Слепой. Исполнение приговора - Андрей Воронин

– Да не вопрос, – лениво заявил Молчанов. Он изменил позу, плавно и почти незаметно переместившись из сидячего в полулежачее положение, вытянув вдоль костра ноги в городских брюках со стрелками и начищенных до блеска башмаках и бездумно, не заботясь о судьбе дорогого пиджака, опершись на глубоко ушедший в сырой мох правый локоть.

Вдалеке, на шоссе, прошумела идущая куда-то на восток машина – судя по звуку, большегрузная фура. На чуть более светлом по сравнению с угольно-черными контурами столетних елей фоне ночного неба промелькнула стремительная тень, послышался протяжный, какой-то потусторонний крик ночной птицы, и почему-то вдруг вспомнилось старое поверье, гласящее, что так кричат не птицы, а неприкаянно летающие над уснувшей землей некрещеные души.

– А знаешь, – нарушил тишину подполковник Молчанов, – когда все это кончится, я, наверное, вернусь туда, в заповедник. Там такая воля – ты себе не представляешь! В конце концов, кому-то ведь придется заново налаживать дело. Это ведь не виноградная лоза – сегодня ты ее обрезал чуть ли не под корень, а по весне она опять на крышу карабкается… Нет, тут нужен грамотный, знающий человек с навыками и сноровкой – словом, такой, как я.

– Да кто ж тебе мешает? – сонным голосом откликнулся владелец золотистого «лексуса».

«Раскатал губу», – подумал он при этом.

«Так вы меня и отпустили», – в свою очередь, подумал хорошо изучивший правила игры подполковник Молчанов.

Наблюдавшая описанную сцену полная, но уже заметно катящаяся на убыль луна, вполне вероятно, тоже имела свое личное мнение по обсуждаемому вопросу, но оно так и осталось неизвестным широкой общественности.

Костер угасал. Становилось прохладно, в черном бархате погожей летней ночи раздражающе запищали невесть откуда взявшиеся в поистине неимоверных количествах комары. Участники позднего пикника, как по команде, торопливо закурили, а подполковник Молчанов вдобавок подбросил в костер несколько припасенных заранее еловых лап. Огонь припал к земле, как раненый зверь, на лесной прогалине разом потемнело, в ночное небо ровным, густым столбом повалил едкий белый дым. Потом в основании дымового столба замигали рыжие вспышки пламени – поначалу мутные, размытые, они быстро набирали силу, и вскоре огонь с торжествующим треском взметнулся ввысь, вознося к темному небу снопы танцующих на лету оранжевых искр.

Комаров это файр-шоу, увы, впечатлило не так, чтобы очень: они были голодны и продолжали жрать, невзирая на вызванные пресловутым человеческим фактором катаклизмы.

– Добьем? – одним ударом прихлопнув у себя на лбу пяток голодных упырей и снова встряхнув флягу, спросил Молчанов.

– Я за рулем, – в свой черед нанеся несущественный урон местной популяции кровососов, открыл ему Америку владелец «лексуса».

– А ты выброси его на хрен и езжай так, – посоветовал изобретательный, как все по-настоящему хорошие, профессиональные киллеры, Молчанов. – А если остановят, так и скажи: вы чего, я ж не за рулем! Где вы тут видите руль? Не видите? Тогда свободны!

– Идея, – сказал подполковник с пропуском и, качнувшись назад, переместился с корточек непосредственно на пятую точку. – Ух ты, упал!.. Ладно, наливай, раз такой умный. Если что, сошлюсь на тебя.

Оба оставались трезвыми, как стеклышко, оба знали, что собеседник только притворяется пьяным, и никто ни на кого не обижался: они находились на службе, и им было не привыкать.

– Ты вот что, – нюхая штампованную металлическую стопку с простой русской водкой так, словно это был хрустальный бокал с тонким французским вином урожая тысяча девятьсот затертого года, нарушил воцарившееся молчание хозяин «лексуса». – Ты кончай рассекать на этой фашистской торпеде. Теперь, после покушения на Тульчина, искать ее станут всерьез, по-настоящему – спалишься на раз, никакие липовые корочки не помогут.

– Ясно даже и ежу, – тяжело ворочая одеревеневшим языком, откликнулся Молчанов. – Но свою службу этот баварский тарантас нам еще сослужит. Вот странно, – приподнявшись на локте, добавил он, – тачка баварская, а ездит на бензине. Интересно, почему не на пиве?

– Потому что пиво дороже, – развеял его недоумение собеседник. – Невероятно, но факт. Из земли его качать не надо, хмель – куст неприхотливый, растет, как сорняк, фактически повсюду. Воды пока что, слава богу, тоже хватает… А оно все равно дороже!

– Парадокс, – молвил подполковник Молчанов.

– Не говори!.. И куда катится этот мир?

– Прямиком в …опу, – сказал Молчанов и, запустив в опавшее пламя обгорелый прутик, выкатил на жухлую траву очередную картофелину.

Глава 15

Неловко двинув плечом, генерал Тульчин болезненно поморщился и, помогая себе левой рукой, осторожно пристроил висящую на перевязи правую поверх лежащих на письменном столе бумаг. Часы на стене показывали без четверти два – увы, не дня. Уже пошедшая на убыль луна кособоким, но зато надраенным до блеска медным тазом взгромоздилась на крышу соседнего корпуса, тщетно пытаясь соперничать с фонарями, освещавшими внутренний двор небезызвестного здания на Лубянке. В приоткрытое окно, за которым приглушенно шумела ночная Москва, тянуло легким сквознячком с запахами пыли, выхлопных газов и разогретого за день асфальта. Голова была тяжелой, веки налились свинцом, так и норовя закрыться, и даже стоящий на углу стола Железный Феликс из раскрашенного под бронзу гипса выглядел каким-то сонным, словно тоже перетрудился и остро нуждался в отдыхе.

– Ну, раз все в сборе, начнем, – дождавшись, пока вошедший последним подполковник Уваров устроится на своем излюбленном местечке на дальнем конце стола для совещаний, сказал Андрей Константинович.

– Федосеева нет, – напомнил Уваров, ерзая на стуле в попытках поудобнее разместить свое воистину богатырское тело на этом плохо приспособленном к его внушительным габаритам офисном насесте.

– Во-первых, я зрячий, – в свою очередь, напомнил генерал. – Во-вторых, я вызвал только тех, кого счел необходимым вызвать. А в-третьих, почему тебе, Виктор Ильич, не хватает именно Федосеева? Тут многих нет, а тебе подавай именно его!

Это была правда: в кабинете, помимо хозяина, присутствовали только Уваров и майор Барабанов. Подполковник смущенно кашлянул в кулак, расправил пальцем рыжеватые усы, почесал лоб и снова поерзал на стуле. Стул скрипнул. С учетом того, что его каркас был сварен из нержавеющих стальных труб, этот негромкий звук прозвучал по-настоящему угрожающе.

– Виноват, – сказал Уваров. – Просто мне казалось, что в последнее время он принимал в этом деле самое активное участие.

– Верно казалось, – согласился Тульчин. – И продолжает принимать – прямо сейчас, в эту самую минуту. Там, где ему поручено. Еще вопросы?

– Виноват, – повторил подполковник Уваров. – Вопросов нет.

– Тогда я все-таки начну. Можно считать установленным, что наш противник окопался где-то здесь, на Лубянке. Или, как минимум, имеет прямую и очень тесную связь с кем-то из нашего центрального аппарата. Это лицо или группа лиц до недавних пор контролировала организованный усилиями Хвоста и Бурого коридор контрабандных поставок. Проводимое нами расследование с самого начала также находилось под их пристальным наблюдением, что прямо указывает на присутствие среди нас, не побоюсь этого слова, предателя. Когда расследование начало давать конкретные результаты с перспективой выявления и ликвидации всей сети, вплоть до организаторов и покровителей, противник принял срочные контрмеры. Как все это выглядело, напоминать, полагаю, не стоит, все это происходило на наших глазах. Я бы сказал – при непосредственном участии, но это была бы неправда: наше участие на данном этапе сводилось, вот именно, к роли пассивных и, увы, беспомощных наблюдателей. В результате чего все находившиеся в разработке фигуранты дела вышли из игры вперед ногами.

Подполковник Уваров горестно покивал, молчаливо соглашаясь. Барабанов откровенно, хотя и терпеливо, скучал: парень он был энергичный, с деятельной натурой и потому не любил многословных констатаций общеизвестных фактов.

– Этот массовый отстрел, – продолжал Андрей Константинович, – преследовал как минимум две цели: во-первых, максимально затруднить расследование, а во-вторых, направить нас по ложному следу. И я вынужден констатировать, что противнику это удалось. Сведения, которые нам удалось собрать – вернее сказать, которые нам попросту подсунули, – о действующем на стыке трех границ киллере, чем полнее они становились, тем убедительнее свидетельствовали против генерала Потапчука. Каковой генерал на днях по нашей инициативе был отстранен от исполнения служебных обязанностей и взят под домашний арест – как выяснилось, совершенно напрасно, поскольку не имеет и никогда не имел никакого отношения к этому делу.

Барабанов сделал вид, что у него зачесался нос, и, прикрывшись рукой, украдкой зевнул. Зато Уваров, напротив, встрепенулся, сел ровнее (стул опять жалобно скрипнул) и с явным недоумением воззрился на генерала: для него только что прозвучавшее сообщение было новостью – вряд ли приятной, поскольку она означала, что все опять надо начинать с нуля.