Завещание фараона - Ольга Митюгина

совесть никогда не позволили бы Агамемнону играть с доверчивой девушкой. Если ты любишь — женись. Но чтобы попросить руки Агниппы, ему пришлось бы признаться ей не только в любви, но и в обмане. В том, кто он на самом деле. Мало того, что золотоволосое чудо не может простить его за ту треклятую улыбку на площади, так теперь она еще и решит, что он все эти недели смеялся над ней!

Он не мог рисковать всем, делая такое признание. Слишком велика оказывалась цена проигрыша.

Самое дорогое, что теперь есть у него в жизни…

За эту девушку он бы отдал все — свой царский титул, свои богатства, могущество своей страны… Все хотел бросить к ее ногам — и не смел.

Вот поэтому он и занимался самообманом, гоня прочь мысли о любви, уверяя себя, что его чувства — просто привязанность. Но в глубине души понимал, что это не так.

Неизвестно, сколько мог бы продолжаться этот спор с самим собой, если бы не прогулка за съедобными морскими раковинами.

Наступил последний день месяца таргелиона[2] — день, посвященный Гекате и другим подземным богам[3]. Сегодня ни один здравомыслящий человек не взялся бы ни за какое дело — ведь это не просто сулило неудачу, но было опасно. Только безумец решился бы навлечь на себя гнев владычицы Тьмы!

Закрылись все лавки, затих базар — и Атрид при всем желании не смог бы уйти «на работу»: в квартале горшечников тоже все отдыхали. Впрочем, царь накануне предупредил Ипатия, что не станет сегодня заниматься государственными делами и советует другу самому хорошо отдохнуть, чтя подземных богов.

И как же прекрасно провести целый день рядом с золотоволосым чудом…

Атрид признавался себе, что уже давно с нетерпением ждал этого.

Утро было прекрасно. В окно вместе с солнечным светом вливались ароматы яблонь и груш — они уже отцветали, и под ветром их лепестки белой порошей осыпались на траву. Мена, что-то напевая себе под нос, возился у очага.

— Проснулся, Атрид? — весело спросил он, когда молодой человек сел на постели. — Сегодня, я так понимаю, ты дома?

— Дома, — кивнул юноша, чувствуя, что, помимо воли, губы его расползаются в счастливой улыбке.

— Ну вот и отлично! — старик подмигнул. — Уйду я сегодня… погуляю. По берегу пройдусь, пособираю съедобных ракушек. А вы тут с Агниппой похозяйничаете…

Улыбка Мена была доброй и лукавой. Горло у Атрида перехватило, а сердце забилось часто-часто.

— Что?! — занавески вдруг дернулись, и в комнату просунулась голова Агниппы — еще растрепанная после сна. — В смысле, мы похозя… — девушка осеклась. — Нет-нет-нет! Я иду с тобой!

— Но… — начал было Мена.

— Я устала сидеть в четырех стенах! — заявила отчего-то покрасневшая девушка. — А прогулка за раковинами — отличная мысль. Я сто лет не плавала! Покупаемся… соберем еду и пойдем на весь день!

— Тогда и я с вами, — решительно тряхнул кудрями Атрид. — Если позволите, конечно, — он перевел взгляд на Мена.

— Да с удовольствием, — кивнул египтянин.

Агниппа покраснела еще больше, закусила губы, потупилась — и скрылась за занавеской. В последний миг Атрид успел увидеть, как на ее лице промелькнула досада — и, опечалившись, решил, что девушку огорчило его решение пойти с ними.

Откуда ему было знать, что Агниппа досадовала сама на себя за то, что безумно радовалась этому…

Целый день рядом с ним!

О боги…

А еще это целый день с морем и солнцем! Она и в самом деле сто лет не плавала… Значит, надо одеться соответствующе.

Девушка надела легкую купальную тунику, что не мешала бы в воде, а поверх — обычный белый гиматий, перехваченный кожаным поясом. Свои роскошные волосы она убрала в высокую прическу, скрепив ее гребнем, и пустила вдоль щек два вьющихся локона.

Любуясь на свое отражение, она с невольной улыбкой думала, оценит ли Атрид ее старания… заметит ли, какая у нее красивая шея?.. И как на ее белизне золотятся выбившиеся из прически тонкие волоски…

— Идемте! — весело объявила девушка, выходя из своей комнаты.

Атрид не обманул ее ожиданий. Она упорно не смотрела на него, но буквально кожей чувствовала, каким восхищением горят его глаза.

— Постой-постой. Подожди! — Мена с улыбкой покачал головой. — Дочка, ну так ведь можно тянуть до бесконечности. Кто мне всю неделю плакался, что хочет сделать подарок Атриду, да все никак не решится? Вот и давай, момент подходящий.

Атрид замер. Ему казалось, он даже забыл, как дышать. Неужели?.. Неужели она и правда?..

Девушка потупилась и наконец-то посмотрела на него — из-под опущенных ресниц. Опять щеки ее полыхали, споря своим огнем с сиянием Эос. Она прерывисто вздохнула.

— Атрид! Я… я… — она покосилась на Мена, но тот лишь посмеивался, не торопясь приходить ей на помощь. — Я подумала, что… ты… У тебя ведь совсем ничего нет, кроме твоей старенькой туники. И вот я… — Агниппа коротко и быстро вскинула на него глаза, тут же снова потупилась и быстро пробормотала: — Я сшила тебе новую тунику и хламиду.[4]

Атрида с головой захлестнула нежность. Невероятно! Эта чудесная девушка заботится о нем — вот так бесхитростно, бескорыстно. Он ей действительно небезразличен…

На миг защипало в глазах.

Атрид глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки.

— Я так благодарен тебе! — просто ответил молодой человек — и глаза его говорили в сто раз больше…

Девушка на минуту вернулась в свою комнату, а когда, не поднимая глаз, вышла вновь обратно, то передала Мена сложенные аккуратной стопкой вещи — и старик протянул их Атриду.

— Надень их, — тихо попросила Агниппа.

— Надень, надень, — поддержал Мена, весело поглядывая на смущенного юношу. — Слышишь, мастерица просит.

Агамемнон не успел ответить, как Агниппа скользнула в свою комнату, бросив на него молящий взгляд.

— Видишь? — спросил Мена. — Ушла. Не будь невежей, примерь!

Молодого человека не надо было упрашивать. Он быстро скинул старую тунику и надел новую, белоснежную, из хорошего мягкого холста.

Юноша сразу понял, что Агниппа очень старалась — девушка