Млава Красная - Вера Камша

Слово престарелого князя Варчевского перевесило всё остальное. С «вистульским грифом» старались не спорить: государь, как и Варвару, дарил его почтительным вниманием, да и самого Шаховского любил.

Орлушину крамолу Арсений Кронидович, если не забыл, то простил, но и верность Шаховского забывать не собирался. Казалось, умней всего не спорить, но исподволь, окольным путём, подставляя здесь и там своих толковых людей, направить дело куда следует. В открытую же перечить не стоило: Орлов попробовал, чуть до отставки не допробовался, Янгалычев не желал попасть в доносчики, а сам Николай Леопольдович, будучи начальником доносчиков, в дела воинские открыто не совался, а оно обернулось тем, чем не могло не обернуться. Одно слово, недеяние…

– К нечистой матери погань эту электрическую! – Государь уставился в стену, словно за ней крылся ненавистный телеграф. – Англичане врут, потому что они англичане. Погоди, они к завтрему наши потери удесятерят, а потом «обесчещенных немецких жён и дев» сотнями и тысячами припишут.

– Сначала нужно перейти на тот берег, на нашем немок почти не водится, разве что в Кёхтельберге, в моих родных пенатах.

– Стой, Никола, погоди. – Василевс словно не замечал стула, кружил по кабинету, сжав кулаки и упрямо нагнув лобастую голову. – Так что ж это получается? Немчура поганая, фон Пламмет, генералишка, даже не прусской службы, верно?

– Верно, ваше величество. – Николай Леопольдович пододвинул государю стул и сел сам. Не дожидаясь приказа. – Генерал фон Пламмет был уволен со службы ещё покойным кайзером. Без пенсиона. Ничто не мешало ему вступить в службу ливонскому герцогу. Как и всей его дивизии.

– Ага! Ливонскому герцогу, говоришь? И полез на наши рубежи, англичане бают? Сам? С одной дивизией да биргерскими ротами – на весь Второй корпус? Пересёк рубеж Державы с оружною силой? Сам войну начал? Сквитаться за то, что из Анассеополя его вышвырнули, пожелал? – искал причины не верить василевс. – Братец наш Иоганн, конечно, спит и видит себя всегерманским объединителем, недаром картину, где Буонапарте императором объявляют, в кабинете держит, но головы пока не потерял. Первыми на нас напасть – это ж война! Они что ж, не знают, что мы такого не стерпим?!

– Фон Пламмет, ваше величество, если он действительно там, а не в Испании, в подобном деле соврёт – недорого возьмёт, а там поди разбирайся. Вон, согласно англичанам, уверяет, что на него первого напали, – поди ж, расследуй потом! А Брюссельский арбитраж… там ведь нам любое лыко в строку запишут. Особенно если казаков помянуть. Их вообще от нас который год запретить требуют как «нарушающих правила войны»!

– Правильно Орлов им сказал, пусть сперва Пламмета своего запретят. – Василевс угодившим в клетку тигром прошёлся по кабинету туда-обратно. – И эту… аглицкой Восточно-Индусской кампании армию… Никола! Ты сам-то веришь?

– Сам не знаю, – честно признался Тауберт, чья душа в несчастии не сомневалась, но логичный ум не мог принять столь вопиющей глупости. – Война в Испании ещё идёт, хотя с исходом её всё очевидно. Пламмет мог оставить для отвода глаз несколько рот и эскадронов от разных полков и погрузиться на корабли, возможно, английские, они сейчас как раз на Балтике маневрируют, но тогда они начали готовиться ещё до Манифеста…

О том, что Пламмет, если мистер Уорфилд вольно или невольно не врёт, по всему, начал собираться, когда чухонские старшины сочиняли свою жалобу русскому василевсу, Тауберт умолчал. Сейчас это было уже неважно.

– Карту давай!

Чертёж ливонских земель расстилали вместе. Николай Леопольдович аккуратно ставил по углам норовившего свернуться листа свинцовые грузики, клал рядом, строго параллельно друг другу, мерную линейку да цветные карандаши, в то время как государь на другом конце стола зло швырял первые попавшиеся под руку книги, кое-как придавливая карту.

– Последние депеши Шаховского что говорили?

Тауберт, хоть и «зарёкся лезть в военные дела», помнил эти писания наизусть. И потому всё больше и больше верил проклятой телеграмме.

– Авангард корпуса вышел на Млаву. В головах, – горло перехватило, – в головах как раз Пятая и Шестая дивизии, что в аглицкой писанине числятся разбитыми. И ещё сообщалось, что Второй стрелковый батальон тоже в первой линии.

– Югорцев вперёд ставить я велел, – уточнил василевс. – Всё верно, эти не побегут. А что номера дивизий угадали – так то наука нехитрая. Во млавском приречье у чухны прознатчиков хватает. Доложили, что за дивизии в авангарде, – и вот тебе, пожалуйста, «достоверные сведения»! Ещё что писали из корпуса?

– Орлов говорил, что остальные части сильно отстали, гвардия плетётся где-то в середине и полного сосредоточения ещё не достигнуто. Особенно плохо дело с артиллерией, дороги, ваше величество, совершенно размыты, как и не чинились ещё прошлым летом…

Государь потемнел и зло крутанул пуговицу. Всесильный василевс и почти столь же всесильный шеф его жандармов слишком хорошо знали, что случается, когда на растянувшиеся под дождями, утомлённые переходом части обрушивается ударный кулак из свежих, отборных войск неприятеля.

– Всё равно чушь. – Брови Арсения Кронидовича сошлись, взгляд, казалось, вот-вот прожжёт карту. – Где им тут наступать? К северу – Апсальская топь. А тут – дорог почти нет, леса, мню, там сейчас немногим лучше той же топи… Кёхтельберг далеко в стороне, ни складов там, ни арсеналов, всё в Плескове. Далеко им не пройти, Никола, нет, не пройти. Володимерцы – отличный полк, я доклады проверяющих помню. Олонецкие, суждальские – все обстрелянные, в делах бывали, с Капказа не так давно. Вот мне про конскрипцию всё толкуете с Орловым, а какие ж конскрипты так воевать смогли бы?! Не-ет, Никола, армия должна быть постоянной, только тогда солдата как следует выучить можно. Словом, брешут твои англичане, как есть брешут.

– Что ж тогда случилось на Млаве, государь? – тихо спросил Тауберт и сразу же пожалел о вырвавшемся.

– Это вы с Орловым мне рассказать должны – что там случилось! – вновь насупился василевс. – Перестрелка какая-то небось и впрямь вышла; должно быть, казаки или югорцы ливонский секрет на нашей стороне обнаружили. Что на правый берег Млавы полезли, не верю – я Шаховскому строжайше указал, чтобы ни шага до моего приказу! А телеграф твой ихние враки только зря носит! Так и объявлю Грили, пусть только пикнет!

– Да, государь, – склонил голову шеф жандармов.

– Ещё что-то сказать хочешь, – заметил государь, направляясь было к рабочему столу.

– Да, ваше величество. Срочной аудиенции испрашивает также посол прусский.

– Фон Шуленберг? Ну, с ним-то всё понятно, – отмахнулся василевс. – Ежели и в самом деле пальба учинилась, ему сейчас самый резон нам протественные ноты слать. Пусть протоколом канцлер занимается… и, кстати, почему ты мне об этом говоришь, Никола? Сам-то откуда узнал, а? – Государь усмехнулся. – Стоит ли в каждую канцелярию, тебе впрямую не подчинённую, своих осведомителей совать?

– Я уверен, государь, что фон Натшкопф доложит вашему величеству о просьбе прусского посла уже через полчаса. – Тауберт взглянул на огромные напольные часы. – Время обычного его доклада.

– Мог бы и пораньше при таких делах, – буркнул василевс. – На то ему укажу, а ты, Никола, смотри, сети свои раскидывай, но не так, чтобы всюду. А то они скоро мне и в моём собственном клозете видеться будут.

Тауберт не улыбнулся.

– Государь, я вижу тут несомненную связь. Подобное совпадение едва ли случайно.

– Ещё бы! – хмыкнул василевс. – Ясно, что Аляска тут ни при чём, а оба они здесь из-за Ливонии. Шуленбергу деваться некуда, надо время тянуть до зимы, а потом и до Брюсселя, он протесты подавать обязан, если кто-то из наших хоть бы и чихнёт на ту сторону Млавы или там фигу ливонскому стражнику покажет. А лорд Грили со своим интересом, ему надо, чтобы мы с ливонцами возились да на Балканы и тем паче на Запесчанье поменьше смотрели. Так что он любую перестрелку в новый Зульбург раздует! Пока мы ещё разберёмся да рассудим, что к чему, а времечко-то идёт. Погода с каждым днём портится, давно такого ноября не припомню. Ладно, Никола, выпьем чаю, а там и лорд подойдёт. А ты оставайся – только лучше за ширмою встань.

Лорд Грили любил и понимал лошадей. Ничего лучшего граф Тауберт об английском дипломате сказать не мог. Видимо, тем же ответил бы шефу жандармов и господин посол. Англия была не то чтобы врагом России, но другом только себе, а Грили служил своей королеве. Честно служил, в отличие от одного из посольских секретарей, но кто может поручиться за российских дипломатов на брегах Темзы? Только Господь…

– Ваше величество, позвольте мне выразить глубочайшую признательность за оказанную честь и столь быструю аудиенцию. – Безукоризненно сидящий фрак и породистое лицо превращали лорда в восковую фигуру или идеального лакея; впрочем, хорошие лакеи напоминают идеальных вельмож чаще, чем те, от кого государству есть прок… Один Васенька Янгалычев чего сто́ит, да и сам ты на заматеревшего Адониса не тянешь. – Поистине, явленное вами благоволение к скромному посланнику неизменно расположенных к вашему величеству монарших особ Соединённого Королевства повергает меня в смущение.