Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

Прямо с тротуара стучу в окно квартиры тети Лизы. Оно распахивается и сама «тетя» выплескивает свои объемные прелести на подоконник.

– Как себя чувствует Эмма? Где она?

Открывается соседнее окно. Оттуда вопросительно смотрят на меня встревоженные глаза моей дорогой жены.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, а что случилось?

У меня отлегает от сердца: жена в порядке. Я отменяю назначенную на утро встречу на набережной Днепра и прошу Эмму утром приехать ко мне в гостиницу. Такси возвращает меня в гостиницу. Уже около трех часов ночи. Дежурная удивленно смотрит на меня, так быстро излечившегося… Я благодарю ее и прошу приготовить два стакана «двойного» чая, очень горячего. Во время чаепития начинаю понимать, чем я отравился. Только черная икра присутствовала в меню двух роковых вечеров, когда меня увозила скорая. У меня почему-то «прорезалась» индивидуальная непереносимость к этому, столь широко распространенному, продукту народного питания!

Засыпаю с чувством собственной глубокой ущербности. Забегая вперед, должен сказать, что этот тяжелый крест я гордо тащу всю оставшуюся жизнь. Красная лососевая икра и светлая, – всяких килек и селедок, производят на меня весьма благотворное действие. Приходится, избегая черного, налегать на все другие цвета рыбьих яиц, чтобы как-то смягчить свою неполноценность…

Утром мой Малыш отпаивает своего непутевого мужа кефиром, мы опять гуляем по Киеву. Решаем посетить Славку Яковлева, который вместе с женой Галей теперь живет посреди Днепра на Жуковом (?) острове. Я – старый Славкин друг, Эмма – родственница. О нашем тайном венчании мы им не говорим ни полслова, ведем себя – как хорошие знакомые и друзья. Проводим с ними вечер весело и празднично. Возвращаться в город уже поздно, и Галя, наверняка – по команде хитрого Славки, без всяких вопросов раскрывает нам одну постель. Возможно, это был тест, так сказать – проверка на «вшивость». Мы, не сговариваясь и ничего не объясняя, спокойно ложимся вместе, еле касаясь друг друга.

Не знаю, спал ли я в свою вторую брачную ночь. Но рядом со мной спокойно и доверчиво спала моя юная жена, мой ребенок, которого я не мог обидеть, о котором не мог теперь не заботиться…

Мне пора уезжать в Ленинград: служба. Расстаемся тяжело: впереди два года добровольно-принудительно принятой разлуки и неизвестности… Осень. Что-то будет с Родиной и с нами?

Войны, вычисления и развлечения

В действительности все не так, как на самом деле.

Питер встречает холодным дождем: здесь уже поздняя осень. В мире пахнет порохом: наши танки жгут в Будапеште. Вспыхивает израильско-арабская краткосрочная война, которая может стать детонатором очередной мировой, только – уже на совсем ином уровне. Зря, что ли, мы так славно трудились на Новой Земле. Всех офицеров Вооруженных Сил СССР переводят на казарменное положение. Поскольку я и так живу в казарме – офицерском общежитии Балтийского флотского экипажа, то мое положение практически не меняется.

Сразу после приезда предъявляю Шапиро брачное свидетельство и пишу рапорт с просьбой о постановке моей семьи(!) в очередь на жилье. «Улита едет, когда-то – будет». Но: она же «едет», и когда-нибудь, черт возьми, все-таки должна приехать!

Иван Маклаков тоже после отпуска возвращается в Ленинград. Вскоре мы вдвоем снимаем у бабушки Марьи Александровны комнату у Нарвских ворот: из флотского общежития меня тоже «попросили». На крыше нашего дома установлено огромное светящееся табло, на котором написано, что по 3 % займу можно выиграть целых 100 тысяч рублей. Дом рядом с моей первой работой в Питере, и я хорошо знаком с этим жизнеутверждающим лозунгом. Иван, ознакомившись с ним в первый раз, хмуро замечает:

– А можно ведь и не выиграть, – он, наверное, имеет в виду наш «выигрыш» по этому займу в Чите, когда мы вместо ресторана оказались в комендатуре.

Настойчивая «долбежка» Иваном командования рапортами, наконец, возымела результат: он ожидает приказа об увольнении из армии – «дембеле». Теперь у него, к сожалению, добавляется еще один аргумент в пользу увольнения: отец в Москве неизлечимо болен раком.

Шапиро знакомит меня с планами относительно моего будущего. Наш московский главк, в лице полковника Васильева, настойчиво требует лично меня начальником монтажного участка на стройке стратегического топливного склада в Ульяновске. Везет мне: и у бородатого Васильева из главка я успел стать «любимчиком командира». Впрочем, мне все равно, куда ехать, – хоть к черту на кулички. Наступила какая-то непонятная «эпоха безвременья»: надо куда-то деть эти два года жизни. В Москве между главками Министерства обороны идет какая-то борьба по складу в Ульяновске. Мне пока велено находиться в горячем резерве, ожидая команды «фас».

Для двух ожидающих приказов офицеров находится неплохая работенка: составление калибровочных таблиц резервуаров. Объем топлива в резервуарах определяется по специальной стальной рулетке – мерной ленте с миллиметровыми делениями. Один конец ленты закреплен на поплавке, плавающем на поверхности горючего, деления ленты видны в окошке уровнемера. Наши таблицы должны с точностью до пятого знака ответить: сколько горючего находится в резервуаре, если лента показывает Х метров + У сантиметров + Z миллиметров, – через каждый миллиметр. Расчет ведется теоретически, считая, например, что резервуар является идеальным цилиндром. Обычно эти рутинные расчеты выполняют люди, знакомые просто с арифметикой в объеме неполной средней школы. В нашем случае задача неизмеримо усложняется. Мы должны составить калибровочные таблицы для конического шестигранного резервуара, запрятанного в скалу возле Балаклавы. У нас объем каждого миллиметра – величина переменная, зависящая от места этого замера. Приходится считать площадь и объем шестиугольника для каждого миллиметра высоты.

Сейчас персональный компьютер, на котором пишутся эти строки, выполнил бы такие расчеты, составил и даже отпечатал таблицы за считанные минуты. Но в те времена компьютеры назывались ЭВМ – электронно-вычислительными машинами и существовали только в двух ипостасях: в научной фантастике и реально – в виде огромных суперсекретных монстров на радиолампах. Для работы такой машины нужны были огромные помещения, целые электростанции и большой штат высокоумных программистов, снабжающих ЭВМ подробными командами на бумажных или магнитных лентах. Для составления командных лент, само собой, тоже требовались другие машины и еще одна куча очень умных людей…