Перекрестки - Франзен Джонатан

– Таннер? – окликнула девушка, направляясь к фургону. – Лора?

Таннер отпрянул от Бекки, выглянул в окно. Заметив его тревогу, Бекки наклонилась, попыталась завесить лицо волосами, но такого прикрытия оказалось явно недостаточно. Она вытянула руку за спину, нашарила на пассажирском сиденье индейское одеяло и укрылась им с головой. Сквозь пыльную шерсть она слышала, как Таннер опускает стекло.

– А, Салли, привет, – сказал он.

– Вы идете?

Салли Перкинс, лучшая подруга Лоры Добрински.

– Ага, – ответил Таннер. – Сейчас, только другу помогу.

Бекки сквозь шерстяную ткань почувствовала, как Салли Перкинс таращится на нелепую фигуру в одеяле.

– А Лора не с тобой? – спросила Салли.

– Э-э, нет.

– Мы с Марси празднуем ее совершеннолетие, хочешь, присоединяйся.

– Ага, ладно. Здорово.

– Увидимся внутри?

Салли ушла, и Бекки со смехом сдернула одеяло.

– Упс, – сказала она.

Сейчас бы ей и спросить, как обстоят дела у Таннера с Лорой, но он тоже рассмеялся. Бекки решила, что пока с нее довольно и общей тайны, общего прегрешения. Она и так глаз не сомкнет, передумывая и переживая заново непривычные ощущения, ни к чему испытывать его терпение.

– Тебе пора, – сказала она.

– Мне эта Марси Аккерман даже не нравится.

– Ладно тебе. – Бекки наклонилась и чмокнула его в щеку. – А я тебе нравлюсь?

– Да! Как ты думаешь, почему я приехал?

– Тогда увидимся завтра?

– Обязательно. Мы с тобой… – Он осекся. – Хотя завтра вряд ли получится.

– Я до концерта весь день свободна.

– В том-то и дело. Я работаю до четырех, а потом мы будем настраиваться.

Мы — то есть группа. То есть Настоящая Женщина. Чувствительность Бекки, обостренная поцелуем, оказалась бессильна перед разочарованием.

– Мне правда жаль, – продолжал Таннер. – Может, в пятницу?

– В пятницу сочельник. Приедет Клем. Я весь день буду с родными.

– Точно.

– Что ж, как-нибудь увидимся. – Она потянулась к ручке двери. – Может, в церкви, если я еще захочу туда прийти.

– Бекки…

– Ничего страшного. Я все понимаю. Ты завтра действительно занят.

Она открыла дверь, но он схватил ее за плечо.

– Мне в церковь только к половине шестого. До тех пор можем где-нибудь встретиться.

– Это совершенно не обязательно.

– Но я хочу. – В его взгляде читалась мольба. – Я правда хочу.

Довольная властью над Таннером (хотя и неизвестно, насколько та велика), Бекки отказалась от предложения подвезти ее до дома и оставила его с Салли и Марси. Бекки шла домой одна, и то, как она спряталась под одеяло, теперь казалось ей не забавным, а неприятным. Она превратилась в девицу из тех, которые отбивают парней. Бекки не понимала, то ли ей правда стыдно, то ли страшно, что Настоящая Женщина устроит скандал.

Они условились встретиться в “Скрипичном ключе”, музыкальном магазине, где работал Таннер. Незадолго до назначенного часа Бекки заставила себя задержаться в книжном: листала путеводители по Европе и опоздала на несколько минут. Пусть теперь Таннер ее подождет, а не наоборот. В сумке на ее плече лежали цветные карандаши, которые просил Джадсон, для Клема – ручка и цанговый карандаш в бархатном футляре, а еще альбом Лоры Ниро, который очень нравился самой Бекки, и плевать, хочет его Перри или нет. На подарки она потратила столько же, сколько обычно, несмотря на то что на сберегательном счете у нее лежали тринадцать тысяч долларов, и последние покупки отложила до завтрашнего утра, когда они с Джинни Кросс на ее “мустанге” поедут в торговый центр. Целлофановая новизна лежащих в сумке предметов, которая так нравилась ей в рождественских подарках (они проходят сквозь руки дарителя нетронутыми и, когда получатель их разворачивает, новые на запах и ощупь), показалась Бекки, когда она наконец завернула за угол, сродни свежему снегу под ногами, возрождению мира в белизне. После поцелуя она тоже чувствовала себя новенькой, как только что открытый подарок, чья жизнь еще не началась, однако вот-вот начнется. И Таннер, стоящий в снегу возле фургона, припаркованного у магазина, тоже показался ей новым, потому что у них сегодня настоящее свидание. Она узнала его куртку с бахромой, копну рассыпанных по плечам темных волос, но как же сильно разнятся эти чувства – мечтать о чем-то и утром в Рождество обнаружить, что оно теперь твое.

Он не обнял ее, помог ей забраться в фургон (точнее сказать, затолкал), обежал вокруг капота и уселся за руль. Мокрый снег облепил окна, и казалось, будто внутри ледяная пещера – укромная, но унылая. В салоне громоздились усилители, футляры с инструментами, точно ждали нетерпеливо, когда их наконец достанут. Таннер завел мотор, включил печку, и Бекки думала, что он обнимет ее. Вчера она сама сделала первый шаг, теперь его очередь. Все ее существо было готово раскрыться ему навстречу, как только он поцелует ее. Но он кивал в такт своим мыслям и барабанил пальцами по рулю.

– Я тут кое-что узнал, – сказал Таннер. – Новости просто отпад.

Она повернулась к нему, подставила лицо, давая понять, что новости подождут.

– Помнишь, как мы с тобой разговаривали в церкви?

– Помню ли я?

– В общем, тот разговор навел меня на мысль, – продолжал он. – Ты навела меня на мысль. Я осознал, что пора сделать следующий шаг.

Бекки подумала, что “следующий шаг” означает решительный разрыв с Лорой Добрински. И если он это сделал, хотя Бекки его не просила, что ж, такую новость она рада услышать.

– Ты ведь знаешь Куинси?

Куинси Треверс, чернокожий приятель Таннера, барабанщик “Нот блюза”.

– Куинси играет вместе с парнем из Сисеро, его двоюродный брат – музыкальный агент. Отличный агент, устраивает своих музыкантов во все чикагские клубы. И знаешь что? Сегодня вечером он будет здесь. Он мне только что звонил.

Бекки дрожала в длинном пальто, подаренном теткой. В фургоне было куда холоднее вчерашнего.

– Здорово, – сказала она.

– Да. Кстати, сегодня мы впервые за год сыграем в таком большом составе. Вот и покажем ему, на что способны.

Из крошечных дефлекторов “фольксвагена” дул ледяной воздух.

– Поздравляю, – проговорила Бекки.

– Я позвонил ему благодаря тебе. – Таннер сжал ее руки (Бекки была в перчатках, он – без), точно хотел передать ей свой восторг. – Ты поняла, о чем я мечтаю: для меня это очень важно.

Чисто теоретически ей была приятна его благодарность. Но сидеть в ледяной пещере и вместо вчерашнего вечера обсуждать его музыкальную карьеру ей совершенно не хотелось. Не хотелось представлять, как он с Лорой Добрински и “Нотами блюза” играет концерты в Чикаго.

– Что ты? – спросил он.

– Ничего. Прекрасные новости.

Он нежно коснулся ее щеки, но она отвернулась. Комки сумеречного снега, залепившего ее окно, выглядели как целлюлит на картинках в материных журналах. Таннер положил подбородок ей на плечо, приблизил губы к ее уху.

– Когда я вижу тебя, мне кажется, я способен на все.

Она хотела ответить, вздрогнула, попыталась еще раз:

– А как же Лора?

– Что ты имеешь в виду?

– Я думала, она твоя девушка.

Он выпрямился. На улице вопили под снегом мальчишки.

– Я всего лишь хочу понять, кто мы друг другу, – пояснила Бекки. – После вчерашнего.

– Ага.

– Давай обсудим? Или это будет как в “Перекрестках”?

– Совсем как в “Перекрестках”.

– Я пришла туда только ради тебя. Я думала, тебе там нравится.

– Да. Знаю. Я должен с ней поговорить. Просто… дело вот в чем.

В заиндевелое ветровое стекло ударил снежок. Расплывчатое серое месиво прилипло к стеклу, чьи-то красные пальцы стряхнули снег с окна Бекки. В очищенное от снега окно она увидела, как подросток лепит снежок. Он запустил им на другую сторону улицы, и в борт фургона тут же врезался новый. Таннер распахнул дверь, прикрикнул на мальчишек, закрыл дверь.

– Сопляки безмозглые.

Бекки ждала.

– В общем, не все так просто, – продолжал он. – Все считают Лору стервой и хамкой, но на самом деле она не очень уверена в себе. Она такая ранимая. И… дело в том…