Современная австралийская новелла - Дональд Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Фу, Сластена, фу! — раздался позади меня чей-то окрик.
Но птица была уже растерзана в мелкие клочья.
Хозяин собаки стоял неподалеку, ухмыляясь; беспокойство выдавали лишь его глаза. На вид — почти чистокровный абориген. Непринужденная поза охотника; под истрепанными штанами — черные ноги, готовые в любую минуту сорваться с места; драная рубаха, покрытая красной пылью Уонгана, распахнута на груди, и солнце, как на негативе фотографии, высвечивает обтянутые черной кожей ребра. С плеча свисает старый винчестер на засаленной веревочной петле.
— Хотел немножко поохотиться на кенгуру, босс, — сказал он тихо, словно извиняясь.
— Я не босс. На кенгуру охоться сколько угодно. А овец не трогай.
— Само собой, босс.
— У тебя что, здесь лагерь неподалеку?
— Да. Вон там у ручья. Кенгуру в горах сейчас нечего пить. — Он подал собаке знак и скрылся в кустарнике.
Возвратившись на ферму, я остановился возле высокого сарая и аккуратно переложил попугаев. От мешков с семенами исходил резкий удушающий запах. Глядя на загоны для стрижки овец, комбайн, трактора, паяльную установку, я подумал: никаких наград Кена не хватит мне на собственную ферму.
— Неплохо, — пробурчал Кен. — Смотри, чтобы кошки не сожрали, прежде чем я сделаю из этих птичек приманку. Лис не проведешь… — Он стал наливать раствор стрихнина в пластиковую трубку, вставленную в птичий пищевод, — Если разрезать птицу посередке, они сразу же учуют запах яда, а так — заглотят ее целиком за милую душу, тут-то им и крышка, — Он громко расхохотался.
Было в этом, смехе такое, что я решил не говорить про аборигена, которого только, что встретил. Мы бросили попугаев в кузов машины и подключили прожектор к батарее. Кью появился, когда мы с Кеном допивали чай. Жесткое обветренное лицо. Мускулистое тело с намечающимся брюшком. Этого типа, пожалуй, придется величать мистером.
Кен будет вести машину, Кью — держать ружье, а я — наводить прожектор. До восхода луны оставался час темноты. Небо было чистое. Гроза, как и предсказал Кен, не разразилась.
— Держись крепко на ногах, — сказал Кен, — и как следует орудуй прожектором. Когда наткнемся на лису или кенгуру — не упускай из виду, пока мы их не пришлепнем. В кабине есть еще одно ружье — стукни по крыше, когда надо будет притормозить.
Шины заскрежетали по гравию. Грузовик ринулся в темноту и вскоре миновал первые ворота. Свет фары пронзил кустарник. Я попытался описать прожектором полукруг, осветить кусты вдоль забора — г корни низкорослого скрэба превратились в причудливые чудовища, извивающиеся из темноты.
Кен вел машину быстро, уверенно, рассчитывая неожиданным появлением ошеломить лису или кролика. Грузовик — петлял по пастбищам, подпрыгивая на старых бороздах, а я старался сохранять равновесие и направлять луч прожектора.
Справа от меня луч света выхватил земляной холмик, под которым была кроличья нора, а возле нее — кролик. Насмерть перепуганный, он застыл в ослепительном свете, полуприсев на задние лапы. Кью дубасил по крыше кабины. Заскрипел тормоз, Кью прицелился. Пуля угодила в лапу, кролик взвизгнул и перекувырнулся в облаке пыли. Кен выскочил из машины, ловко схватил животное и ударил его по загривку ребром ладони. Кролик захрипел. Потом жестом Кен приказал мне передать попугая.
— Подходящее место для приманки, — сказал он.
Кен вырыл ямку, положил туда птицу и быстро сровнял землю; был виден лишь зеленый кончик крыла.
— Муравьям до нее не добраться из-за песка, а лисица мимо не пробежит.
Кен снова включил мотор, и машина, подпрыгивая на корнях и камнях, рванула вперед. Ветер, словно живой, бил нас по лицам, колеса с грохотом подпрыгивали на ухабах.
Описывая прожектором новые и новые полукруги, я было начал сомневаться, что в этом мраке существует что-либо, кроме нас да сбившихся в кучу перепуганных овец. И вдруг неожиданно блеснул странный свет. Красными огоньками зажглись лисьи глаза. Я направил прожектор. Кью просигналил Кену, чтобы тот остановил машину, и потянулся за ружьем.
— Стреляй, да стреляй же! Чего копаешься? — в отчаянии вопил Кен.
— Ружье заело.
— Держи ее на свету! — с ожесточением продолжал орать Кен. — Я сам придавлю эту тварь!
Машина рванулась вперед. Кью повалился на дно кузова, его проклятья потонули в кромешной тьме. Я чудом сохранял равновесие и держал лису в луче света; она металась, пытаясь увернуться в сторону. Два раза лисе удавалось отпрыгнуть вбок. На третий, выбившись из сил, она застыла в ожидании; красный язык, словно маленькое пламя, трепетал в раскрытой пасти. Машина с грохотом надвигалась на нее, но лиса, ощетинившись, упрямо стояла на месте до тех пор, пока выстрел Кью не уложил ее.
— Оставь воронам! — приказал Кен и двинул машину дальше. Полная луна, поднимавшаяся из-за холмов, затрудняла охоту.
Но вскоре мы увидели двух перепуганных кенгуру — самца и самку, — бегущих впереди нас по едва различимой дороге. Они мчались рядом, миля за милей, а когда машина, настигла их — бросились в разные стороны в отчаянной попытке спастись. Кен решил преследовать самца, устремившегося к серебристой речной отмели, — он хотел преградить ему путь, не дать укрыться в спасительном убежище кустарника.
Расстояние между машиной и кенгуру быстро сокращалось. Я направил на него свет прожектора, боясь, что животное свернет в сторону. Кью выстрелил. Словно заколдованный, самец продолжал нестись вскачь. Но у зарослей кустарника он замешкался перед темным силуэтом и тут же рухнул на землю. Машина остановилась.
— Его взяла чья-то собака! — крикнул Кен. — Здесь наверняка шатаются аборигены.
— Я как раз хотел предупредить тебя об этом, — сказал Кью. — Говорят, они разбили в этих краях лагерь.
— Тише! — Кен прислушался, словно в ожидании выстрела.
Выстрел прозвучал. Сухой резкий звук в застывшем воздухе, эхом он откликнулся в уонганских горах, притаившихся под беспощадной луной. «Плачущие холмы», неожиданно вспомнил я.
— Странно, что тебе до сих пор не попадались эти ублюдки, — сказал Кен.
С облегчением я подумал о том, что умолчал о своей встрече.
Кен сделал знак Кью, тот включил прожектор и повернул его в сторону выстрела. В полосе света возникла фигура человека; он направлялся к лежавшему на земле кенгуру и собаке, сидящей рядом.
— Выходит, собака сшибла кенгуру, а черномазый его прикончил, — сказал Кью с разочарованием.
— Покажем ему, где раки зимуют? — усмехнулся Кен и с издевкой посмотрел на меня. Он вскинул ружье и прицелился в фигуру человека, все еще темневшую на фоне луны.
— Боже! Да ты не… — Я рванулся вперед и выбил из его рук ружье. А потом, удивленный, что выстрела так и не последовало, стоял, дурак дураком, и с горечью думал о том, что не видать мне никакой награды, на которую я так рассчитывал, и с грустью расставался с мечтой об аренде земли.
— Болван! — рассмеялся Кен. — Я просто хотел взять вас на пушку. Ружье-то и заряжено не было.
— А припугнуть его не мешало бы, — сказал Кью. — Уж если эти проклятые черномазые повадились в наши края — не иначе как за овцами…
— Не имеют никакого права находиться на чужой земле… — пробурчал Кен. — Ну ладно, поехали. Завтра, обещаю вам, и духу их здесь не будет.
© Fremantle Arts Centre, 1976
Перевод Ф. ЛурьеБиримбир Вонгар
Проводник
Зачем меня заставляют в этом участвовать? Охотятся на зверя, на змею, но не на человека. Только белые никогда не возьмут в толк простых вещей — они готовы охотиться даже на своих.
Считать я не горазд и не знаю, сколько недель прошло с тех пор, как меня заставили повести их на охоту: ночевок было так много, что даже не вспомню всех мест, где мы останавливались. Мы уже почти перешли землю Мертвой Змеи, безводную пустыню. Солнце целый день палит голову раскаленным огнем. Мне-то ничего, я могу терпеть еще много недель, но белые, которые идут за мной, — сержант, скотовод и человек в темных очках — уже едва дышат. Еще день-два — и им крышка.
Хорошо бы сразу околели, тогда охоте конец. Да нет, я невезучий, ни на что такое лучше не рассчитывать. Но на этот раз удачи не будет никому. Мы все помрем тут, хоть единственный раз получится не так, как захотели белые.
— Эй ты! — Это сержант приказывает сделать остановку.
Все трое сбились в кучу под деревом, а я лучше останусь на солнце, чтоб не садиться с ними рядом. Солнце мне нипочем. Если ты родился в этих местах и кожа у тебя черная, солнце тебя только ласкает, как рука родной матери.
— Ну, долго нам еще гоняться за этим типом? Эй ты, або![13] — орет Темные Очки.
— Да он тебя не слышит, — отвечает ему сержант.
— Он, похоже, и говорить-то не умеет.