Инженеры Кольца - Урсула Ле Гуин

Мне не угрожала непосредственная опасность, исходящая от моих друзей Оубсли, Йегея и других. Они купили себе безопасность, принеся в жертву посланца, и считали, что я не буду навлекать неприятности на них и на себя. До тех пор, пока я не обратился к Шусгису, никто в Сарфе, за исключением Гаума, не считал, что на меня стоит обращать внимание, но с этой минуты они начали наступать мне на пятки. Мне надлежало как можно быстрее устроить все свои дела и исчезнуть. Не имея возможности никому в Кархиде непосредственно сообщить необходимые данные, потому что письма перлюстрируются, а телефон и радио прослушиваются, я впервые пошел в Королевское Посольство. В состав его входил Сардон рем ир Ченевич, которого я хорошо знал еще по королевскому двору. Он согласился немедленно передать Аргавену известие о том, что случилось с посланцем и где он должен оказаться в заключении. Я мог доверять Ченевичу, человеку интеллигентному и порядочному, и быть уверен в том, что он передаст это сообщение тайным путем, хотя и не представлял, как он его использует и как поступит Аргавен. Я хотел, чтобы Аргавен ориентировался в ситуации, если бы вдруг из-за туч появился звездный корабль с товарищами Генли. Я тогда еще надеялся, что он успел связаться с кораблем до того, как Сарф его арестовал.

Теперь я был в опасности, а если кто-нибудь заметил меня, когда я входил в кархидское посольство, опасность становилась сиюминутной. Прямо из посольства я пошел в караванный порт, находящийся в Южном Участке, и уже к полудню этого дня, одстрет сусми, я выехал из Мишнори так же, как и приехал сюда, грузчиком в караване. У меня было мое старое разрешение, слегка подправленное, чтобы соответствовать новой работе. Подделка документов в Оргорейне — вещь довольно рискованная, потому что здесь их проверяют по пятьдесят два раза на день, но тем не менее вполне обычная. Мои старые знакомые с Рыбьего Острова показали мне, как это делается. Меня беспокоила необходимость фигурировать под чужим именем, но ничто другое не могло меня спасти и перенести на другой конец Оргорейна, на побережье Западного Моря.

Мысленно я уже был там, когда караван с грохотом проезжал мост через Кундерер. Дело шло к зиме, и мне нужно было прибыть к цели путешествия прежде, чем дороги будут закрыты для быстрого движения и пока эта цель там еще находилась. Я видел такую добровольную ферму с Комсвашом, когда был в округе Синт, и беседовал с бывшими заключенными. То, что я там увидел и услышал, не давало мне спать спокойно. Посланец, настолько чувствительный к холоду, что носил теплый плащ даже не в очень холодные дни, не имел шансов пережить зиму в Пулефене. Поэтому, подхлестываемый необходимостью, я рвался вперед, а караван двигался медленно, от города к городу, сворачивая то на юг, то на север, выгружая часть товаров и загружая другие товары. Так прошло полмесяца, прежде чем мы добрались до города Этвен, расположенного в устье реки Эсагель.

В Этвене мне повезло. Я разговорился с людьми в доме путешествующих и услышал о торговле мехами в верховьях реки, о том, как трапперы-охотники, получив лицензию на отстрел, отправляются на санях или на сухопутных лодках реки через лес Тарренпет почти до самого Льда. Их разговоры о силках и ловушках подсказали мне план бегства. В крае Керм, так же как и на плоскогорье Гобрин, живут белые пестри, которые любят места, где чувствуется дыхание ледника. В молодости я охотился на пестри в кермских лесах торе, почему бы мне и теперь не попробовать поохотиться в лесах торе около Пулефена?

На этом далеком северо-западе Оргорейна, в огромном безлюдном и диком краю на запад от Сембенсьена, люди могут передвигаться довольно свободно, потому что тут не так уж много инспекторов, которые могли бы контролировать их перемещения. Небольшая частица былой свободы еще сохранилась здесь, несмотря на Новую Эпоху. Этвен — серый городишко, порт, построенный на серых скалах залива Эсагель, по улицам гуляет мокрый ветер с моря, а люди, живущие здесь, — это суровые и простодушные моряки парусных судов. Я всегда добром вспоминаю Этвен, где судьба моя переменилась.

Я закупил здесь лыжи, ловушки, ракеты и запасы еды на дорогу, получил лицензию траппера-охотника и неисчислимое количество всяческих разрешений, удостоверений и справок в Управлении Содружества и пешком отправился в горы Эсагель вместе с отрядом охотников, проводником которого был старик по имени Маврива. Река еще не замерзла, и движение колесного транспорта на дорогах продолжалась, потому что здесь, на этих прибрежных склонах, даже в последний месяц года чаще идет снег, чем дождь. Большинство охотников ожидало прихода зимы, чтобы в месяце тен отправиться вверх по реке на ледовой лодке, но Маврива хотел поскорее уйти как можно дальше на север, чтобы охотиться на пестри, когда они начнут спускаться в леса, совершая свою ежегодную миграцию. Маврива хорошо знал эти места, северный Сембенсьен, Пылающие Холмы, и за время этого похода в верховьях реки я научился у него многому, что потом мне очень пригодилось.

В Туруфе я отделился от группы, симулируя недомогание. Они потащились дальше на север, а я в одиночку отправился на северо-восток, к высоким отрогам Сембенсьена. Несколько дней я потратил на то, чтобы как следует изучить эту местность, а потом спрятал большую часть своего груза в хорошо укрытой маленькой долине километрах в двадцати от Туруфа и вернулся в городок. Вошел я в город снова с юга и остановился в доме путешествующих. Будто готовясь к охоте, я снова купил лыжи, ракеты, провиант, меховой спальный мешок и зимнюю одежду, печурку, палатку и легкие сани для перевозки всего этого добра. После этого мне не оставалось больше ничего, кроме как ждать, когда дождь сменится снегом, а грязь — льдом. Это должно было произойти уже скоро, потому что дорога от Мишнори до Туруфа заняла у меня около месяца. В день архад терн пришла зима и выпал долгожданный снег…

Сразу после полудня я перешел через электрическую изгородь фермы Пулефен. Снег быстро заносил все следы. Я оставил санки в ущелье, где протекала речка, довольно далеко от фермы на восток, в лесу, и уже с одним только рюкзаком на снежных ракетах вернулся на дорогу, по которой открыто, не прячась, дошел до главных ворот фермы. Там я показал свои документы и бумаги, которые снова переделал, пока ждал зимы в Туруфе. Теперь на них был «голубой штемпель» и они были выданы на имя Тенера Бента, освобожденного заключенного. К ним прилагался приказ отправляться на Третью Добровольную ферму Содружества Пулефен с целью прохождения там двухгодичной охранной службы. Любому быстроглазому и наблюдательному инспектору эти мятые истрепанные документы показались бы подозрительными, но здесь этих быстрых и наблюдательных глаз не было и в помине.