Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

Нельзя было терять время. Наши кавалерийские взводы, находившиеся на флангах, развернулись вправо и немедленно были усилены нашими вновь сосредоточившимися цепями. Пехота совершила поворот направо и в строгом строю двинулась на неприятеля. Когда наши боевые порядки достигли вершины холма, в рядах неприятеля раздался пистолетный выстрел, и они двинулись на нас. Здесь я увидел, как неприятель совершает перестроение от центра к флангам, на которое, полагаю, способна только американская кавалерия; этот маневр показал, с каким опытным в военном деле противником нам предстояло иметь дело. Не желая входить в соприкосновение с нашей пехотой, которую он боялся, противник раскрыл свой центр, так что его взводы, двигавшиеся справа, стали поворачивать к правому флангу, а двигавшиеся слева — к левому, образовав, таким образом, полукруг; произведя этот маневр на галопе, они ринулись на оба наших фланга и смяли бы их, если бы наши взводы не произвели перемену фронта и одновременно не начали атаку.

Заметив неприятеля, я тотчас же, пока не ослабел порыв, отдал приказ о фронтальной атаке. Но в результате всех этих маневров первоначально столкнулась одна лишь кавалерия, и как и следовало ожидать, дело обернулось не в пользу наших кавалеристов, так как их было меньше, и кони у них были хуже.

Пехота оказалась на время изолированной и бесполезной. Однако, находясь в центре сражения и то застывая в сомкнутом строю, наподобие маленькой крепости, то двигаясь со всей возможной поспешностью туда, где кипела особенно жаркая схватка, она много раз служила как бы бастионом, под прикрытием которого могли перегруппироваться рассеянные силы наших кавалеристов, которые, хотя и были потрепаны неприятелем, сражались как львы, приводя себя затем в порядок под нашим прикрытием.

Наш маленький кавалерийский резерв, оставшийся охранять табун лошадей, сконцентрировавшись рядом с пехотой, также немало способствовал перегруппировке наших разбитых взводов.

Кавалерия обеих сторон предприняла много атак, имевших переменный успех. Взводы то двигались вперед в сомкнутом строю, то отступали в беспорядке. Не знаю, с чьей стороны было проявлено больше мужества.

Неприятель, у которого лошадей было больше и они были лучше, гнал наших всадников на пехоту и часто скрещивал свои пики с нашими штыками. Наши кавалеристы, выстраиваясь снова при поддержке пехотинцев, далеко отбрасывали неприятеля, сражаясь врукопашную.

Как прекрасны были в этот день молодые итальянцы! Действуя с необычайной стойкостью и проворством, они поспевали всюду, где требовалось их присутствие, находясь, естественно, всегда в самой гуще сражения, и каждый раз обращали в бегство неприятеля, преследовавшего их товарищей-кавалеристов. Очень редкие, но точные выстрелы, поражая солдат противника, пробивали бреши в его рядах.

Наконец, из-за бесконечных атак, боевой порядок неприятеля оказался совершенно расстроенным, так что его войска превратились в бесформенную толпу. Напротив, нашим бойцам, благодаря поддержке пехоты, всякий раз удавалось легко производить перегруппировку.

Таким образом сражение продолжалось около получаса, после чего наши бойцы, не встречая больше организованных сил противника, соединились в несколько монолитных взводов и бросились в решительную атаку. Противник дрогнул, пришел в полное замешательство и обратился в бегство. Тогда в воздух поднялась туча «болас»[150] и начался занятный спектакль, если только занятным может быть какое бы то ни было побоище.

Я считаю, что американский солдат-кавалерист не уступает никому в любом виде боя. И я полагаю, что ему нет равных в умении преследовать разбитого неприятеля и захватывать его в плен. Американский кавалерист — это настоящий центавр, чье стремительное движение не может остановить ни одно препятствие. Если дерево мешает проехать прямо, он пригибается к спине своего скакуна и проскальзывает лежа на нем. Если на пути оказывается река, американец устремляется в воду, держа оружие в зубах, и поражает неприятеля посреди потока. Кроме болас при нем всегда страшный нож, неразлучный товарищ всей его жизни, с которым он обращается с исключительным проворством, быть может даже несколько чрезмерным.

Несчастная участь ожидает неприятеля, которому, из-за того, что его усталый конь оказался bolleado — заарканенным, не удастся ускользнуть от ножа преследователя. Тот соскакивает с коня, перерезает этим ножом горло упавшего и снова несется вперед, чтобы догнать других; мне нужно больше времени, чтобы описать все это. Причиной того, что с такой легкостью совершается убийство, служит, по всей вероятности, неизменный обычай употреблять в пищу только мясо и каждый день резать скот. Под влиянием таких привычек эти не знающие страха люди ввязываются даже после одержанной победы в такие стычки, которые вызывают ужас.

Один из таких боев разыгрался недалеко от меня между неприятельским солдатом, под которым убило коня, и нашими людьми. Упав с коня, он стоя стал сражаться с теми, кто вынудил его спешиться, и ему пришлось плохо, когда подошел другой из победителей, а затем еще один. В конце концов этот храбрец бился против шести человек и к тому же стоя на коленях, ибо он был ранен в бедро; я подбежал, чтобы спасти жизнь такому человеку, но было уже слишком поздно.

Наша победа была полной; мы преследовали наголову разбитого противника на расстоянии нескольких миль. Однако эта победа не принесла тех реальных результатов, каких следовало ожидать, ибо из-за того, что у нас не было хороших лошадей, многим солдатам противника удалось спастись. И все-таки, за все время, проведенное нами в Сальто, для нас было большим удовлетворением видеть это отступление неприятеля.

Я рассказал несколько пространно о сражении 20 мая, так как оно было действительно замечательно и достойно того, чтобы им гордиться. Оно произошло в чудесной местности, на равнине, там, где климат и небо напоминали нам нашу прекрасную родину. Были отчетливо видны любое наше передвижение, любой наш маневр против воинственного противника, который имел значительно больше отличных лошадей — главного средства в этом виде войны. Происходили одиночные и массовые стычки в конном строю, в которых обе стороны соперничали друг с другом в храбрости. Хотя наша кавалерия значительно уступала неприятельской, она творила в этот день настоящие чудеса. Что касается пехоты, то я приведу слова майора Карбалло, который был вместе с нами при Сант-Антонио и Даймане. Сражаясь в обоих случаях как храбрец, каким он и был в действительности, Карбалло получил в каждом сражении по пулевому ранению в лицо совершенно симметрично — в правую и левую щеки, в двух пальцах ниже глаз. Карбалло был ранен в начале сражения и не захотел покинуть поле боя. К концу его он попросил у меня разрешения отправиться в Сальто, чтобы получить там медицинскую помощь.