Неделя зимы - Мейв Бинчи

— И что же вы собираетесь делать?

— Вот именно, я не знаю, что делать! Как чудесно, что вы нам позвонили. Вы из журнала?

— Не совсем, но связана с ним, — сказала Энн Уолл.

— Мне ужасно не хотелось бы звонить туда и надоедать со своими жалобами, это было бы страшной неблагодарностью. Просто мы ожидали совсем другого.

— Я вас прекрасно понимаю, — Энн была полна сочувствия.

— В принципе, персонал в отеле очень приветливый и доброжелательный, но у них другие договоренности с организаторами, нежели было написано в журнале. Нам обещали роскошный отпуск, а предоставили бюджетный вариант. Как, по вашему мнению, мы должны поступить?

Уоллы обменялись недоуменными взглядами. И правда, как?

— Наверное, вам лучше связаться с организаторами конкурса, — сказала Энн первое, что пришло на ум.

— А вы не могли бы сделать это вместо нас? — Миссис Флемминг определенно была не из тех людей, что способны требовать своего.

— Думаю, вам лучше позвонить самим, раз уж вы непосредственно на месте, и вообще… — Энн изо всех сил пыталась переложить ответственность на Флеммингов.

— Но вы ведь были так добры, позвонили нам, спросили, как идут дела. Кстати, кого вы все-таки представляете?

— Просто читательскую аудиторию. — Дрожа, Энн Уолл бросила трубку.

Итак, теперь они были в курсе событий.

Сначала супруги испытали восхитительное чувство облегчения. Волшебные каникулы в Париже обернулись сущим кошмаром. Они еще счастливо отделались. В самом деле: им повезло очутиться на побережье Атлантики, которое сначала их так разочаровало.

Здесь они получили в точности то, что было обещано. Возможно, на самом деле им достался как раз главный приз.

Они решили на следующее утро позвонить организаторам конкурса и сообщить, что в отеле «Мартиник» все идет не так, как ожидалось.

Впервые с момента приезда Уоллы крепко проспали всю ночь. Они не проснулись в три часа и не сидели за чаем, сетуя на несправедливость жизни вообще и жюри конкурса в частности.

Уоллы захватили с собой упакованный ланч и двинулись вдоль скал к развалинам старинной церкви; Чикки сказала им, что там очень красиво и можно устроить замечательный пикник. Местечко было закрыто от океанских ветров; где-то далеко, за тысячи миль, лежала Америка.

Они радостно смеялись, разворачивая щедрые ломти пирога с курятиной и отвинчивая крышки термосов с супом. Только подумайте: Флеммингов ждал еще один ланч с потрохами и кроликом в Париже.

Энн Уолл оставила организаторам конкурса анонимное сообщение на автоответчике, попросив их проверить, как идут дела у Флеммингов в «Мартинике», иначе они могут получить очень нежелательную рекламу. Супруги чувствовали себя как школьники, нежданно отпущенные на каникулы. Они собирались как следует насладиться оставшимися днями.

Вечером за ужином постояльцы Чикки горели нетерпением скорей покончить с едой и приступить к обсуждению идей касательно фестиваля. Лилиан, лицо которой в последнее время немного смягчилось, сказала, что в наше время основное требование к праздникам, как бы ужасно это ни звучало, «развлекательность». Все глубокомысленно покивали в ответ и согласились, что этот фактор немаловажен.

Чикки сказала, что люди во всем мире стремятся обрести чувство общности. Молодые сначала бунтуют против всех и вся, но потом объединяются между собой.

Орла предложила организовать нечто вроде воссоединения семей. Определение им понравилось, но как его правильно истолковать? Идет ли речь о том, чтобы собрать вместе всех родственников, или о том, чтобы вернуть в лоно семьи тех, кто когда-то отдалился от нее? Лилиан считала, что неплохо бы организовать фестиваль в честь Самой Лучшей Бабушки. «Каждая женщина мечтает стать бабушкой», — твердо заявила она. Винни бросила на нее короткий взгляд. Раньше эта тема между ними не поднималась.

Генри с Николой думали, что неплохой темой для фестиваля станет здоровый образ жизни. Люди в наши дни заботятся о своем питании, занимаются спортом. Для всего этого в Стоунбридже имеется масса возможностей. И тут Андерс предложил устроить фестиваль в честь дружбы. Мероприятие для старых друзей, которые долго не виделись или просто хотели провести время вместе. Остальные призадумались. Чем больше они размышляли, тем лучше им казалась его идея.

Сюда можно включить и родственников, и членов семьи. Сестра или тетка точно так же может быть вашим другом.

Большинство людей порой ощущают, что хотели бы наверстать упущенное с кем-то, кого редко видят, но любят всей душой.

В рамках фестиваля можно предложить самые разные занятия — все идеи, высказанные ранее, вполне подойдут. Надо устроить и кулинарные классы, и спортивные игры, и пешие прогулки, и наблюдение за птицами, и чаепития на ферме, и песенные вечера, и любительский театр, и уроки чечетки…

Уоллы с нарастающим азартом смотрели за тем, как гости, сидящие за столом, предлагали все новые варианты, делали записи, придумывали программы. Похоже, главный приз был у них в руках.

Они еще раз заглянули в газету: что за награду обещали победителю?

Это был чек на 1250 евро, которые предлагалось потратить на шоппинг в большом универсальном магазине в Дублине.

Уоллы предложили разделить его следующим образом: по сто евро на каждого из двенадцати участников, а Андерсу пятьдесят евро сверх — за идею. Все согласны?

Постояльцы были в восторге.

А как им назваться? Может, «Синдикат Стоун-хауса»? Идеально! Орла распечатает их письмо на компьютере и каждому выдаст по копии. Они будут следить за результатами — те должны появиться в газете за неделю до Рождества.

А когда фестиваль будет организован, они все соберутся снова и отпразднуют это событие. И, самое главное: им оставалось еще несколько дней в этом чудесном доме, где волны разбиваются о берег прямо у ног. Там, где они получили не только то, что было обещано, но гораздо больше.

Да, это было не совсем волшебство, которое Уоллы хотели привнести в свою жизнь, но нечто более глубокое: чувство собственной значимости и полного удовлетворения.

Мисс Нелл Хоув

Провожая мисс Хоув на пенсию, девочки в школе Вуд-Парк полагали, что ей не меньше восьмидесяти лет. На самом деле ей было шестьдесят. Какая разница — все равно очень много. Они ни на секунду не задумались о том, чем она станет занимать свои дни после ухода из школы. Наверное, как все старики, будет ворчать и жаловаться на все на свете. Они понятия не имели, насколько она боится этого дня, насколько ее пугает приближение сентября, когда она, впервые за сорок лет, не переступит школьного порога, полная планов и замыслов на будущее.

Им казалось, что мисс Хоув работала в школе всегда. Она была худая, высокая, с волосами, зачесанными наверх со лба, со своим неизменным старомодным гребнем. Под профессорской мантией она носила темные костюмы. Когда-то она учила их матерей и теток, но потом, став директором, редко заглядывала в классы, проводя практически все время у себя в кабинете.

Вызов к директору приводил их в ужас. Во-первых, обычно это означало неизбежный выговор, нотации или наказание. Но дело было не только в этом. У кабинета не было души. Ее рабочее место было исключительно функциональным, на столе царил порядок мисс Хоув терпеть не могла никакого хаоса.

Вдоль стены стояли дешевые стеллажи с книгами по среднему образованию. Никаких деревянных полочек, которые больше подошли бы для женщины, много лет преподававшей в школе. Другую стену занимали расписания, приказы, диаграммы и планы. Главными предметами в ее кабинете были два тяжелых стальных шкафа, содержавшие, по всей видимости, личные дела нескольких поколений учениц Вуд-Парка и большой компьютер. На окнах висели темно-коричневые занавески. На стенах не было ни фотографий, ни картин — никаких намеков на то, что у директрисы есть какая-то жизнь за пределами школы. Здесь она беседовала с будущими ученицами и их родителями, с кандидатами на учительский пост, с инспекторами из Департамента образования, и — совсем редко — с выпускницами, которые добились определенных высот и теперь хотели финансировать устройство новой спортивной площадки или библиотеки.

У мисс Хоув была секретарша по имени Айрин О’Коннор, тоже проработавшая в школе немало лет. Айрин, общительную и дружелюбную, называли «человеческим лицом директрисы». Она не обращала внимания на то, что та скорее гавкает, чем разговаривает с ней. Мисс Хоув редко благодарила Айрин за работу и не скрывала раздражения, когда та входила в директорский кабинет посреди разговора и предлагала посетителю чай с печеньем.

В кабинете мисс Хоув не было ни одного цветка, поэтому Айрин решилась поставить туда каланхоэ в красивом латунном горшке. Очень кстати этому растению практически не требовалось ухода; мисс Хоув никогда его не поливала, если замечала вообще. Айрин приходила на работу в ярких блузках под темным пиджаком. Она словно пыталась привнести хоть немного цвета в траурные тона офиса, не разозлив при этом начальницу. Короче говоря, Айрин была просто святая и заслуживала прижизненной канонизации.