Воевода заморских земель - Андрей Посняков

– Показать? – изумился Олег Иваныч. – Да нас же с тобой из дворца не выпустят! Впрочем, охрану убрать дело плевое…

– Выпустят, – усмехнулся Гриша. – Завтра у них тут какой-то праздник. Веселиться все будут, октли пить – опьянение до «двух сотен кроликов». Лично разрешено самим князем Ашаякатлем и главным жрецом.

Били бубны, вопили свирели, облаченные в разноцветные одежды танцовщики плясали на главной площади в честь бога Шочипилли – веселого покровителя цветов. Сам владыка Ашаякатль, великий тлатоани теночков, приветствовал танцующих, стоя на ступеньках длинной лестницы теокалли в окружении воинов и жрецов. Почетным пленникам – Олегу Иванычу и Грише было милостиво разрешено посмотреть на праздник. Вместе с Майотлаком они разместились справа от подножия теокалли, ближе к круглой башне Кецалькоатля и вместе со многими горожанами лицезрели красочное зрелище. Все двадцать городских общин – кальпулли – выставили на праздник цветов отряды танцовщиков и музыкантов, как профессионалов, так и любителей из числа молодых воинов и простых общинников-масеуалли. Повелитель цветов Шочипилли был близок Луне и «лунным» людям, коими считали себя певцы, музыканты, танцоры, а также игроки в священную игру в мяч. Вот они шли сейчас, извиваясь в танце, подпрыгивали, переворачиваясь через голову и горланя песни, – видно было, им очень нравился праздник, как нравился сам веселый бог Шочипилли, покровитель цветов. Цветы и так-то были в Теночтитлане повсюду, а уж в такой день – и говорить нечего. Цветы сияли вокруг, словно драгоценные камни, вплетенные в прически знати, ожерельями висели на шеях простолюдинов: огненно-красные, ярко-оранжевые, синие, пурпурные, небесно-голубые. Некоторые танцующие девушки, казалось, были одеты только в цветы, да что «казалось» – так оно и было. Правитель Ашаякатль улыбался народу, его седеющая голова была украшена длинными зелеными перьями – перьями кецаля, кои разрешалось носить только самой высшей знати – пилли. Все окружение тлатоани сверкало подобными перьями, словно изумрудами: Асотль, главный жрец Уицилапочтли, военачальник Тисок, несколько важных сановников, среди них – даже старый Тлакаелель – самый уважаемый советник тлатоани, о котором Олег Иваныч слышал много хорошего от Майотлака, но вот до сих пор никогда не видел. Позади вельмож, кажется, мелькнуло знакомое личико Шошчицаль. Интересно, не подведет ли она сегодня?

Под гром барабанов танцующая процессия прошествовала мимо громадной пирамиды теокалли и, приветствуемая правителем, вельможами и жрецами, по широкой улице направилась к тиангису – огромному рынку, что располагался на площади Тлателолько. Участников празднества на рынке ждали большие кувшины с октли. Пей, народ! Пей, гуляй, веселись в честь жизнерадостного бога. Вечером ему принесут жертвы – пару красивых юношей и девушек из народа отоми. Пусть и они войдут в небесный храм бога, благоговея перед его красотою. Наряду с этим ожидалось и жертвоприношение Уицилапочтли – цветы цветами, но и племенное божество забывать негоже. По той же причине готовили жертвенные ножи и жрецы бога влаги Тлалока – какие же цветы без дождя? Готовили жертвенники и жрецы богини плодородия и матери всех богов Коатликуэ, и жрецы маиса Сентеотля, и жрецы богини цветов Шочикецаль, и многие другие жрецы, и даже жрецы пьяного бога Октли – Два Кролика плотоядно протирали золотые сосуды для сердец, вырванных из груди жертв. Они не были жестоки, нет! Просто весь народ теночков свято верил, что без человеческой крови погаснет, остановится солнце и наступит конец света. И жрецы, и простые люди делали все, чтобы этого не случилось, почитая за великую честь смерть на жертвенном камне.

После того как украшенная цветами процессия проследовала в Тлателолько, представители знати вслед за Ашаякатлем потянулись во дворец. Позади них, в окружении привычной стражи из воинов-«ягуаров» шагали и Олег Иваныч с Гришей. Красавица Шошчицаль, чуть поотстав, обернулась к ним, улыбаясь. Узкая набедренная повязка девушки была украшена желтыми цветами, с правого плеча, обнажая левую грудь, ниспадала на землю длинная белая накидка из тончайшего хлопка, украшенная аппликациями из перьев. В волосах цвета воронова крыла торчало длинное изумрудно-зеленое перо кецаля.

– Вечером, во время жертвы, – тихо шепнула Шошчицаль по-русски, – будьте у храма Уицилапочтли. Я уже приготовила октли для жрецов Тлалока, – непонятно добавила она.

– Почему – для жрецов Тлалока, если Ваня в храме Уицилапочтли? – попытался спросить Олег Иваныч, но не успел.

Девушка махнула рукой, еще раз улыбнулась и, кивнув воинам-«ягуарам», исчезла в толпе блестящих аристократов – пилли. Только им разрешалось носить священные перья кецаля.

– Эх, хороша девка! – улыбнулся Олег Иваныч.

– Только несчастлива, – тихо отозвался Григорий.

Не они одни любовались сейчас стройной фигурой девушки. С другой стороны храма, медленно спускаясь по лестнице, с болью в сердце высматривал Шошчицаль молодой военачальник Тисок – вождь воинов-«ягуаров». «Почему, почему она не станет моей?» – горько спрашивал он себя, яростно закусывая губы.

Ближе к вечеру, на вершине теокалли готовились к жертве в храмах Тлалока и Уицилапочтли. Младшие жрецы, пропахшие кровью, протирали жертвенники, раскладывали острые ножи из обсидиана, готовили парадное облачение – накидки из человеческой кожи. Приготавливая, весело судачили – о видах на урожай, о веселых доступных девицах, привезенных позавчера купцами-почтека, о жертве – вырвут ли именно сегодня сердце белого юноши, что давно уже томился в храмовой темнице, или оставят для следующего, более серьезного праздника – праздника урожая?

– Я бы оставил, – пробуя остроту ножа пальцем, безапелляционно заявил один из жрецов – молодой парень с большим, каким-то лягушачьим ртом. – На день Цветов хватит и парочки пупереча или отоми.

– Не скажи, Тшалак, – возразил его напарник, тощий болезненного вида парень. – Веселого Шочипилли тоже обижать нельзя. Неужели ж тебе не нравится сегодняшний праздник? По мне – так очень! Сколько октли мы сегодня выпили? И еще выпьем, слава Шочипилли.

– Оба вы не правы, – выслушав обоих, сказал третий жрец, чуть постарше остальных, недавно зашедший снаружи через западный вход. – В любом случае сердце бледнолицего достанется Уицилапочтли, что сейчас, что потом, на празднике урожая. Так что не спорьте, спорщики. Лучше вознесите хвалу Уицилапочтли за нашу счастливую жизнь.

– О, это ты верно придумал, славный Тлакетль!

Накинув черные одежды, жрецы повалились на колени перед изображением своего жестокого бога и, расцарапав лица ногтями, негромко запели какой-то гимн.

– Кстати, знаете, чем сейчас занимаются наши соседи, жрецы Тлалока? – после окончания гимна негромко поинтересовался жрец. Двое других отрицательно качнули головами.

– Пьянством, вот чем! – усмехнулся Тлакетль. – Не боятся ни Тлалока, ни главного жреца. Им кто-то принес несколько кувшинов октли, и знаете, где они его спрятали на всякий случай? Ни за что не догадаетесь – вылили в священный сосуд для жертвенных сердец!

– О, святотатцы… Впрочем, наверное, в такой праздник – можно. Интересно, кто этот добрый человек, что принес тлалокцам октли?

– И я так думаю, что можно, – кивнул Тлакетль. – Все-таки – день цветов. Только, вряд ли так считают старшие жрецы. – Он усмехнулся и пояснил, что «те недоумки», жрецы Тлалока, уже никак не могут допить откли до дна и не знают, что делать. Вылить – опасно, пахнуть будет на всю теокалли.

– Вылить? Вот койоты! – Тшалак грязно выругался. – Это ж надо додуматься.

– И вылили бы, коли б я к ним не зашел. – Тлакетль горделиво выпятил грудь. – Обещал, что поможем. Ведь поможем, ребята, а?

– Запросто! – враз оживились молодые жрецы. – Сколько у них там не выпито? Щас!

– Ну, пошли тогда. – Тлакетль потер руки. – А то пока собираемся – и в самом деле выльют, с этих койотов станется!

– А…

– Да никто сюда раньше ночи не придет… А если и будут искать, скажем – за жертвенными ножами ходили, старые-то все искрошились.

– Точно – искрошились! – Схватив тяжелый обсидиановый нож, Тшалак с размаху хрястнул его об пол, так, что во все стороны полетели осколки. – Это ты хорошо придумал, Тлакетль! – одобрительно заявил он. – Я всегда знал, что голова у тебя варит.

Польщенный Тлакетль усмехнулся. Побросав ножи, молодые жрецы вышли из храма и, пройдя несколько шагов, оказались у входа в бело-голубой храм Тлалока, где их уже ждали веселые от выпитого коллеги. В храме Тлалока, как и в храме Уицилапочтли, как и во всех других храмах, тяжело пахло кровью. Они вовсе не были жестоки, эти молодые парни – жрецы, просто это была их жизнь, и другой они не знали. Стоя у восточного входа в бело-голубой храм Тлалока, за пьянством жрецов одобрительно наблюдала фигура в черном плаще из перьев. Такой же капюшон был надвинут на самые глаза, впрочем, половину лица незнакомца и так закрывала золотая маска ягуара.