Кража в особо крупных чувствах - Дарья Волкова

Теперь уже по-настоящему и совсем – его. – Я согласна! Только надо съездить ко мне домой, взять какие-то вещи. И… слушай, меня же ждут! – вдруг, словно окончательно проснувшись и вернувшись в реальный мир, воскликнула Эля. Она смотрела на Петра широко раскрытыми глазами. – Петя, я же должна была лететь… Меня же ждут. Ой…

– Давай так, – Петр привлек девушку к себе. – Сегодня мы об этом думать не будем. А завтра – завтра мы об этом подумаем. И все решим. Но, в любом случае, пока ты окончательно не поправишься – ни о каких поездках не может идти речи. А для того, чтобы быстро поправиться – ты должна хорошо питаться.

– Ты манипулятор, – прищурилась Эля.

– Да.

– И диктатор.

– Да, – снова согласился Петр. – А еще я твой любимый мужчина.

– Трудно с этим спорить, – Эля уткнулась лицом ему в шею. – Тогда пойдем хорошо питаться, любимый диктатор.

– Пойдем.

После сытного ужина – явно без соблюдения рекомендаций от доктора, но зато обильного, и с двумя чашками чая, Эля зазевала.

И спустя пять минут пригрелась в руках Петра и уснула.

Пётр смотрел в ее безмятежное лицо с легким румянцем. Снова мелькнуло перед глазами то ее лицо, когда он достал ее из погреба – синюшнее. И ледяной холод ее тела вспомнился.

Но это все в прошлом. Петр прижал спящую Элю к себе. Тёплая, мягкая, от волос пахнет его шампунем.

Что может быть лучше?

Невесомо поцеловав Элю в макушку, Петр осторожно встал. Ему сегодня еще надо насчет завтрашних блинов договориться.

Глава 11

Эля проснулась и, не открывая глаз, долго лежала, наслаждаясь телесными ощущениями. Телу было хорошо – тепло, мягко, уютно. Тело лежало в чистой постели под теплым одеялом, и тело обнимали.

Все так же не открывая глаз, Эля провела ревизию своего внутреннего состояния. Комок холода и ужаса ушел. Но нельзя сказать, что бесследно. Он оставил после себя кое-что. Какую-то пустоту. И потребность эту пустоту чем-то заполнить как можно быстрее.

И сейчас Эля чувствовала в себе эту жажду, даже жадность. Ничего не упустить. Жить здесь и сейчас. Каждое мгновение жить. Завтра может не быть. Мы не знаем, что ждет нас завтра. Но есть сегодня, и его надо выпить до дна.

Эля улыбнулась и открыла глаза. Сквозь шторы пробивался тусклый поздне-осенний рассвет. Эля немного поворочалась, но тяжелая рука на ее талии не двинулась, а за спиной продолжали мирно сопеть. И тогда Элина повернулась.

Петр, сонно вздохнув, откатился на спину. Но не проснулся. А Эля, опершись на локоть, принялась его рассматривать.

Даже не рассматривать. Она вглядывалась с какой-то жадностью в лицо Петра. Любимый человек красив совершенно по-особенному.

И нет ничего красивее, чем высокий открытый лоб, широкие темно-рыжие брови, крупный нос и покрытые темной щетиной щеки. Эля вспомнила, как удивлялась еще в самом начале их знакомства, почему у него темная щетина при рыжей шевелюре.

Интересно, а в другом месте с оттенком как? Не испытывая ни капли смущения, ни даже сомнения, Эля потянула одеяло вниз и вбок. Это же форменное безобразие, что она своего любимого мужчину в самом интимном месте до сих пор как следует не разглядела!

Любимый мужчина красив совершенно по-особенному. Красива мощная, мерно вздымающаяся грудь, красивы широкие плечи. Но… но… но…

А оттенок Эля так и не разглядела. Ее, как скульптора, в первую очередь, интересовали форма и материал. И то, и другое – безупречное.

Эля слышала и даже как-то читала для самообразования о культе лингама. Но отнеслась к этому, как к какой-то диковинке – чему только люди не поклоняются. О, теперь Элина этих людей прекрасно понимала. Это же совершенно идеальная форма. Идеальная! И материал тоже идеальный. Эля без сомнений обхватила идеальную форму всей ладонью. Совершенство! Твердость металла или камня под шелком живой плоти. Ну, просто же…

И тут она услышала шумный вздох. Эля обернулась и разжала пальцы. Вздох перерос в стон.

Петр приподнялся на кровати, опираясь на локти. Еще немного сонный. С потемневшими щеками. С напрягшимся красивым прессом. И готовый ее любить. Нереально идеальный в этой готовности.

– Он такой красивый… – прошептала Эля.

– Кто?! – голос его спросонья хриплый, а тон – ошарашенный. Петр прокашлялся. – Кто красивый?

Эля провела ладонью по напрягшемуся мужскому животу, а потом снова обхватила ладонью новый предмет своего восхищения.

– Эля! – поперхнулся ее именем Петр. А она подалась вперёд, не разжимая пальцев. Близко-близко к его лицу.

– Он абсолютно идеален. Совершенный. Я хочу его изваять.

Петр смотрел на нее такими изумленными глазами, каких Эля у него никогда не видела. А потом, словно окончательно осознав ее слова, отчаянно замотал головой.

– Эля, ты сошла с ума!

– Совсем нет. Дай слово, что будешь позировать мне.

– Ни за что!

– Точно? – ее пальцы пришли в движение. Он не смог удержать стона. – Я обещаю тебе, это никто не увидит. Никогда. Уберу. Спрячу в сейф. Но я должна попробовать повторить это совершенство своими руками.

– Эля, я не буду тебе позировать! Это просто абсурд! Ты что, в самом деле, собралась лепить мой член?!

– Я не леплю, я отливаю, – мурлыкнула Эля, продолжая двигать пальцами. – Ну и ладно. У меня прекрасная память. Я сейчас все хорошенько рассмотрю… изучу… пальцами… губами… языком…

– Нет, Эля, нет. Нет! Нет. Нет…

В какой-то момент мужчина откинулся на подушку, а «нет» сменились на «да». Но к чему относилось это «да», не понимали уже ни он, ни она.

Да это было уже и не важно.

***

– Что значит – ты не хочешь за меня замуж?!

– Петечка, я уже один раз в этом «замуже» была – ничего интересного там нет.

Петр озадаченно смотрел на протянутый ему бутерброд с маслом. Потом все же взял. И тут же отложил на тарелку.

– Нет, так дело не пойдет. Мы сегодня едем к моим родителям, ты помнишь?

– Конечно, помню, – безмятежно отозвалась Эля. – Предвкушаю блины с икрой.

– Ну и в каком статусе я должен тебя представлять родителям?

– М-м-м… «Просто Эля» не годится?

– Нет! У нас в дом «просто Эль» не приводят!

Элина подперла щеку рукой и вздохнула.

– Ну, вот зачем тебе это, а?

– Я вообще слово