил преподаватель, что вызвало в классе еще более бурную реакцию.

В итоге мальчишка спас девушек. Инцидент исчерпан, всем весело, все хорошо.

– «Сейчас я изнасилую твою шлюху-мамашу», – буркнул себе под нос парень со свинячьими глазками, передразнивая шутника, ненавидящим взглядом сверля его затылок, и его слова потонули в хохоте.

Через некоторое время, когда все успокоились, Марина прошептала своей подруге:

– Ты должна ему что-нибудь ответить. Жестко как-нибудь, чтобы он отвалил. Поставь его на место. Иначе он так и продолжит к тебе клеиться, как банный лист к тому самому месту. – И, повернувшись к обсуждаемому ими парню, она сказала ему громко и отчетливо первое, что пришло в голову. – У нее уже есть парень! И он красивее тебя раз в десять. Так что обломись.

Учитель замолк. Все как по команде уставились на Марину. Некоторые переводили взгляды с нее на парня, который, к своему несчастью, положил глаз не на ту. А пока его лицо заливалось краской, другие ожидали продолжения, какой-то бурной реакции от него самого, от преподавателя или их обоих.

Валерия, к радости жаждущим представления, атаковала ровесника следом за подругой:

– Сначала пластическую операцию сделай, потом уже предлагай встречаться. Ты кем себя возомнил? Спустись с Олимпа на землю и забери обратно эту дурацкую записку, нечего мусорить в классе. И да, поработал бы ты над своим кривым почерком. – С этими словами она смяла лист бумаги в комок и неуклюжим броском вернула его отправителю.

– У-у-у… – протянул кто-то с центральных парт.

– О-го-го!

– Ни хрена себе!

– Жестоко она его.

– Ага…

С целью обратить на себя внимание, преподаватель сдержанно стукнул конусовидным кусочком мела по столешнице преподавательского стола и, когда Валерия с ее дерзкой подружкой повернули в его сторону головы, не стирая с лиц ухмылок, он осведомился:

– А вы, Валерия, не на психолога ли планируете учиться после школы?

– Не-а.

– Слава богу. – И, всем своим видом давая понять, что утратил к ученице интерес, переключился на остальной класс. – А теперь продолжим. Итак…

Валерия показала ему средний палец, но так, чтобы он этого не заметил.

Сосед униженного подростка по парте, который и в прошлой школе учился с ним в одном классе, несильно хлопнул его по спине и продекламировал вполголоса:

– Жестоко тебя отшила эта дурная девка. Но не расстраивайся сильно. Сдалась тебе эта сука? Мне о ней уже все рассказали. Такие как она гнут пальцы веером лет до двадцати или чуть дольше. Потом их обрюхачивают, бросают вместе с их спиногрызами, и годам к тридцати пяти они загибаются от СПИДа или цирроза печени. Вот увидишь: еще лет пять – и на хрен она никому не будет нужна. Люди ей просто отплатят той же монетой.

– Да, – ответил тот, опустив глаза в парту, сгорая от стыда и бессильной злобы. – Отплатят той же монетой. Пошла она.

Тем же вечером он выместил свои обиду и злость на заикающемся двенадцатилетнем мальчишке, избив его во внутреннем дворе четырехэтажного дома, в одном из подъездов которого они оба жили. Тот, пробегая мимо, поскользнулся на грязевой кучке и случайно задел его плечом, что и послужило свиноглазому предлогом для конфликта.

– Я же из-за тебя мог свалиться в эту чертову грязь и испачкаться с ног до головы, ты, слепой выродок! – орал он на бедолагу, держа его за шиворот.

– И-и-из-з-звини, – выдавил тот дрожащим голосом. – Я н-н-не специально. И-и-звини. Из-з-з…

Мощный прямой удар в челюсть оборвал его невнятные извинения. Теперь он сам валялся в грязи, старательно закрывая голову и лицо, в частности от размашистых ударов кулаками и ногами.

Вернувшись домой, заикающийся мальчишка положил на свою кровать подаренный ему на двенадцатилетие футбольный мяч, оставив на дешевеньком потрепанном каркасе разводы грязи и крови. Трещина в ребре, расквашенная бровь, ручейком вытекающая кровь из ранки которой залила примерно треть лица, отбитые два пальца левой руки доставляли ему ужасный дискомфорт, но он старательно игнорировал боль. Принеся с кухни массивный нож, мальчишка принялся прокалывать мяч, удар за ударом нанося по нему со всех сторон, захлебываясь слезами и представляя на месте испорченного подарка голову избившего его урода.

Урод же тот оставался разъяренным и подавленным и в последующие несколько дней. Даже всерьез подумывал о переводе в другую школу. Однако вскоре совладал с собой, успокоив себя двумя простыми истинами: во-первых, такие потаскухи, как Лера, не достойны и капли его внимания, а во-вторых, он не из тех неудачников, которые на дорогу в одну только сторону готовы тратить минут по сорок своей жизни, лишь бы не упасть в грязь лицом. Совсем как тот малый, которого свиноглазому совершенно не было жалко.

Примерно неделю спустя Валерия проснулась на час раньше обыкновенного. Спросонья она поначалу не могла сообразить, окликала ее бабушка во сне или же в действительности. Вновь услышав слабым голоском произнесенное ее имя, она пошла в спальню к отчего-то постанывающей бабке, шаркая ногами. За окнами было уже довольно светло, поэтому свет включать не пришлось, чтобы разглядеть, как та с откинутым одеялом, в ночной сорочке лежа на измятой простыне, прижимала руку к левой стороне груди, с трудом наполняя воздухом легкие – должно быть, каждый вдох причинял ей боль. С еще большим трудом женщине удалось попросить внучку вызвать скорую, что Валерия незамедлительно и сделала. Минут десять спустя один из медиков вложил бабушке в рот таблетку и поднес к губам стакан воды, после чего вколол в руку какой-то раствор. Немного погодя на носилках ее перенесли в служебный автомобиль и увезли в больницу.

Потом, когда