Дискета мертвого генерала - Валерий Горшков

Прохоров огляделся, ища в каюте подходящий вместо веревки материал, затем быстро достал объемистый дорожный чемодан с Наташиными вещами, взял из него две пары капроновых чулок и крепко стянул ими руки, заломленные за спину, и ноги все еще пребывающей в беспамятстве женщины. Потом с огромным трудом поднял ее на руки и перенес на кровать, подложив под голову чистое полотенце. Этого было вполне достаточно, чтобы вытекающая из раны кровь успела свернуться, не запачкав предварительно все постельное белье. Возможно, этот факт сможет пригодиться в самое ближайшее время.

Прохоров еще раз внимательно оглядел каюту, поднял с ковра чудом не разбившиеся бокалы, поставил их на стол рядом с бутылкой «Рислинга», причесался перед висящим у входа зеркалом, открыл дверь каюты, выглянул. Убедившись в отсутствии в коридоре кого бы то ни было, быстро вышел и запер за собой дверь, положив ключ в карман.

Спустя минуту он уже стучал условным сигналом в дверь радиорубки. И как только Игорь впустил его, Вадим Витальевич начал торопливо, но обстоятельно рассказывать об инциденте в каюте. Не забыл и про дыру, оставленную в переборке пулей сорок пятого калибра. Радист побледнел, сел на стул и, пристально глядя на Прохорова, дрожащими руками прикуривавшего сигарету, закусил губу.

– Значит, тому и быть, – после секундного молчания выдавил он и стал быстро отбивать одному ему знакомый позывной. Ответили почти сразу и дали разрешение говорить по спутниковой связи. Игорь надел наушники, жестом показав Прохорову, чтобы тот взял трубку. На связи был сам шеф.

– Мастер, у нас ЧП, – ледяным голосом произнес радист. – Нас «раскололи». Пока об этом знает только сучка нашего друга, оказавшаяся сотрудницей СБ, но она надежно изолирована в каюте.

– Что?!! Так…

Персиков быстро взял себя в руки, примерно десять-пятнадцать секунд молчал, обдумывая ситуацию, в которой оказались агенты его структуры на «Пеликане», а потом задал еще несколько уточняющих вопросов, получив на каждый из них быстрые и исчерпывающие ответы. Не узнал он только о выстреле из «браунинга», о котором Игорь и Вадим Витальевич решили до поры до времени не рассказывать. Тем более еще неизвестно, какие он имел последствия… Прохоров даже не хотел думать, что на той кровати спал профессор Славгородский. Это была бы невосполнимая потеря в плане безвозвратно потерянной информации, известной только директору Экспериментального исследовательского центра и, что тоже вероятно, не более чем паре человек из Службы безопасности. Но до Москвы далеко, а профессор был совсем рядом. Со всеми его тайнами. Сейчас, когда наступила патовая ситуация, это имело слишком большое значение.

– Слушайте меня внимательно! У вас в распоряжении не более двадцати-тридцати минут, чтобы полностью захватить корабль, – снова заговорил шеф. На сей раз он почти смог избежать вполне объяснимого чувства паники, охватившего бы любого другого, узнай он о провале секретных агентов. Возможно, что осознание всей огромной ответственности за происходящие на «Пеликане» события помогли ему не потерять драгоценные минуты, в течение которых необходимо было принять серьезное решение. – Поднимайте моториста. На нем захват машины и изолирование «стармеха». Прохоров, слышишь меня?

– Слышу, – Вадим Витальевич ощутил, как конвульсивно затрепыхалось его сердце, словно пойманная опытным птицеловом куропатка.

– Пора размять мускулы. Ты должен любой ценой, не поднимая большого шума, добраться до второй рации, находящейся в каюте капитана, и превратить ее в бесполезный хлам. Если для этого понадобится ликвидировать десять человек, то сделай это. Но помни, что у Дорофеева есть табельный пистолет.

– У меня он тоже есть. Правда, трофейный, – кисло усмехнулся Прохоров и провел рукой по спрятанному за поясом «браунингу».

– Далее. Капсула, надеюсь, в полном порядке?.. Хорошо. Славгородский должен сказать все… Все, инженер, означает все. Все, что знает! Особенно меня интересует… – И Персиков сообщил самые важные детали, которые он хотел бы узнать и которые предстояло вытянуть из не слишком разговорчивого профессора. – Потом, когда закончишь с ним, необходимо взять контроль над штурманской рубкой. Вахтенному предстоит поработать на нас. Ровно через час к вам пришвартуется океанская яхта, которая стоит у ближайшего из островов Бермудского архипелага. К тому времени все члены команды и ученые должны быть созваны в кают-компанию под любым предлогом и надежно там изолированы, а само судно идти полным ходом курсом на северо-восток, навстречу яхте. Радист остается в рубке и никуда оттуда не выходит, даже если в двери будут въезжать на танке. Оружие держать снятым с предохранителя и не слишком долго думать, когда настанет время стрелять по живым мишеням… Если что, помните – меня интересуют только дискета кодировки, которая наверняка находится где-то у профессора в похожем на портсигар контейнере, новейшая информация, которая сейчас у Прохорова, и та, что пока находится в голове Славгородского, но скоро должна будет ее покинуть, – даже через телефон было слышно, как Персиков усмехнулся. – Все, что касается лично вас… Когда подойдет яхта, ни во что не вмешивайтесь, все втроем переходите на ее борт. Об остальном позаботятся.

– А как быть с оборудованием? – спросил Прохоров. – Здесь его на пару миллионов. Кое-что обязательно пригодится.

– Хорошо, десять минут на демонтаж самого ценного. Я предупрежу капитана яхты, даст двух человек в помощь. А сейчас начинайте. Я буду выходить на связь каждые пять минут. Все, удачи, – на том конце линии спутниковой связи положили трубку.

Радист сразу же вызвал по внутреннему селектору механика, в трех предложениях обрисовал сложившуюся обстановку и передал приказ шефа. Борис не стал переспрашивать дважды, сказал лишь, что «стармех» – это не проблема вообще, «на все про все две минуты», и что после его изоляции он сразу идет в штурманскую рубку «обсудить насущные проблемы с вахтенным» и все последующее время будет находиться там, в трех шагах от радиста. Если что, то он вполне способен управлять кораблем самостоятельно.

Говоря об этом, моторист презрительно фыркнул. А Прохоров сразу подумал, что не завидует находящемуся сейчас на капитанском мостике штурману. Борис не станет проявлять к нему жалость, если тот откажется безоговорочно выполнить его требования…

Вадим Витальевич спешно покинул рубку радиста и направился вниз, в коридор на первом этаже надстройки, где в компьютерном центре вполне еще мог находиться Гена Ожогин. Будулай не входил в сферу интересов шефа. А значит, жить ему оставалось недолго. Прохоров же не испытывал никаких угрызений совести, готовясь совершить первое в своей жизни хладнокровное убийство.

13

Между тем Будулая уже давно не было в том помещении, куда так стремительно направлялся Вадим. Буквально спустя три минуты после того, как вслед за Прохоровым ушла Наташа, он покинул компьютерный центр «Пеликана» и решил, вопреки непонятной авантюре Прохорова, немедленно разбудить профессора и рассказать ему о неожиданном завершении работ по созданию рабочей схемы психотропного излучателя. Тем более после слишком странного поступка Вадима, в котором Геннадий усмотрел нехороший смысл.

Ожогин вышел на палубу, осмотрелся, обошел корабль по кругу и, к своему удивлению, не обнаружил ни Прохорова, еще пять минут назад так сильно рвавшегося на свежий воздух, ни ушедшую вслед за ним Рудакову. Следуя логике, в данный момент они могли находиться либо здесь, либо в своей каюте, либо в каюте Славгородского, если Наташе удалось убедить своего друга в мальчишестве его поступка.

И бородатый компьютерный спец по прозвищу Будулай направился к жилому отсеку. Но случайно наткнулся на совершенно незаметный в темноте, торчащий из палубы прямо возле носовой части надстройки красный пожарный кран. Впрочем, если принять во внимание практически полностью сгустившиеся сумерки, еще не тронутые заревом рассвета на востоке, а также отсутствие на небе луны и звезд ввиду сильной облачности, то не имело особого значения, каким именно цветом выкрасили любую из множества находящихся на палубе научно-исследовательского судна деталей и механизмов, будь то пожарный кран или лебедка для намотки каната.

Ожогин заработал сильный ушиб голени, упал, затем поднялся, сел, прислонившись спиной к надстройке возле входной двери на камбуз, и несколько минут растирал последствия непредвиденного столкновения. Когда же он все-таки смог подняться на ноги и, ковыляя, направиться к лестнице, ведущей вниз, драма в каюте номер пять уже завершилась, а агент мафии Прохоров разговаривал со своим шефом по спутниковому телефону из радиорубки и получал указания о немедленном захвате корабля.

Но Будулай не знал этого. Он с огромным трудом спустился вниз, на секунду задумался, стоя перед каютой Славгородского и Гончарова, а потом несколько раз настойчиво постучал в дверь. Изнутри послышалось недовольное бурчание, шевеление постельного белья, как будто кто-то вставал с кровати, потом в замке повернулся ключ, и на пороге появился Славгородский. Его глаза еще не привыкли к свету, вдруг ворвавшемуся в погруженную во мрак каюту из коридора, и профессор прикрывался от него прижатой ко лбу ладонью. На нем были белая майка и смешные, почти до колен, широкие цветные трусы. Совсем случайно взгляд Ожогина упал на ноги стоящего перед ним полусонного мужчины, и он с ужасом заметил на них множество розовых, отвратительных шрамов. Вот почему профессор не загорал вместе со всеми по дороге до Бермудов, а постоянно носил белые хлопчатобумажные брюки. «Интересно, что повлекло за собой столь отвратительные для постороннего глаза последствия?!» – машинально подумал Будулай. Но резкий вопрос Славгородского оборвал эти кощунственные мысли компьютерщика.