Камень и Ветра 2. Ветра в зените - Анатолий Нейтак

– Да.

Эксперт снова развёл руками, не говоря ничего. Да ему и не требовалось что-либо говорить. Перечисленные им факты свидетельствовали сами за себя.

– Всё это, может быть, и представляет немалый абстрактный интерес, – заметила Патриция, ухитрившаяся на время стать настолько незаметной, что Неттель Вири о ней просто забыл. – Но лично меня интересует одно: можем ли мы доверить этой паре нашу дочь?

Тибо Эсу хмуро кивнул.

– Ты, как всегда, видишь самую суть проблемы, моя дорогая. Может быть, они действительно творят чудеса, но…

Валентина Лапина перебила его тоном, исполненным глубокого изумления:

– Вы что, совсем… запутались? Какие там "может быть" и "но"?! Да у вас просто нет выбора! Надежда на чудо – это всё, что осталось вам и Каре!

– В самом деле, – поддержал её Неттель Вири. – Вы, доктор, уже сделали всё, что могли, и оказались бессильны. Ваша дочь – шейд. Она долго колебалась над краем, но всё равно упала. Этого не изменишь. Теперь впереди у неё либо зелерин, либо чудо. Или вы видите третий выход?

Тибо и Патриция переглянулись.

"Я не могу этого контролировать".

"И я тоже не могу. Они правы. Правы омерзительно, до тошноты. И во всём".

"Так ты согласен?" "Лучше сомнительная надежда, чем несомненный крах. Да".

– Вы можете как-то связаться с этими… этой парой? – спросил доктор у Неттеля.

– Нет. Они появятся так же, как и исчезли: сами. Нам остаётся только ждать.

Глава 10

30.09.110 – 17.02.114 г. ЭпА (с 812 по 816-й годы Новой Эры); сиротский приют "Тёплое поле", больничный комплекс в Гесирре, автономный модуль "Пионер"; а также княжья резиденция в Туманах и другие места в разных мирах.

30

Белобрысый нахмурился, отчасти корча важную мину, отчасти – потому, что не представлял себе внутренних усилий без подобающего выражения лица. Спустя несколько секунд на его протянутую руку сел воробей. Чирикнул неуверенно. Белобрысый негромко запыхтел. Отвечая на усилие, воробей зачирикал уверенно, в полную силу. По-настоящему. Так, словно начисто забыл, что сидит вовсе не на ветке ближайшего куста.

– Хорошо. А усилить?

Белобрысый послушно запыхтел вдвое громче. Но эффект оказался обратным: воробей суматошно забил крыльями и унёсся прочь. Другие птахи в радиусе нескольких десятков метров последовали его примеру.

– Не расстраивайся. Ведь совсем недавно ты даже одного приманить не мог, помнишь?

Мордашка белобрысого всё равно не выглядела особенно счастливой, а в его сенсе звенела (правда, стремительно убывающая) обида. И на предателя-воробья, и на Тирета, и на себя. И на хихикающих зрителей. Впрочем, смешки моментально затихли, когда Тирет обернулся и спросил:

– Кто следующий?

Вперёд выступил курносый: тот самый мальчишка, с которым Тирет повздорил в первый свой день в приюте. Или, лучше сказать, который почти сумел повздорить с Тиретом. Курносый нахмурился точь-в-точь, как его предшественник, а потом начал с усилием сводить руки.

"Это же…" В первые мгновения казалось, что ничего не произойдёт. Но вскоре стало ясно: происходит. Воздух между ладонями исказился, уплотнился, зашипел… начал светиться, быстро пробежав весь спектр от тускло-багрового до режущей глаз раскалённой белизны. Когда зрители начали щуриться и отворачиваться, курносый вскинул ладони, и яростно рокочущий шар огня размером с человеческую голову выстрелил в зенит, где и исчез с громким хлопком.

– Из тебя выйдет талантливый иллюзионист, – сказал Тирет. Он один не щурился и не отшатывался, наблюдая за представлением.

– Так огонь был не настоящим? – спросил кто-то догадливый.

– Нет. Не настоящим… но довольно опасным. Запомните все: иллюзорный огонь не способен запалить даже спичку, зато он может оставить ожоги и шрамы на вашей коже. Может причинить боль, ослепить. И даже убить.

Малыши дружно ахнули. Курносый уловил направленные на него эмоции и сжался.

– Ну-ну, – Тирет выслал настолько сильный умиротворяющий посыл, насколько мог. Курносый расслабился, а малышня притихла. – Посмотрите на нашего начинающего иллюзиониста. Смотрите прямо, смотрите спокойно. Вы знаете его давно. Вы чувствуете его намерения. Разве он хочет причинить вам вред? Нет. Не хочет. Он хочет того же, что и вы все: быть не один, чувствовать тепло родственных душ. Так неужели вы поверите, что он плохой?

– Он… другой? – спросила самая старшая из девчонок, вечная спутница курносого.

– Да. Я ведь уже говорил. Он не плохой. Он не хороший. Он – другой. Мы все – другие. А ты, – сказал Тирет курносому, – запомни этот день. И подумай над тем, что сделал. Кстати, ты умеешь творить какие-нибудь другие иллюзии, кроме иллюзии огня?

– Я… – запинка. – Да. Умею.

– Покажешь?

Курносый нахмурился. Глядя, как он вытянул руки в направлении чего-то невидимого – пока невидимого – остальные вытянули шеи. А их юный наставник тайком улыбнулся.

– Всем спать, – объявил Тирет.

За минувшее время он успел отучить малышей канючить. Все они твёрдо усвоили, что решения пожизненных диктаторов не подлежат отмене под влиянием детских капризов. Раз диктатор сказал: "Спать", – значит, пора ложиться.

Ведь завтра обязательно будет. И на экспрессе ночного сна дорога до нового дня будет самой короткой. Почти незаметной.

Спать…

Тирет старательно нагнетал соответствующее настроение, чтобы малыши следовали его примеру, и поэтому даже сам не заметил, когда пересёк грань.

А вот то, что встретило его за гранью сна, не заметить было куда труднее. …лиловый пузырь – бежать; куда? эта дорога перекрыта обвалом, и будет лучше заменить листы жести на три весёлых поросёнка плюс два с четвертью котёнка – какая жестокость! это ничего, здесь быстро привыкаешь есть иголкой и лечиться мужественной улыбкой, я вот привык, и даже без особенных склонений по азимуту горя; только я хотел бы знать, где ты, мама, я не хочу верить медицинскому заключению и не хочу смиряться: это не мой путь. Нет, не мой! Я теперь сам выбираю, в ком видеть солнце и луну, по каким звёздам торить путь, я…

– Тирет? …много смеюсь, действительно много, в том числе над собой – конечно, над собой тоже, клянусь богами Прерии! почему бы нет? Смеяться лучше, и намного лучше, чем стать камнем в холодной глубине. Я же теперь – ветер. Вольный, искристый ветер в твоих волосах. Я тот, кем всегда хотел быть, пусть и не всегда хотел таким казаться…

– Тирет! …мне показалось? зовут? меня? И в самом деле. Холодная нить, хрустальный перезвон, и свет на языке – всего на полглотка. Не очень-то понятно, где лететь, но выданные карты не соврут, и в этом вся надежда. Откликнемся: