Победные трубы Майванда. Историческое повествование - Нафтула Халфин

И следовал он к своему воинству, заранее уверенный в победе: нельзя же в самом деле считать серьезным противником этих дикарей!

16 сентября, едва добравшись до Алихеля, начальник отряда обратился с воззванием — вполне в стиле и духе Литтона — к «вождям и населению страны Кабул и зависимых земель». Военные и политические лидеры Британской империи намеревались расчленить Афганистан, и нечего было больше о нем говорить: в самое ближайшее время он должен был исчезнуть как государственное образование.

Генерал Ф. Робертс.

В своем воззвании генерал Робертс заявлял, что английская армия идет на Кабул, чтобы отомстить за нападение на британскую миссию и обеспечить выполнение условий Гандамакского договора. Далее лицемерно утверждалось о необходимости укрепить власть эмира (чем должны были заняться солдаты и офицеры Робертса) для «упрочения дружбы и сердечных отношений с британским правительством. Это — единственное условие, при котором королевство эмира может продолжать существовать». Испытывая трудности с транспортом и продовольствием, генерал требовал от населения немедленной доставки повозок и продуктов, обещая за все расплатиться.

Робертс деятельно готовился к походу на афганскую столицу, не подозревая того, какой сюрприз ждет его в Хуши, где в то время находился Бэкер с авангардом Кабульского полевого отряда.

Сначала в это небольшое селение прибыл в сопровождении десятка приближенных сардар Вали Мухаммад-хан, дядя эмира Якуб-хана. Этот напыщенный толстяк уже давно кочевал из одного английского лагеря в другой. Он уверял британских генералов, что страдает из-за симпатий к инглизи, жаловался на эмира, который считал его виновником своей опалы в конце правления Шер Али-хана. Угроза казни, утверждал он, вынудила его искать защиты у англичан. Сардар был стар, нуден, угодлив и болтлив. Собранные о нем сведения подтверждали справедливость его слов, но они же свидетельствовали, что никаким авторитетом среди соотечественников Вали Мухаммад-хан не пользуется, а ныне и вовсе дискредитировал себя дружбой с чужеземцами.

Тем не менее британские политики решили: не стоит пренебрегать тем, что само идет в руки. Знатного афганца можно будет посадить на какой-нибудь ответственный пост: он и пальцем не пошевельнет без указания английского советника. Да и теперь он уже приносит пользу: через многочисленную родню собирает информацию о положении в Афганистане, столь интересующую вице-короля и его генералов.

Сообщение о приезде Вали Мухаммад-хана ничуть не взволновало Робертса. Зато, словно удар грома, его поразила весть, что к английским аванпостам приближается сам эмир. И не просто со свитой, а с войском.

Тревога, однако, оказалась ложной. Хотя процессия, приближавшаяся 27 сентября к британским позициям, была весьма многочисленной, она носила вполне мирный характер. Наблюдатели, засевшие с биноклями на окрестных возвышенностях, рапортовали, что всего по ведущей из Кабула дороге к лагерю движется не более 250 человек. Вскоре можно было ясно различить небольшую группу сарбазов, за ней — одинокого всадника, потом — около полусотни богато одетых людей и снова — отряд конных сарбазов.

Когда процессия достигла Хуши, бравый джемадар из индийских мусульман, исполнявший обязанности коменданта, ловко отделил конвой от одинокого всадника (это и был эмир Мухаммад Якуб-хан) и его пышно одетых спутников, направив их к палатке генерала Бэкера.

Время салютов в честь главы Афганского государства прошло. Пушки молчали.

Эмир представил британскому военачальнику наследника престола Мусахана, своего тестя Яхья-хана и главнокомандующего Дауд Шаха. Бэкер велел поставить в центре лагеря несколько палаток для нежданных гостей. В разговоры он не вдавался: в Хуши торопился сам командир Кабульского полевого отряда.

На следующий день прибыл Робертс. Он немедленно принял эмира. В беседе участвовали также Дюранд и переводчик.

Генерала все раздражало в Якуб-хане. «Какая странная, коническая голова! — размышлял он, почти не слушая того, что говорил собеседник. — И почти нет подбородка. Он, должно быть, очень слабоволен. Но глаза! Беспокойные, хитрые. Нет, доверять такому нельзя. Надо заменить его надежным человеком. Вали Мухаммад-хан? Возможно… Если не найдется еще более преданного человека. Да и более влиятельного…»

Между тем гость медлительно, подбирая слова, излагал свои соображения и пожелания. Генерал выслушивал перевод и небрежно бросал короткое «нет!», нехотя удостаивая сына Шер Али-хана объяснением.

— В Кабуле было неспокойно, — монотонно говорил Якуб-хан. — Не было ни хлеба, ни мяса. Мятежники, да падет гнев Аллаха на них и их родителей, бунтовали народ. В казне не было денег. Миджар Камнари обещал: вот-вот привезут из Индии. Не привозили. Мы верны договору. А плохие люди подстрекали сарбазов: мол, все беды из-за инглизи… Мы думаем, что дальше двигаться вам незачем. Вернувшись домой, мы сами накажем виновных. Сядем вместе на ковер дружбы и согласия, а затем повернем в разные стороны: вы к себе, мы — к себе…

— Нет! Мы дойдем до Кабула и расправимся с преступниками.

— Нам стало известно, что к инглизи в лагерь должен был приехать наш недруг Вали Мухаммад-хан. Если страна будет едина, легче будет держать народ в согласии и выполнять условия договора. Не поможет ли джарнейль помириться всем честным афганцам?

«Еще чего! — подумал Робертс. — Вот уж в чем мы никак не заинтересованы…»

— Нет! Лагерь британских войск не место для мирных переговоров между враждующими родами и племенами.

— Может быть, джарнейль отложит на две-три недели продвижение своих доблестных сарбазов, пока мы вернемся к себе и постараемся обеспечить охрану наших жен и детей?

— Нет!

— Мы в такой спешке двинулись навстречу храброму сардару, что не успели даже захватить палаток, в которых могли бы разместиться. Теперь несколько из них доставили. Нельзя ли нам поставить их на окраине Хуши, а не посреди войск инглизи? Нашу особу это очень стесняет…

«Это, в конце концов, несущественно, — решил генерал. — Но надо позаботиться, чтобы ты не сбежал».

— Хорошо, — кивнул он. — Мы, однако, не можем позволить, чтобы такой знатной особе (в тоне Робертса явственно звучали иронические нотки) не оказывались приличествующие ей почести. Поэтому у шатра вашего высочества, как и у моей палатки, будет установлен двойной пост.

Встреча завершилась холодными поклонами.

Когда рядом с английским лагерем раскинули шатер эмира, у входа в него стал мерно вышагивать верзила-шотландец с ружьем, в клетчатой куртке и юбке, с громадной, украшенной перьями шляпой на голове; позади шатра тоже с ружьем стоял на часах солдат из 1-го полка гуркхских стрелков в темно-зеленом с алой отделкой мундире и в круглой черной шапочке с ремешком под подбородком.

…После ухода Якуб-хана Мортимер Дюранд, привыкший к мягкости и деликатности своего бывшего патрона Альфреда Лайелла, покачав головой, заметил:

— Не слишком ли круто обошлись вы с этим беднягой, сэр?

— Круто?! — вскинул брови генерал. — Да за одно лишь бездействие в Кабуле он заслуживает смещения. А вообще, все они хороши. Я бы их расстреливал из пушек. Именно так мы поступаем с бунтовщиками в Индии, и вы это хорошо знаете!

— Но простите, сэр! Мы же не в Индии, а афганцы не наши подданные.

— Это не имеет значения! Идет война. Стало быть, действуют законы войны. И ничего больше…

Эта гневная речь была прервана молодым лейтенантом Беркширского полка.

— Из штаба, сэр. Срочные депеши, сэр! — лихо доложил он.

Протянув Робертсу пакет, он исчез так же стремительно, как и появился.

Вице-король сдержал обещание. В пакете находились инструкции, о которых шла речь, когда генерал покидал Симлу.

Прочитав несколько строк, Робертс назидательно, словно школьный учитель, поднял указательный палец и укоризненно произнес:

— Вот вам, дорогой Дюранд, хороший ответ. Лорд Литтон — достойный преемник великих генерал-губернаторов, прославивших нашу империю в Азии, — Клайва, Гастингса, Уэлсли, Дальхузи… Его рекомендации тверды и решительны. Послушайте, что он пишет.

Генерал побагровел от удовольствия. Читал он медленно, подчеркивая голосом и жестом места, которые, с его точки зрения, заслуживали особого внимания.

«Обосновавшись в Кабуле, вы деятельно расследуете все причины и обстоятельства оскорбления, вынудившего британское правительство занять столицу его высочества эмира. После такого расследования ваш долг — как можно скорее наказать всех тех, кто участвовал в нанесении этого оскорбления или содействовал ему…»

— Понятно, сэр? Это мой долг, а чьи там подданные, меня не касается! Так вот… Слушайте дальше: «За такое оскорбление афганская нация должна нести коллективную ответственность. Это было совершенно неспровоцированное и самое варварское нападение солдат эмира и населения его столицы на представителя союзного государства, который находился под защитой и в крепости эмира, в непосредственной близости к нему самому: личная безопасность посла и почетное обращение с ним были торжественно гарантированы правителем Афганистана».