Лучший телохранитель – ложь - Стив Мартини

Агент прекратил попытки разжать объятия Кати с мертвой женщиной. А Катя прекратила борьбу с ним. Она посмотрела на полицейских с выражением мрачной решимости на лице. Затем кончиками пальцев вытерла кровь, убрала спутавшиеся волосы со лба Даниэлы и, крепко обняв тело подруги, стала покачиваться, сидя в проходе автобуса, будто находилась в трансе. Последнее, что помнила девушка, было, как Даниэла швырнула ее вниз и навалилась телом сверху, прежде чем обеих накрыла ослепительно-белая вспышка. Она помнила, как тяжелая копна блестящих волос подруги вдруг осветилась в той вспышке и стало невыносимо горячо. А потом все исчезло.

Она смотрела, как мужчины говорили друг с другом, но ничего не слышала. Оба кивали ей. Потом тот, что опустился перед ней на колени, попытался заговорить. А потом он что-то делал, наклонившись вперед. Мужчина пробовал ключи из набора, пока, наконец, не нашел тот, что смог открыть замок на лодыжке Даниэлы. Он убрал браслет с ее ноги и цепь с пояса. Прежде чем Катя поняла, что происходит, он поднял тело Даниэлы на руки, а потом подругу отняли у нее, потащив по проходу в глубь автобуса, в сторону двери.

Катя пыталась встать, но очень болела нога. Было такое ощущение, что она просто не может держать вес девушки. Подошел другой полицейский, склонился над ней, положил ее руку себе на плечо и легко поднял ее. Они шли по проходу за Даниэлой, затем вышли из автобуса. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как две девушки, сидя в автобусе, разговаривали о заветной ферме, о Катиной семье, о матери, которая все еще была в Колумбии. Катя знала, что Даниэла не сказала ей правды о том, кто она и что ей нужно. Но Кате было уже все равно. Они столько пережили вместе, их столько связывало, что ничто, даже смерть, не могло оборвать эту связь.

Глава 33

К тому времени, когда мы с Гарри приехали в университетский медицинский центр на Хиллкрест, нам уже дали разрешение на встречу с Катей. У департамента шерифа был договор с этим центром на медицинское обслуживание заключенных-женщин, и в то утро нижний этаж был буквально переполнен представителями закона. Здесь были люди из городской полиции, помощники шерифа и федеральные агенты, некоторые из которых даже не успели еще снять боевую амуницию.

Как только я назвал имя Кати, к нам подошел мужчина примерно тридцати пяти лет.

— Простите. Кто вы?

Он был одет в черные форменные брюки спецназа ФБР; сверху на нем была только футболка.

— А кто спрашивает? — осведомился Гарри.

— Агент Джон Шварц. — И он помахал перед нами удостоверением ФБР.

— Пол Мадриани, а это мой партнер Гарри Хайндс. Мы адвокаты мисс Солаз.

— У вас есть с собой какие-нибудь документы?

Мы с Гарри показали ему наши водительские удостоверения и карточки адвокатов штата. Кроме того, я подал агенту свою визитную карточку.

— Вряд ли ей сейчас захочется встречаться с кем бы то ни было.

— Можно узнать, где она сейчас находится? — спросил Гарри.

— В каком она состоянии? — добавил я.

— Она вне опасности, если вы это имели в виду. У нее рана мягких тканей ноги. Подробности можете узнать у доктора. Кроме того, она испытала шок, возможно, контузию и получила повреждение слуха после взрыва.

— Но вы сами видели ее? — снова спросил я.

— Я нес ее из автобуса. Подождите, пожалуйста, секунду.

Агент отступил от нас на несколько шагов, достал из кармана сотовый телефон и отошел еще дальше, набирая цифры номера. Наконец он остановился футах в двадцати, разговаривая с кем-то и одновременно бросая на нас с Гарри быстрые взгляды и изучая мою визитную карточку. Потом он посмотрел на меня и сделал мне знак приблизиться.

— Кое-кто хочет с вами переговорить, — сказал он, протягивая мне свой сотовый телефон.

— Алло.

— Мистер Мадриани, это Джим Райтаг. Агент Шварц проинформировал меня, что вы хотели бы увидеться с вашей клиенткой.

— Верно.

— Конечно, здесь все будет зависеть от доктора. Но я хотел бы проинформировать вас, что отныне она будет находиться под нашей защитой. Мы распорядились поместить ее в отдельной палате на верхнем этаже больницы, вне тюремных стен. Она все еще будет относиться к ведомству шерифа, но все время, пока она будет там находиться, при ней станут нести дежурство два инспектора. При необходимости они смогут обеспечить защиту вашей клиентке. У нас есть основания предполагать, что целью утреннего налета на тюремный автобус была мисс Солаз.

— А почему вы не говорите мне, с чем конкретно он был связан?

— Я сказал вам все, что мог. И еще одно: мы не внесли ее имя в список поступивших пациенток; когда мои люди выносили девушку из автобуса, они накрыли ее одеялом. Представители полиции согласились не сообщать прессе ее имя в числе выживших. Тот, кто пытался убить ее, возможно, не знает, что она выжила. И мы намерены поддерживать его в этом заблуждении, по крайней мере какое-то время. Мы уже предупредили представителей суда. Мне нужно знать, сможете ли вы пока воздержаться от комментариев прессе? Это необходимо для безопасности вашей клиентки.

— Понимаю. На какое время?

— Мы пока не знаем. Мы сообщим вам позже. Остальное вы можете узнать у ее доктора. Извините, это все, чем я могу быть вам полезен. — После этой фразы он отключился.

Я вернул телефон агенту:

— Спасибо.

Мы с Гарри, стирая пятки, прохаживались по нижнему этажу больницы. Иногда для разнообразия сидели на жестких деревянных скамейках там же. Так прошло почти два часа. Затем подошла одна из медсестер и сообщила нам, что доктор готов нас принять. Она провела нас по широкому коридору через пару дверей с электрическими замками, на которых была красная табличка с надписью «Реанимация».

Медсестра попросила сесть и подождать возле небольшого кабинета. Но прежде, чем мы уселись, в помещение ворвался молодой врач-интерн с дощечкой с зажимом под мышкой.

— Привет, меня зовут доктор Йоханссон. Как я понял, вы пришли к мисс Солаз?

В свою очередь мы тоже представились.

— Хорошей новостью является то, что с ней все будет в порядке. Плохая новость состоит в том, что она получила тяжелую травму. Здесь речь не идет о сломанных костях, внутренних кровотечениях, пулевом ранении мягкой ткани ноги и повреждениях некоторых мышц. Это все полностью излечимо и займет несколько недель. Потеря слуха, по нашему мнению, тоже временное явление.

— А сейчас она что, совсем не слышит? — спросил Гарри.

Доктор кивнул:

— Да, насколько мы можем судить. В результате контузии и удара взрывной волны у нее было небольшое кровотечение из носа и ушей. Был прорыв обеих барабанных перепонок, но это заживет. Обычно требуется около двух месяцев.

— А сейчас она может общаться? — спросил я.

— Вот в этом-то все и дело, — заявил доктор. — Мы не знаем. У нее явная контузия и травма центральной нервной системы после воздействия ударной волны. Сюда же примешивается и психологический компонент от всего того, что ей пришлось увидеть, после пережитого страха и потери подруги.

— Какой подруги? — спросил я.

— Очевидно, в автобусе она ехала с кем-то очень близким, с другой женщиной, которая, как считают в полиции, умерла у нее на руках. Мы не знаем точно. Как я понимаю, та женщина спасла ей жизнь. Но и здесь мы не уверены, что нам известны все подробности. Но независимо от этого вы можете себе представить, какой психологический и эмоциональный стресс пришлось испытать вашей клиентке. Проблема в том, что два этих фактора неотделимы друг от друга. Очень сложно сейчас точно сказать, насколько сильно она пострадала физически и насколько силен был психологический фактор. Только контузия от взрыва может воздействовать на нервную систему от часов или дней до недель. Все зависит от человека.

— Но она сумеет восстановиться?

— Думаю, что да. Это негативное влияние обычно не носит постоянный характер, разве что при многократном повторении травмирующих симптомов. Например, последовательных ударов по ушным раковинам при длительном бое. В нашем случае все было по-другому. Она должна выздороветь.

— Но вы не можете сказать нам, как долго займет процесс выздоровления? — спросил Гарри.

— Не могу дать вам никаких точных ориентиров. Ей понадобится много времени покоя и отдыха. В ближайшее время ее нельзя возвращать в тюрьму. Я бы сказал, что ей придется побыть здесь либо в другом учреждении, где обеспечен хотя бы минимальный уход, как минимум десять дней или две недели, а может быть, и дольше.

— То есть вы хотите сказать, — вмешался я, — что мисс Солаз в этот период не сможет оказать нам существенную помощь в организации ее защиты в уголовном деле.

— В данный момент она вообще не в состоянии с кем-то говорить.

— Из-за того, что она не слышит? — уточнил Гарри.