Чумные - Максим Сиряченко

«А раньше ты так за кого-нибудь волновался?» — Подумал внутри него другой Филипп.

«Только за Солта. А сейчас волнуюсь еще больше за его дочь, потому что Солта больше нет». — Ответил он сам себе, затем повернулся и пошел в сторону храма. Из всех мест, в которых они не побывали, храм Деи был наиболее вероятным местом. Ведь он был дальше всего от кладбища.

Эта ночь уже не была такой темной, как предыдущая. Облака не закрывали растущего месяца, и их было не так много, чтобы закрыть звезды. Освещение было как раз таким, какое любила Ванесса — светлая ночь, в которой все предстает в темно-серебряном цвете. Мрамор, на котором она сидела, отражал почти весь падавший на него свет, отчего казался сияющим куском луны. Вокруг Ванессы везде был мрамор, древний, местами поросший мхом и ползучей лозой, но все еще прекрасный. Здесь всегда было тихо, ощущалось спокойствие и величие места, давно пережившего своих хозяев-людей. Но Ванессе нравилось думать, что в этом месте когда-то жили не люди, а совсем другой народ, более благородный и красивый. Народ настолько отличный от людей, насколько мраморные развалины отличались от серого храма старой Церкви. Может, даже Бессмертные, хотя это уже были откровенные фантазии.

Эти древние останки сада были любимым местом девушки. Давно, еще до того, как «Гордый» исчез на три года, почти пять лет назад, она была в храме Деи в последний раз. Потом что-то произошло, Ванесса так и не поняла, что именно. Помнила только, как Мартин на нее рассердился и выгнал из храма. Тогда Ванесса, будучи еще маленькой девочкой, сильно расстроилась. Обиделась на священника, на его монахов и весь серый храм, и ушла куда-то за него, подальше от деревни. Она долго бродила в зарослях, пока не решила заняться делом, чтобы отвлечься от грустных мыслей, и решила собрать полезных трав. Поиски завели ее еще глубже в заросли за храмом, где она совершенно случайно наткнулась на тропинку… Вернее, на заросшую травами крошечную просеку в кустах и деревьях. Любопытство взяло верх. И через сто шагов перед ней предстал сад, брошенный и заросший не одну сотню лет назад. Местами виднелись маленькие белые обелиски, мраморные пеньки, которые века назад были лавочками, полуразрушенные арки и редкие сохранившиеся. Были и колонны, только вот неясно было, что они поддерживали так давно. Свод постройки обвалился, как и половина всех колонн, а те, что остались, больше напоминали изъеденные трухой стволы деревьев. Ванесса любила ходить между этими развалинами и мечтать, выдумывать, просто чтобы отвлечься от чего-нибудь тяжелого. В последнее время она редко здесь бывала, все чаще ходила к пристани, до которой ей было ближе. Но все-таки любимым местом девушки оставался мраморный сад, — так она его мысленно называла, — а именно небольшой балкончик в нем. Даже не балкон, а очень высокая площадка с двумя лестницами, ведущими к ней. В площадке не было абсолютно никакого практического смысла. Непонятно, зачем она была возведена, наверное, просто для того, чтобы человек мог зайти на нее и полюбоваться садом со стороны, чуть сверху. Или не человек, но кто-то другой. Тот, кто создал балкон с двумя лестницами по бокам специально для этой цели: чтобы сорок его собратьев могли взойти на площадку и просто любоваться садом.

Ванесса и сейчас чувствовала особенную атмосферу этого места. Величественная, спокойная, нисколько не мрачная, красивая даже после стольких минувших веков, за которые сад разрушился почти полностью. Того, что осталось, хватило, чтобы однажды побывав здесь, девушка вернулась сюда вновь. Открывшаяся Ванессе чудесная картина могла бы радовать сердце, но не радовала.

Когда она проснулась у себя дома, уставшая и полностью раздавленная после дневного сна, она увидела рядом Нила. Вот кому она могла бы рассказать все. Ей очень хотелось. Ванесса даже не сразу подумала, что он делает у нее дома. Даже не так — зачем пришел к ней? Почему сидел с ней все то время, что она плакала на кровати отца, почему был рядом, пока она спала, почему не ушел?

«Из жалости». — Подумала Ванесса и ощутила, как горечь подступает к груди. И вместе с ней крошечная, но заметная искорка злости. — «Не нужна мне ничья жалость. Родители погибли… Что ж, значит, буду жить без них. Тяжело, но это так, умерших не вернуть. И Филипп мне тоже не нужен. Черт, я просто не хочу. Я осталась сиротой, ушла из дома, а он спросит у меня, что я решила. Да я просто не хочу, чтобы он вмешался в мою жизнь, не хочу, чтобы он подменил собой моего отца, подобрал меня с улицы, проявил свое чертово милосердие, предоставил кров, еду и теплую постель… Разумеется, в обмен на что-то, что осталось у сироточки. Никогда не пойду на такое унижение, пусть катится ко всем чертям».

Какая-то часть Ванессы, не обремененная гордостью, говорила ей, что в ее ситуации ей лучше засунуть эту самую гордость куда подальше и быть благодарной за то, что у нее вообще будет дом, еда и постель. И ничего, если за это ей придется стать его служанкой, выполнять все, что он скажет. Даже самое извращенное. Ведь такая судьба обычно ждет девушек, оставшихся без родителей у дальних родственников или их знакомых. Или так, или голодная смерть нищенки. Или судьба куртизанки в борделе.

Девушка смахнула выступившие на глазах слезы и подобрала под себя ноги, уперла подбородок в коленки, обхватив их руками. Ее положение отвратительное, и настроение тоже. Филипп придет и предложит Ванессе то, о чем она уже думала. Плохой вариант. Черт, как же она ненавидит этого лекаря! За то, что он согласился заботиться о ней, стал незваным опекуном, и за то, что он уже видел ее слабой, давшей слезам волю. Да какое у него есть право защищать ее!?

— Не нужна мне защита. — Сказала Ванесса мраморному саду. — Я сама сильная.

Слова прозвучали в темноте ночного сада на удивление тихо. Свой собственный голос показался девушке слабым и неубедительным. Ванесса почувствовала, что заплачет, если не произойдет что-то, что задавит в ней горечь. Потом что сама Ванесса ту горечь давить больше не могла, каждую минуту она перехватывала девушке дыхание, грозя задушить. И все-таки девушка старалась держать себя в руках, быть спокойной хотя бы внешне, доказывая себе, что она сильнее кошмарных перемен в ее жизни. Получалось плохо.

«Ну, здесь ты не будешь сидеть вечно, верно? Ты ведь не Бессмертная. Придется либо согласиться с волей отца, либо… Либо что?»

Только теперь Ванесса подумала о втором варианте. Что будет, если она этого не сделает? Ничего не будет. Совсем ничего. Она окажется на улице, без денег, без книг, без своих препаратов и алхимических машин, будет спать в грязи и просить милостыню у тех, кто вчера глядел на нее со страхом и уважением. Нет, не просить, воровать.