Всё, что вы хотели знать о евреях, но боялись спросить - Андрей Буровский

Получалось — говорили то, что хотелось, и слышали то, что хотели. Не зря же Лев Толстой так сурово осуждал людей, «удерживающих целый народ в тисках городской жизни и не дающих ему возможности поселиться на земле и начать работать единственную свойственную человеку земельную работу. Ведь это все равно, что не давать этому народу дышать воздухом… кому может быть оттого плохо, что евреи поселятся в деревнях и заживут чистой трудовой жизнью, о которой вероятно, уже истосковался этот старый, умный и прекрасный народ…»[210].

В свете фактов сказанное Львом Николаевичем выглядит просто каким-то злобным издевательством, типично интеллигентской попыткой жить не в реальности, а в мире Собственных выдумок. То есть автор охотно выслушает любую другую точку зрения… Но только, конечно же, аргументированную, а не просто серию воплей и стандартных обвинений — их уже было достаточно.

Реально Российская империя изо всех сил стремилась «исправить» евреев, то есть заставить их отказаться от своей самобытности. Для этого «исправления» принимается множество скороспелых непродуманных решений, которые приводят совершенно не к тем последствиям, на которые рассчитывало правительство. Или вообще не проводятся в жизнь, только создавая напряженность.

Такие решения приходится вскоре отменять, и еврейская политика империи выглядит очень непоследовательной и неопределенной. Логика «государственных людей» не очень понятна евреям, и они искренне могут считать себя жертвами иррациональной неприязни.

В ходе «исправления», особенно по николаевскому образцу, наносятся жестокие обиды, совершаются даже подлинные преступления, которые трудно забыть. Своей политикой империя сама создает слой евреев, которые начинают считать Российскую империю своим врагом.

Евреи в России так и не стали земледельцами, вопреки воле правительства. Они не стали земледельцами из-за свойственного ашкенази отвращения к земледельческому труду и их презрения к крестьянам.

Боги мои, как же все это безмерно тоскливо и грустно!

Правда восьмая

Правда о роли евреев в Российской империи

Когда черпается счастье полной миской,Когда каждый жизнерадостен и весел,Тетя Песя остается пессимисткой,Потому что есть ума у тети Песи.

Очень трудно сказать, хотел ли Александр II «исправить» злосчастных иудеев. Если и хотел — он выбрал более успешный способ, чем его папа и дядя.

В царствование Александра II эмансипация евреев стала частью всей его работы по преобразованию России. Уже в 1856 г. он отменил особые правила взятия рекрутов-евреев и вообще отменил институт военных кантонистов. Мальчики моложе 20 лет, уже взятые по раньше действующим законам, возвращались домой. Это — единственные в истории евреи-кантонисты, часть которых вернулась в свою среду. Те, кто мог «преувеличить» давление, оказанное на них, чтобы сделать их христианами, кто мог рассказать, что с ними делали, в самой еврейской среде.

Отслужившие же полный срок евреи могли селиться в любом месте Российской империи, без ограничения. «По усмешке истории и в форме исторического наказания: из тех осевших потомков кантонистов Россия и романовская династия получили и Якова Свердлова»[211].

Честно говоря, я не очень понял эскападу почтенного мэтра: за что именно наказание? За призыв кантонистов? То есть за взятие налога кровью с русских евреев? Тогда я согласен — породив и науськав на Россию Якова Свердлова, Провидение могло таким способом и наказывать. На фоне огнедышащих драконов и мохнатых чудовищ-людоедов как-то не смотрится злобный чахоточный еврей, но почему бы ему и не стать хотя бы частью «исторического наказания»? Истребить казаков так, как Свердлов, не смогла бы даже дюжина гигантских троллей, а сделать с Москвой то, что сделал с ней Лазарь Каганович, не сумели бы целые эскадрильи летучих огнедышащих драконов.

Но, по-видимому, Александр Исаевич имеет в виду нечто иное: «Если при Николае I правительство ставило задачу — сперва реформировать еврейский внутренний быт, постепенно разряжая его через производительный труд и образование и так ведя к снятию административных ограничений; то при Александре II, напротив, правительство начало с быстрого снятия внешних стеснений и ограничений, не доискиваясь до возможных внутренних причин еврейской замкнутости и болезненности, надеясь, что тогда сами собой решатся и остальные проблемы»[212].

По-видимому, Александр Исаевич всерьез считает «внутренний еврейский быт» настолько страшно «отрицательно заряженным», что даже преступления эпохи Николая I не кажутся ему крайностями, не достойными цивилизованного государства и общества.

Тут возникает один только вопрос: интересно, а что запел бы наш гигант национального возрождения, возьми правительство США в кантонисты его собственных сыновей? В конце концов, пользуясь гостеприимством правительства США, Александр Исаевич занял позицию, которую он, судя по всему, упорно приписывает евреям. Он жил в стране, пользуясь всем, что она может дать, — от высокого уровня жизни до полной правовой защищенности, а сам даже государственный язык выучить не удосужился (а вот Свердловы, кстати, по-русски говорили свободно…). Все время жизни в США Солженицын беспрестанно и назойливо подчеркивал, что он не американец, а русский, и постоянно ругал США за «неправильную» политику в отношении СССР. Чем не еврей, признающий себя одновременно гражданином страны проживания и Израиля? И нагло «критикующий» весь мир за «неправильное отношение» к Израилю? Разница в чем?

Коль скоро так, почему бы правительству США, реформируя и разряжая внутренний семейный быт Солженицыных, не взять его сыновей в кантонисты, не перекрестить их в методистской церкви и не запретить им говорить по-русски? И — никаких отлучек старшим Солженицыным из Вермонта! Пусть это будет у них черта оседлости, а то ведь какой-то из потомков Солженицына, если ему разрешить, еще и революцию устроит.

Представляете, как взвыл бы тогда Солженицын! Вот было бы зрелище: современный пророк, лично беседующий с Господом Богом, в приемной организаций по правам человека — в тех самых, по поводу которых он врал и клеветал не одно десятилетие!

Полезно бывает поставить себя на место другого; поставить бы, а уж потом о чем-то и судить.

…Александр же II в 1858 г. собирает седьмой по счету «Комитет по устройству была евреев» под председательством графа Блудова. Одновременно в губерниях собираются местные комитеты, и они переправляют в Петербург и свои мнения, и мнения частных лиц по «еврейскому вопросу». И выявилось колоссальное разнообразие мнений — что вообще тут можно сделать.

Новороссийский генерал-губернатор Строганов стоял за безотлагательное, единовременное и полное уравнение евреев во всех правах, и его поддерживало до трети членов комитета.

Но было и мнение, что нельзя открывать евреям равноправие до того, как поднимется уровень образования и культуры самого русского народа. А то ведь темная масса крестьян и мещан не сможет устоять перед экономическим напором евреев.

Видимо, правительство понимает, что имеет дело с очень образованным народом.

Раздавались и голоса о том, что евреи стремятся вовсе не к слиянию с россиянами, а к получению гражданских прав при сохранении своей сплоченности, спайки и обособленности. Давать им равноправие вообще нельзя, этому подозрительному народу.

Комитет, как и следует ожидать, занял в 1859 г. промежуточную, среднюю позицию, заметив, что «в то время, как западноевропейские евреи по первому приглашению правительства стали посылать своих детей в общие школы и сами более или менее обратились к полезным занятиям, русскому правительству приходится бороться с предрассудками и фанатизмом евреев». И потому «уравнение евреев в правах с коренными жителями не может иначе последовать, как постепенно, по мере распространения между ними истинного просвещения, изменения их внутренней жизни и обращения их деятельности на полезные занятия».

Для сведения всех читателей, но особо для евреев, черпающих свои суждения из еврейских националистических журналов типа «Лехаима» и «22»: Комитет занял позицию более либеральную, чем очень многие евреи. Скажем, в 1856 г. именитые петербургские купцы направили царю ходатайство о даровании льгот «не всему еврейскому населению, а лишь отдельным категориям» — то есть молодому поколению, «воспитанному в духе и под надзором начальства», а также «высшему купечеству» и «добросовестным ремесленникам»[213].

В 1862 г. состоялось новое прошение, «о предоставлении равноправия» всем окончившим гимназию, потому что гимназисты «не могут же не считаться людьми, получившими европейское образование»[214].