Слава и трагедия балтийского линкора - Никита Кузнецов

Наши два линейных корабля «Слава» и «Цесаревич» и крейсер «Баян» сосредоточились на рейде Куйваст, готовясь принять неравный бой. С нами находились миноносцы 6-го и 9-го дивизионов. Крейсер «Адмирал Макаров» оставался в заслоне против Кассарского плеса.

Обходя корабль по сигналу приготовления его к бою, я заметил, к большему удовольствию, что команда сразу подтянулась и преобразилась; распущенность, порожденная «завоеваниями» революции, которая до этого чувствовалась в выражениях лиц и манерах довольно многих из нее, — совершенно исчезла; матросы перестали смотреть исподлобья на офицеров; глаза их прояснились и снова выражали полное доверие к начальству, но, увы, в них уже не замечалось былого, дореволюционного задора, удали, радостного волнения и уверенности. Вероятно, многие из команды смотрели на предстоящий бой лишь как на неизбежную и неприятную необходимость.

Придя по боевой тревоге на свой ноет, я увидел там уже стоявшего по расписанию, с печально склоненной головой, трюмного старшину унтер-офицера Гачевского, кавалера Георгиевского креста 4-й степени, полученного им за бой 4 августа 1915 года.

— Ну, Гачевский, сегодня опять повоюем, как в доброе старое время, в пятнадцатом году, — обратился я к нему бодрым тоном, желая развеять овладевшую им грусть.

— Плохое у меня предчувствие, господин лейтенант, — ответил Гачевский: — добром не кончится сегодняшний бой.

Я сказал ему еще несколько подбадривающих слов, но в глубине души чувствовал, что прогноз Гачевского близок к истине. Трудно было рассчитывать на успех боя с сильным противником (XX — 12-дюймовых дальнобойных орудий немцев против VIII — 12-дюймовых орудий «Славы» и «Цесаревича», при дальности стрельбы последнего всего лишь в 86 кабельтовых) здесь, на Моонзундской узкой позиции, совершенно неблагоприятной для нас. «Слава» вместе с другими кораблями, обороняющими Рижский залив, очутилась в таком невыгодном положении только вследствие общей разрухи в нашем Отечестве, охваченном революционным хаосом.

При приближении германской эскадры к Куйвасту, в 9 час. 26 мин., шесть гидропланов противника с авиаматки налетели на нас и безрезультатно сбросили бомбы на корабли и береговые батареи.

Неприятельские тральщики, дойдя до минного поля, приступили к работе.

В 9 час. 40 мин. германские дредноуты, шедшие за тральщиками, под охраной 8 больших эскадренных миноносцев, повернули на ост и открыли стрельбу всем бортом.

Наши корабли в это время маневрировали для того, чтобы привести дредноуты в наиболее выгодный для нас курсовой угол. «Баян», под флагом вице-адмирала М.К. Бахирева, и «Цесаревич» стали на краях маневренного пространства, а «Слава» — посредине в 10 кабельтовых к северу. Корабли были стеснены в своих движениях узостью рейда.

В 10 час. 5 мин. «Слава» открыла огонь по головным тральщикам с расстояния 112 с половиною кабельтовых от них (поправка дня была 3 с половиной кабельтовых), двигаясь малым ходом вперед. «Цесаревич» открыл огонь на полминуты раньше, но, имея дальнобойность всего лишь в 86 кабельтовых, вскоре приостановил стрельбу в ожидании большего сближения.

«Слава» третьим залпом накрыла тральщики (огнем управлял старший лейтенант Ю.Ю. Рыбалтовский) и своей меткой стрельбой принудила их отойти под прикрытие выпущенной дымовой завесы.

В это время (10 час. 15 мин.) неприятельские дредноуты, развернувшись бортом, открыли ответный огонь, давая залпы одновременно, каждый порознь, из 5 орудий через промежутки в 30 секунд.

В 10 час. 50 мин. тральщики снова возобновили траление, но после того как наши корабли, открыв огонь, вскоре потопили один из них и подбили другой, — отошли полным ходом назад и скрылись в дымовой завесе.

С уменьшением дистанции до тральщиков к огню нашего корабля присоединились «Цесаревич», «Баян» и батареи на Мооне, а поэтому «Слава» перенесла огонь своей носовой 12-дюймовой башни на миноносцы, шедшие за тральщиками, а кормовой 11 -дюймовой башни — на дредноуты, которые непрерывно стреляли по нам, но неудачно.

Наши корабли вывели из строя еще два тральщика и один миноносец противника, и около 11 час. 10 мин. «Слава» накрыл головной неприятельский дредноут. Один из ее 12-дюймовых снарядов попал в него и произвел на нем пожар.

Вслед за этим вся германская эскадра повернула на зюйд, прекратив огонь с дистанции в 128 кабельтовых.

В 11 час. 20 мин. на «Баяне» был поднят сигнал: «Адмирал благодарит линейные корабли за отличную стрельбу». Затем последовал другой сигнал: «Команды имеют время обедать».

В 11 час. 30 мин. «Баян» и «Цесаревич» стали на якорь. «Слава» же, имея отклепанными оба каната, держалась на месте под машинами и затем приблизилась задним ходом к острову Вердер для более благоприятного маневрирования на случай возобновления боя.

В 12 час. 5 мин. германская эскадра снова приблизилась к нам, но в другом месте, дальше на ост, в следующем порядке: 4 тральщика — строем фронта в голове, 2 тральщика — им в кильватер, на траверзе тральщиков — миноносцы; за головным отрядом — линейные корабли под охраной больших миноносцев.

В 12 час. 10 мин. «Слава» и «Цесаревич» открыли огонь по тральщикам, которые после нескольких наших удачных залпов выпустили дымовую завесу. Один миноносец противника и два его тральщика были посланы ко дну.

В 12 час. 12 мин. «Слава», на дистанции до дредноутов в 112 кабельтовых, перевела на них огонь, и они, развернувшись бортом, стали отвечать нам и, быстро пристрелявшись, открыли сильный огонь. Наши корабли, стреляя по неприятелю, начали склоняться вправо к норду.

«Слава» за недостатком места не имела возможности маневрировать; приходилось, в зависимости от падений неприятельских снарядов, то увеличивать, то уменьшать ход, или совсем даже стопорить машины и давать задний ход. Противник бил по нам снарядами, словно по неподвижной цели.

Находясь в таком стесненном положении под сильным огнем дредноутов, «Слава» довольно скоро получила одновременно (12 час. 25 мин.) два попадания в носовую часть корабля по левому борту — в церковную и батарейную палубу.

Я узнал о них, увидев дым от разрывов снарядов со своего поста, и тотчас же побежал вместе с трюмным старшиной Гачевским в нос. Там начался пожар, и сквозь дым я видел много тяжело раненных матросов и трупы убитых. Через люк в жилую палубу, где находился боевой перевязочный пункт, я заметил падающего навзничь, тяжело контуженного младшего врача Лепика.

Снаряды разворотили трапы батарейной и церковной палуб, шахты погребов мелкой артиллерии и повредили вентиляторные шахты носовой кочегарки.

Когда я принимал меры к тушению пожаров с поднявшимся из центрального поста старшим офицером старшим лейтенантом Л.М. Галлером, мне доложили из машинного отделения о том, что туда подает тревожный звонок прибор Подгурского, установленный в отсеке мокрой провизии между 5-м и 14-м шпангоутами. Стало ясно, что туда попал третий снаряд ниже ватерлинии.

Едва я хотел разобраться в характере этой подводной пробоины, мне доложили о другой подводной пробоине в отсеке носовых 12-дюймовых погребов. Корабль в это время быстро накренился на левый борт. Так как эта последняя пробоина была важнее и опаснее первой, я бросился к задраенному люку 12-дюймовых носовых погребов на батарейной палубе с тем, чтобы спуститься вниз через открытую горловину его, обследовать пробоину и изолировать затопленную часть отсека. Заглянувши в горловину, я, к прискорбию, увидел, что уровень воды в 12-дюймовом отсеке уже достиг уровня моря и отстоял от горловины футов на шесть.

Оставалось лишь задраить ее на случай возможного погружения корабля от дальнейших пробоин в бою.

Судя по значительной скорости затопления большого отсека 12-дюймовых носовых погребов, имевшего в длину 48 футов, можно было легко понять, что пробоина в нем по размеру почти такая же, как и при минном взрыве. Как впоследствии выяснилось, она имела в диаметре около 15 футов. Снаряд, сделавший ее, разорвался в бортовом коридоре; центр разрыва оказался против помещения двух боевых динамо-машин, на глубине около 12 футов ниже ватерлинии. Два машиниста едва успели выбежать оттуда.

Мне оставалось лишь выровнять опасный крен в 9 градусов и принять меры к тому, чтобы вода не распространилась и не просачивалась в отделения соседнего отсека носовых 6-дюймовых погребов.

Я приказал затопить для выравнивания крена наружные бортовые коридоры по правому борту против кочегарных и машинного отделения — и трюмные немедленно приступили к выполнению трафаретной работы, хорошо им знакомой по прежним боям в 1915 году.

Поручив Гачевскому наблюдение за выравниванием крена и послав старшину первого отсека с докладом командиру о состоянии корабля по трюмной части, я стал осматривать отсек 6-дюймовых погребов.

Прежде всего я спустился в центральный пост; там не обнаружил просачивания воды — и наскоро попросил находившегося в нем минного офицера лейтенанта А.Э. Зиберта принять соответствующие меры в случае, если оно появится.