Современная австралийская новелла - Дональд Стюарт

— Ну, долго нам еще гоняться за этим типом? Эй ты, або![13] — орет Темные Очки.

— Да он тебя не слышит, — отвечает ему сержант.

— Он, похоже, и говорить-то не умеет.

— Только лопочет кой-когда что-то на своем языке.

— Не мог ты, что ли, найти кого-то более пригодного для такого дела?

— Он никогда еще нас не подводил.

— Странная тварь. Как он вас понимает?

— Эти або знают, что от них требуется.

— Ну точно охотничья собака, — поясняет скотовод. — Покажешь след, дальше сам бежит.

Они не говорят, почему охотятся за бедным парнем, даже имени его не называют. Но меня не обманешь: я знаю — идут за Малу. Тут и большого ума не нужно, чтоб догадаться. Когда идешь за зверем, и то наперед обдумываешь, куда он может побежать, как лучше его изловить. А когда идешь за человеком, все знаешь наверняка: где его найти и спустя сколько времени. Если бы не я, а другой проводник, они поймали бы Малу в первый же день.

За что его ловят, что он, по их разумению, натворил? Молчат, потому что и сказать-то нечего. Белые насочиняли разных странных правил и называют их «законом». Попробуйте не нарушить ни одного из этих правил! Сколько себя помню, во сне и наяву мечтаю о том, как бы найти заклинание, чтобы избавиться от их правил и пожить по-своему. Но только посмей, и они тебе такого зададут, что небо с овчинку покажется.

Малу им не достанется. Уж я на этот счет позабочусь. Парню несдобровать, если его схватит Темные Очки. Не человек, а лезвие ножа, даже спит в башмаках и с пистолетом в руке. Невзначай мне случилось поймать его взгляд, когда он протирал очки, — чувство было такое, будто он полоснул меня плеткой и рассек мне кожу. Ох, не хотел бы я попасть к нему в лапы! Переломит человека надвое, ни за что ни про что, спокойно, ради забавы.

На высохшее русло падает тень от деревьев, и я хорошо различаю следы на песке. Идти лучше всего босиком. Босые ноги унесут беглеца хоть на край света, а белые могут преследовать его, лишь покуда башмаки у них целы. А башмаки снашиваются быстро по таким камням. Есть и еще один, общий враг — жажда: даже если ноги кое-как тащат, то пересохшее горло пригвождает к тени. Несколько часов без воды — и вы пропали.

Белые едва плетутся, выбились из сил. Их каблуки глухо стучат по каменистой земле.

— А что, далеко обогнал нас этот стервец? — спрашивает Темные Очки.

— Ничего, догоним, теперь уже скоро.

— Надеюсь, что скоро. Чертова пустыня. Долго мне не выдержать.

Сержанта одурачить нетрудно. Малу нам не догнать — идет уверенно, дорогу знает. Наверное, нашел и воду — вон как бодро шагает. У себя в родных местах черный человек не помрет от жажды. Расковыряй песок в сухом русле и найдешь лягушку, а то и две; рассеки ей брюхо, и оттуда брызнет вода. Пусть не слишком вкусная, не, если спасаешься от преследователей, привередничать не приходится.

Я и сам не ждал, что Малу так ловко пройдет по зарослям — ведь он не местный. Бот тут, на дне ямы, он разводил костер — пройдешь почти рядом и не заметишь. А чуть подальше — там горный сброс, крутой, высокий. Конечно, он залезал на него. Молодец — нельзя спать возле костра, когда за тобой погоня.

Похоже, у него не осталось спичек, и он разводил костер трудоемким способом. Для парня, выросшего в резервации, такое непривычно: не часто ему выпадает случай орудовать по старинке. Но я давно обучил его этому искусству, и он, видно, запомнил, как тереть палку между ладонями, под прямым углом к древесине, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Боюсь только, что он не догадался обстругать палку, а корявая плохо трется. Огонь-то он добыл, да небось натер на руках волдыри. Он был еще мальчонкой, когда я учил его добывать огонь… Никто из нас тогда и понятия не имел о спичках.

— Только бы поймать его и получить треклятое вознаграждение, — говорит Темные Очки.

— Эти або хитры, как динго, дорогу с завязанными глазами находят, — как бы оправдывается скотовод. — Смотрите, он тут попугаем угощался.

— Да ты что! Это ножка ящерицы, а не птицы.

И оба ведь ни черта не смыслят: ножка лягушачья, стало быть, хозяйка этой ножки напоила Малу и накормила, и за него можно не беспокоиться.

Белые о чем-то спорят во все горло. Лучше, когда они молчат. Тогда я закрываю глаза, и мне кажется, что я тут наедине с животными и птицами — они человеку не страшны. Я закрываю глаза, и на меня находят воспоминания. Я слышу гул, долетающий из далекой Страны Мертвых. Дня два назад — нет, вчера — мне привиделось, будто я пляшу у колодца в горах. Будто все люди из края Мертвой Змеи сошлись туда — и старые, и молодые, и все мы пляшем, и от нашего топота поднялась туча пыли и заслонила солнце, и вдруг посреди дня настала ночь. И как я радовался, что вижу старых друзей, которых давно уже нет! Они все исчезли, как исчезают поутру звезды, — трудно даже припомнить, какая судьба постигла каждого из них…

Белые подгоняют меня — скорее! А я не люблю, чтобы мною командовали. Ничего, скоро сами поймете — в какую сторону ни иди, как ни торопись, а конец близок.

Мне хотелось бы снова очутиться среди пляшущих, но вызвать их всех вместе не так-то просто. Закрываю глаза и вижу наших ушедших, только поодиночке. Их много, очень много, но все являются мне порознь, а не вместе. Неужели я участвовал в охоте за всеми ними? Видно, что так. Духи не лгут. Хорошо бы рассказать им теперь, что пришел и мой черед, что я иду к ним, и даже не один.

Мы карабкаемся по крутому скалистому склону, здесь не побежишь. Кругом ни деревца, и солнце жжет, как камень, вынутый из горячей зоны. Нам еще идти и идти, но белые не сдаются, им все мерещится награда, только об этом и говорят. Интересно, сколько им обещано за поимку Малу? Немалые денежки, наверно, коль рискнули пуститься в такой трудный путь.

— Я свою долю целиком потрачу на пиво, — мечтает скотовод. — Устрою бассейн, залью пивом и буду там плавать.

Другие молчат. У них пересохли глотки, слова не выдавят. Я уже веду их не по следу, а в сторону, но они ничего не замечают, верят, что я веду их правильно. Мы приближаемся к горам, среди валунов видны деревья. Ох, и рассвирепеют же они, когда поймут, что им не вернуться! Темные Очки наверняка вытащит свой пистолет. Но мне теперь все равно. В резервации мне больше нечего делать, там от всех, кого переселили из края Мертвой Змеи, осталась лишь кучка старух; мужчины покинули нас, все до одного.

Зря они выбрали меня, чтобы ловить Малу: динго и то не охотится на родственников…

В воздухе ни ветерка, камни раскалены, как огонь, даже в тени на них можно изжариться. Сейчас, я думаю, полдень — солнце стоит высоко и пылает без милосердия. К вечеру все должно кончиться. Оно и к лучшему: не придется, вернувшись в резервацию, смотреть старухам в глаза. Каждый раз, когда я приходил с такой охоты, они глядели на меня с ненавистью. Вслух они не произносили ни слова, но в глазах у них я читал проклятие. А дети швыряли в меня камни и кричали: «Сгинь, сгинь, злой дух!» Когда я приближался, они отбегали и прятались, но потом опять принимались донимать меня криками, следуя за мной на безопасном расстоянии.

Хорошо, что с этим теперь будет покончено. Белые уже, кажется, получили свое сполна. Молчат и лежат неподвижно. А еще недавно страшно ссорились, кричали и вопили. Мне пришло в голову, что они вот-вот начнут убивать друг друга или меня застрелят. Из-за чего ругались, я не совсем понимал, но много раз слышал слово «награда». Свихнулись, наверное, от солнца или от жажды. Им померещилось, что награда уже здесь, что камни — это целая куча денег. Сержант и Темные Очки стали хватать все, что подвернется. В жизни такого не видел: они царапали камни пальцами, засовывали их в карманы, сыпали себе гальку за пазуху. Скотовод хотел получить свою долю — так они отпихнули его, а он разозлился и опять к ним. Они его стукнули и отшвырнули назад. Он перевернулся, как копна сена на ветру, и затих — видно, ему здорово досталось.

А сержант и Темные Очки вне себя от радости натолкали камни и гальку куда только могли. «Награда» придавила их к земле, и они поползли прочь, спасая свое «богатство». Но жажда давит еще тяжелей, чем камни: подняться они уже не могли, губы у них покрылись кровавыми трещинами. Они отползли на несколько футов и стали руками рыть землю, пытаясь припрятать свои сокровища. Потом в глазах у них вспыхнула ненависть, они ощерились, как динго, и яростно схватили друг друга за горло. Тут скотовод приподнял голову, но разнимать их не пополз, и до меня долетел его хриплый смех:

— Дерутся из-за денег… за все сокровища мира не купишь покоя, даже здесь…

Он перекатился на спину, засучил ногами, вздымая пыль, и все смеялся, смеялся, будто лаял.

А сейчас все трое лежат тихо, тень ушла из-под дерева, но им уже все равно. Теперь я мог бы легко уйти от них. Позади горной гряды есть глубокий колодец, спрятанный за валунами. Это священный колодец жителей Мертвой Змеи: когда мы умираем, наш дух отправляется на отдых на дно колодца и ждет там воскресения. Все мои соплеменники воскресают, но не как люди, а как деревья, как птицы или звезды. И если я воскресну как динго, белому человеку вовек меня не поймать.