Дважды рожденный - Федор Богданов

Они пережили ряд исключительных достижений человеческого гения, достигли умопомрачительного развития интеллекта, но все-таки не сумели побороть инстинктов первобытного человека.

Ибо романтика это — инстинкт, она — неотъемлемая человеческая сущность.

Отнимите ее у людей, и на земле станет скучно, попробуйте пренебречь ею при попытке извлечь прошлое из тьмы веков, и у вас пропадет охота к самой попытке.

Так думал профессор, созерцая открывавшиеся перед ним внизу пустынные ледяные дали — мощные ледники, покрывшие Северную гемисферу не только за полярным кругом, но далеко к югу от него.

Машины и дома, дома и машины. Всюду люди, всюду машины, — не было, казалось, простора ни для физического, ни для умственного прыжка.

Даже восторг от посещения ЭЭС, захвативший профессора вначале целиком, не мог погасить мысли о давящем числе людей.

Необозримые пространства ледяных полей убегали назад, а эта навязчивая мысль не покидала его ни на минуту.

Три дня летело воздушное судно над краем Великого Ледяного Поля, а все еще не видно было конца этим ледникам. Правда, судно не делало больше 300 килом. в час. За это время профессор успел прослушать длинную повесть о красочной жизни теи здесь, у границ цивилизованного мира. Это была борьба, трагическая и радостная одновременно. Боролись с холодом, с ледяным безмолвием, с ужасными полярными бурями, со всей той многоликой опасностью, которая подстерегала здесь дерзких людей на каждом шагу.

Всего, что профессор до сих пор видел и слышал, было достаточно, чтобы порадовать его.

На земле все еще был простор, правда, овеянный дыханием смертельного холода, но все-таки это был бескрайный простор.

А у человечества сохранилась романтика. Разве не опасность влекла его обоих спутников на «охоту», которая так неудачно кончилась?

Разве не блестели глаза у Ли, когда она жалила зверей солнечными лучами?

Все это — немножко инстинкты.

И профессор при этом открытии испытал странное удовольствие. Он не чувствовал себя более одиноким и чуждым этому необыкновенному миру, словно бы он выброшен был на другую планету. Было нечто общее, что связывало, роднило его, человека каменного века, с новым человечеством, достигшим божеского могущества.

И это общее — романтика.

Живы еще, следовательно, инстинкты прародителей-троглодитов!

Что это? Ах, да, музыка! Теи не расстаются с ней, они любят музыку так же, как и солнце. На борту судна играли, — играли нечто, что профессор давно назвал для себя симфонией «Борьба титанов». Он часто слышал эту вещь в исполнении оригинальных оркестров, но здесь, в воздушных далях, музыка звучала с особенной силой и проникновенностью. Начиналась она робкими, нежными мелодиями. Это был лепет человека-младенца, который еще не осознал себя. Затем мелодия начинала прерываться резкими звуками, не нарушавшими, однако, мелодичности музыки. Это было начало борьбы, это было началом сознания себя, как цельного индивидуума. И постепенно музыка переходила в хор голосов, исполненных исключительной мощности, стройности; затем вновь — звуки борьбы, отчаяния, бесчисленных трагедий и, наконец, заключительные аккорды, в которых профессору чудилась мудрость веков, всепобеждающий гений людей, далекие таинственные миры, ждущие к себе людей.

Это могло быть историей всего человечества, но могло также изображать переживания отдельного теи, борющегося с природой за счастье многих.

А, меж тем, Ли тихо рассказывала:

— Новое великое оледенение началось еще 25.000 лет назад. Началось с небольшого: однажды снег не растаял в северной половине Скандинавского полуострова в течение лета, пролежав, таким образом, целый год.

Этому обстоятельству не придали никто значения, так как следующий год был жарким годом, снег стаял, и все казалось нормальным.

Но были предостерегающие голоса. Геологи читали лекции и доказывали, что климат начал меняться уже давно, количество теплоты, по вычислениям метеорологов, получаемой от солнца, становилось, меньше, вернее, она шла не на нагревание земли, а на таяние больших масс снега, обычно выпадавших зимой.

Истинных причин изменения климата в Северной гемисфере не могли, как водится, открыть и без конца спорили на эту тему.

Ошеломляющее открытие сделали рыбаки: они открыли, что на пути теплого течения Гольфстрем, согревавшего Европу зимой, морское дно стало повышаться.

Это повышение совершалось чрезвычайно медленно, нужны были десятилетия и тщательные промеры дна, чтобы его обнаружить, но в конце-концов было твердо установлено, что под морским дном совершались какие-то таинственные геологические процессы, в результате которых дно моря стало постепенно выпячиваться.

В течение одного тысячелетия морское дно поднялось настолько, что теплое течение изменило свое направление и на пути в Восточную гемисферу повернуло к Америке. А тут еще вообще зима в Северной гемисфере стала делаться длиннее в связи с передвиганием фокуса земной орбиты.

Это было ударом по человеческой гордости, по человеческому самолюбию.

Но это же было и несчастьем, — самым большим несчастьем, когда-либо посещавшим человечество. Это была угроза не только культуре — оледенение угрожало судьбе чуть не всего человечества, ибо в Старом мире было сосредоточено больше половины всего населения земли, а также все главнейшие культурные ценности.

Жизнь замирала, человек отступал перед мертвым дыханием ледяного севера, — отступал медленно, цепляясь за малейшую возможность, упорно борясь за каждую пядь земли.

Но неумолимые льды двигались, захватывая все большие и большие пространства, все крепче сковывая землю мертвящим покровом. Постепенно обезлюдели города и селения за Полярным кругом, а затем оледенение перекинулось дальше, к югу.

Перестали дымиться трубы заводов, погасли огоньки человеческого жилья, потухли очаги, не слышно было больше грохота поездов, шума моторов в воздухе и на земле.

Ледники взбирались на горы и длинными узкими языками стекали с них к югу. Моря не могли их остановить и, заполнившись ледяными горами до краев, послужили только удобным мостом для льдов с севера. Вымерли и иссякли реки, и их русла служили путями для движения ледников. Мощные здания городов, для которых раньше тысячелетия проходили бесследно, теперь падали под сокрушительными ударами ледяных масс, превращаясь в беспорядочную кучу развалин, и уносились на спинах ледников за тысячи километров от своего первоначального места.