Божественная трагедия - Андрей Демьяненко

подвал. ты был абсолютно прав, говоря о пожарах. Последний пожар был во время войны. Наша доблестная авиация постаралась.

– Наша? – переспросил Макс.

– Да, наша, американская. Мне нужно в основание. Наверняка, если что и прятали от пожаров, то в фундамент. И там мне нужны арки.

Макса взбесило словосочетание «Наша, американская!» Союзники, мать их! Как будто это они войну выиграли! Он сосчитал до десяти, чтобы успокоится. Сейчас не время для политических диспутов на тему Великой Отечественной войны. Для любого русского та война – Великая Отечественная, ни для кого больше отечественной она не стала.

– Вон сколько тут арок, – и Макс показал на окна.

– Не то. Где здесь вход в подвал? Спуска вниз из зала я не нашел.

– Вчера я видел еще одну дверь с другой стороны, не уверен, куда она ведет.

Они вышли из здания и обошли его с другой стороны. Вход был через другое здание, примыкавшее к Базилике. Они обнаружили его сразу. За дверью находился офис лютеранской церкви, повсюду висели детские рисунки на библейские темы. Но главное, справа от входа шла винтовая лестница вниз, стены были из красного плоского кирпича.

– Вот он, настоящий римский кирпич, – Барт радостно, почти вожделенно трогал холодные стены. Вот это кладка времен Константина.

В офисах лютеранской церкви никого не было, в маленьких немецких городках никто не нападает на приходы, и поэтому никто не печется о безопасности. Максу и Барту удалось спуститься по винтовой лестнице беспрепятственно. Вход в подвал прикрывала железная дверь, но ее тоже не закрыли. Зачем кому-то забираться в сырое темное помещение с низкими потолками и еще более низкими арочными перекрытиями, напоминающими лабиринт. Максу вспомнились подвалы инженерного замка. Только он избавился от надвигающейся клаустрофобии, и снова попал в темные казематы.

Барт сразу начал возбужденно бегать между арками. «Очень, очень похоже», – бормотал он. Макс проверил свой новый телефон. Сигнала не было. Глубокий подвал, толстые добротные двухтысячелетние стены не пропускали сигнал новых сотовых станций и американских спутников GPS.

– Здесь можешь включить свой старый iPhone. Сигнал не пройдет.

Барт тут же приладил к телефону маленький черный проектор.

– Вот оно! – Барт закричал, показывая фонариком на кирпичи.

– Не понял, на какие кирпичи ты показываешь, – язвительно произнес Макс. – На черные или на очень черные?

– Ты помнишь, на воротах Иштар симметрию драконов и быков?

– Помню белый мрамор пола, капельки крови, помню, меня втащили в зал с разбитым лицом, – Макс потрогал скулу. Боль еще бродила. – Симметрии не помню.

– Там бареьефы шли в определенной последовательности. Вначале идет ряд из двух туров с каждой стороны арки, затем, через 11 кирпичей, ряд драконов, потом опять ряд туров. Вот смотри, в римской кирпичной кладке обычно симметрии нет. Но здесь, на этой арке, несколько кирпичей как бы нечаянно выдвинуты вперед, причем они находятся в очевидной симметрии с самой аркой и по отношению друг к другу. И как раз один ряд находится на расстоянии в 11 кирпичей от тех, что сверху и снизу.

Макс внимательно следил за размышлениями Барта, он улавливал уверенность в голосе, улавливал что это цепочка неких умозаключений, но смысла в ней не видел.

– Угу, – согласился Макс.

– Здесь кирпичи плоские, поэтому высота совсем не такая как арка, – Барту «Угу» были не нужны, он продолжал. – И еще. Смотри кирпичи-барельефы отличается от соседей сверху и снизу, но очень похожи на тех, что через ряд. Это точное копирование барельефов с арки Иштар не случайность. Константин, наверняка, знал, что амулеты в Трир попали из Вавилона. И он сделал тайник в виде ворот Иштар.

– А что, в эту арку тоже надо член вставлять?

Барт захохотал, и хохот громом прогремел в лабиринте подвала.

– Мне нужна вода, тайник, наверняка, за краеугольным камнем. В Вряд ли грабитель захочет выковыривать краеугольный камень и рисковать обвалить на себя все арки.

– Но ты, как я понимаю, хочешь именно это, – спросил Макс настороженно.

– Это имитация краеугольного кирпича. Настоящий там дальше, а этот – декоративный, по крайней мере, я надеюсь, – гоготнул он. – В общем, чтобы проверить, мне нужна вода и какая-нибудь, железяка, шпатель, отвертка. Кстати, «отвертка» со свежевыжатым апельсиновым соком не помешала бы, – рассмеялся он, – только чтобы главного компонента – русской водки – было побольше.

Шаг 7. Крок-месье Рачовски

Энди Рачовски пил утренний кофе в кафе на Риволи с видом на Лувр и сад Тюрльи. Он любил это кафе, несмотря на неиссякаемый поток туристов. Официанты здесь говорили на сносном английском и, главное, делали вид, что им это нравится. И кофе вкусный, почти такой же вкусный как Старбаксе, только заказывать приходилось сразу три чашки, чтобы хоть как то напиться и взбодриться. Но особенно в этом кафе Рачовски любил крок мадам – поджаренный с двух сторон квадратный сэндвич с ветчиной и сыром, а сверху яичница глазунья. На завтрак Рачовски съедал два. Кафе находилось рядом с отелем, в котором они обычно останавливались в Париже, когда были операции там. Несмотря на многолюдье и суету, Энди приходил сюда за одиночеством. Туристам в новом городе интересно все, кроме тех, кто сидит за соседним столиком.

Но сегодня завтрак был испорчен. Во-первых, «подопечные» ушли от слежки в Берлине. Макс – этот русский выскочка перещеголял Йена в прыткости, профессионала от макушки до кончика ногтей на мизинцах ног. И упрыгал русский упырь. Пока подключали камеры с улиц, пока встраивались в систему распознавания лиц, подопечные, наверняка, уже уехали в другой город, другую страну. А подключить все камеры во всех странах даже Богу сложновато, не говоря уже об их частной компании по специфическим операциям, хотя они, выходцы из спецслужб, могли многое.

Второе, и главное, что делало парижский завтрак Энди совсем неприятным было то, что вместе с Рачовски завтракала Марлен. Впрочем, он надеялся, что эта русская будет молчать как вчера. Правда, она всегда говорила, что не русская, а как ее латышка, или литовка, Рачовски всегда путал эти страны. Но да бес этих русских поймет, на каком диалекте русского они говорят.

Немцы тоже его раздражали. Гетц тот еще умник! Как можно было отпустить тех двух? Якобы, чтобы они их привели к амулетам. А те очень быстренько ушли от слежки. Теперь приходится без толку торчать в Париже без амулетов. Слепы, как котята. И говорил только Гетц, Марлен молчала. Сейчас столько способов заставить говорить человека! От средневековых, до современных. Он кровожадных, до щадящих. А этот умник Гетц, крутился около Марлен, водил по ресторанам, угощал