Гораций - Михаил Евгеньевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прислуживали за столом рабы, которые обносили обедающих хлебом, меняли блюда, наливали вино, разрезали мясо и птицу, раскладывали куски по тарелкам, приносили столики с яствами, уносили грязную посуду и собирали объедки, которые было принято бросать на пол в качестве дара душам умерших предков. Рабы разносили перед обедом и воду для мытья рук. Раб-номенклатор не только представлял гостей, но и рассказывал о каждом блюде. На кухне царили рабы-повара во главе с главным поваром, рабы-кондитеры и рабы-булочники, которые в те времена стоили довольно дорого, и поэтому многие богачи, приобретя специально обученного кулинара, считали своим долгом похвастаться его искусством перед друзьями. Кроме того, каждый гость обычно брал с собой своего раба, который стоял за ложем, на котором помещался хозяин, и прислуживал ему, подавал салфетку, следил за его сандалиями.
Сенека очень едко высмеивает римских богачей, уделявших излишне много времени подготовке к пирам: «Клянусь Геркулесом, пирушки этих людей я не стал бы считать беззаботным времяпрепровождением, видя, с каким беспокойством они расставляют столовое серебро, с какой тщательностью подпоясывают своих растленных мальчишек, как их волнует, удастся ли повару кабан, с какой резвостью безволосые кинеды бросаются по данному им сигналу подавать на стол, с каким искусством разрезается на соразмерные куски дичь, с каким старанием несчастные малютки-рабы стирают блевотину пьяных: подобным образом приобретается репутация человека утонченного и живущего в роскоши. Этих людей, в каком бы укромном месте они ни оказались, находят присущие им пороки: они уже не могут ни пить, ни есть, если не тешат при этом своего тщеславия»[494].
Обед начинался с закуски (gustatio), которая обычно включала в себя яйца, разнообразные свежие, вареные и маринованные овощи, грибы, соленую рыбу и вареных моллюсков, иногда пироги и жареную птицу. Затем шли три-четыре перемены основных мясных и рыбных блюд (собственно cena), и, наконец, десерт, состоявший из фруктов и сладостей. Как правило, меню обычного званого обеда состояло как раз из трех-четырех перемен блюд, но в богатых домах не ограничивались и шестью-семью переменами.
Вот, например, как описывается в «Сатириконе» Петрония Арбитра званый обед в небольшом южноиталийском провинциальном городке: «Перво-наперво дали поросенка в колбасном венце, кругом колбаски кровяные и куриные потрошки — превкусно состряпано; а еще, кажись, бураки да отрубяной хлеб, без всяких там: по мне, куда лучше белого, силу дает, и по делам пойдешь — не плачешь. На второе сырная запеканка холодная, а на подливку горячий мед, политый первеющим испанским вином! Ну, запеканки-то я ни крошки не тронул, зато подливочки хлебнул достаточно! Кругом горох с волчьими бобами, орехов вволю и каждому по яблоку. <…> … было у нас, между прочим, по куску медвежатины… <…> На закуску молодой сыр был и патока, да по устрице каждому, да по куску сычуга, да ливер в формочках, да яйца под шапкой, да репа, да горчица… <…> Да, еще на блюде тминные семечки с приправой разносили, так иные бессовестные туда трижды пригоршни запускали; а уж на окорок и глядеть не хотелось!»[495]
Частенько меню хозяина с его приятелями и меню клиентов хозяина, присутствовавших на его обеде, резко отличались друг от друга. Рабы ставили еду отдельно перед каждым гостем, и еда эта была разной. Еще знаменитый оратор Цицерон грешил этим, разделяя своих гостей на «важных» и «неважных», и угощал их в соответствии со статусом[496]. Многие поэты в своих произведениях сурово осуждали этот обычай. Например, Марциал так с негодованием обращается к жадному богачу Понтику:
Если обедом меня, не подачкой, как прежде, прельщаешь,
Что ж не такой же обед мне подают, как тебе?
Устриц себе ты берешь, упитанных в водах Лукрина,
Я же ракушки сосу, рот обрезая себе;
Ты шампиньоны жуешь, а я свинухом угощаюсь,
С камбалой возишься ты, я же лещами давлюсь;
Ты набиваешь живот золотистого голубя гузкой,
Мне же сороку на стол, сдохшую в клетке, кладут.
Что ж это? Вместе с тобой без тебя я обедаю, Понтик?
Вместо подачки — обед? Пусть! Но такой же, как твой[497].
Ему вторит и сатирик Ювенал, описывая званый обед у жадного патрона:
Глянь, какой длинный лангуст растянулся на блюде всей грудью!
Это несут «самому». Какой спаржей он всюду обложен!
Хвост-то каков у него! Презирает он всех приглашенных
При появленье своем на руках долговязого служки.
Ставят тебе — похоронный обед: на крошечном блюде
Маленький рак, а приправа к нему — яйца половинка.
«Сам»-то рыбу польет венафранским маслом, тебе же,
Жалкому, что подадут? Лишь бледный стебель капустный
С вонью лампадной: для вас, мол, годится и масло, какое
К Риму везет востроносый челнок камышовый миципсов,
Из-за которого здесь не моются с Боккаром в бане:
Тот, кто потрется им, тот и укуса змеи не боится.
Лишь для хозяина будет барвена из вод корсиканских
Или от тавроменийской скалы: при жадности глоток
Все уж опустошено, истощилось соседнее море,
Рынок обшарил ближайшие воды густыми сетями
До глубины, и расти не даем мы рыбе тирренской.
В кухню припасы идут из провинции: там добывают
То, что закупит Лена-ловец, а Аврелия сбудет.
Так и Виррону мурену везут преогромную прямо
Из сицилийских пучин: коли Австр не дает себе воли,
Временно сидя в пещере, и сушит замокшие крылья,
Смелые сети судов не боятся пролива Харибды.
Вам подадут лишь угря (это родственник змеям ползучим)
Или же рыбу из Тибра, всю в пятнах от холода, местных
Жительницу берегов, что жирела в пучине клоаки
И под Субурой самой проникала в подземные стоки[498].
После собственно обеда начиналась попойка (comissatio). Ее участники надевали на себя венки (на голову или шею), а также умащались благовониями. Затем выбирали главу попойки, который определял, сколько каждый должен выпить. Вино, которое подавали за столом, перед употреблением обязательно смешивали
