Ферсман - Олег Писаржевский

Карта рассказывала, что центральные Кара-Кумы, где скиталась экспедиция, перерезаны почти пополам линией Унгуза — высохшего речного русла, описанного одним из первых последователей Кара-Кумов, поручиком Калягиным, или системой впадин, вытянутых в одну линию, как думал другом русский путешественник — Коншин. На расстоянии двух-трех десятков километров, не доходя до Унгуза, среди песков должны были открыться серные бугры Кырк-Джульба, что значит «Сорок холмов».

Судя по всем приметам, заветные холмы уже давно должны были бы появиться, но либо приметы обманывали, либо подводила карта, — так или иначе кругом расстилались лишь одни безбрежные пески.

В центральной зоне пустыни, против ожидания, ландшафт становился все более и более привлекательным. Волнистую поверхность песков оживляла густая поросль разнообразных кустарников. В пониженных местах встречались рощи стройной песчаной акации, или сюзеня; на склонах росли раскидистые белые или песчаные саксаулы. Ближе к вершинам появились стелющиеся шапками кустики «четты» — растения, приспособленного к небольшим перемещениям песка. Изредка встречались мелкие кустики сингрена, и местами пробивалась тонкая зеленая травка — пустынная осока, или илак.

На остановках Ферсмана приходилось снимать с седла. Ом себя все еще чувствовал плохо и с трудом добирался до палатки. Постилали кошму и укладывали его под одеяло на вольном воздухе; для подкрепления он выпивал стакан вина из мудро продуманных щербаковских запасов. Спустя некоторое время Александр Евгеньевич обыкновенно привставал, садился, доставал свою записную книжку и записывал в нее свои впечатления. А вечером, когда разводили большой костер, он подбирался поближе к огню и с помощью переводчика Анна Кули заводил беседу с туркменами.

Он очень любил эти тихие звездные вечера, эти мирные беседы, помогавшие экспедиции ближе знакомиться с туркменами, с их бытом, с их представлениями о природе и о пустыне Кара-Кумы. Костер догорал; долго еще тлели саксауловые угольки (туркмены были правы: пустынные саксауловые леса оказались неистощимым источником топлива), а участники экспедиции погружались в глубокий крепкий сон. Ему способствовал свежий воздух, утомление от непривычной езды по пескам и удивительная тишина. Несколько шагов в сторону, и уже не верится, что рядом лежат люди и за спиной полыхает огонь костра.

«Под утро мы мерзли, — вспоминал Щербаков, — и неохотно расставались с постелью. Вяло шли сборы. Застывшие руки с трудом увязывали вьюки. Первый час быстрой ходьбы согревал окоченевшие члены, а спустя недолгое время уже становилось жарко от лучей восходящего солнца. Так шли дни за днями… Вообще все так походило одно на другое, что память только с трудом могла воспроизвести детали пройденного пути».

Только на десятый день с вершины песчаного увала исследователи увидели верхушки остроконечных гор и скалы. Среди однообразия песков путники теряли масштабы и, подобно тому, как восходящая луна кажется громадной, когда она только начинает подниматься над чертой горизонта, так и эти «останцы»[52] как бы рождавшиеся из сплошных песчаных волн, показались путникам величественными громадами.

«Все кажется грандиозным в этой обстановке. Как часто мелкие камни высотой в полметра или метр мы принимаем за фигуры людей. Скалы в десятки метров кажутся здесь высочайшими, поднявшимися в небо вершинами. И нам понятны становились рассказы местных жителей о всех диковинках этого края», — читаем мы в дорожном дневнике А. Е. Ферсмана.

Еще дальше, за холмами, виднелась какая-то полоска, едва различимая в бинокль. Это была линия так называемого Заунгузского плато. Здесь и должны были находиться знаменитые холмы.

От добрых вестей караван оживился. Солнце уже садилось за горизонт, когда маленький отряд вышел на огромное солончаковое поле, окруженное желтыми грядами песков. Посредине высился грозный, отвесный, казалось, почти неприступный Чеммерли — первый из «Сорока холмов». В багровых лучах заходящего солнца резкими тенями у подножья холма выделялись выдутые ветром карнизы.

Что может быть увлекательнее открытой книги природы! По отдельным обломкам пород исследователи читали разгадку серных бугров. Белевшая внизу громадная ступень состояла из ряда почти горизонтальных плит известняка с отпечатками раковин моллюсков. Морские отложения! Выше нее залегал гипс — он рассказывал о медленных процессах осаждения стрельчатых кристаллов сернокислого кальция в теплых лагунах отступавшего древнего Сарматского моря. Еще выше пролегали слои красноватых глин с мелким кварцевым песком. В них нельзя было не узнать трансформированные временем пласты морского ила. Бугор Чеммерли, так же как и его соседи, сливался некогда с видневшимся на горизонте плато. Но здесь, на краю этого плато, шло усиленное разрыхление горных пород, а ветры пустыни развеивали продукты этого разрушений, образуя те бесконечные массы песков, которые заполняют собой центральные Кара-Кумы.

Полузасыпанные песком ямы указывали места, где туркмены ломали камни, вырезали жернова для ручных мельниц.

С трудом взобравшись наверх, путешественники обнаружили под ногами яркожелтые гнезда серы, горевшие в белом рассыпчатом песке.

Ферсман тотчас нагнулся с увеличительным стеклом над серной залежью, с живейшим интересом разглядывая покрывавшую серу своеобразную корку гипса и кремния. Камни здесь пахли спичками и порохом. В это время Щербаков производил первую приближенную съемку местности и наносил на план ее приметы. Он уже думал о тех, кто придет сюда добывать скрытые в пустыне богатства.

Охваченные нетерпением открывателей, путники двинулись дальше. За новыми валами песка открывались новые ровные площадки шоров и окаймленные венцом все тех же яркожелтых сыпучих песков красноватые равнины такыров. А вокруг, действительно внешне похожие на кратеры Луны или на потухшие вулканы, вздымались десятки остроконечных вершинок. Холмы, голые, как верблюжьи горбы!

Туркмены, с которыми ученые подружились в пути, с азартом помогали собирать образцы серы, тащили их к лагерю и аккуратно укладывали в курджумы.

Но главная гряда знаменитых «Сорока холмов» была еще впереди.

Долгая дорога утомила, и, как всегда бывает в трудной экспедиции, наступил момент психологического перелома м связанного с ним упадка сил, которому никак нельзя было поддаваться. Не все бугры были осмотрены. Далеко на севере и на востоке рисовались новые группы их.

Заключительный этап странствия должен был пройти через колодцы племени шиих; миновать их нельзя было. Жизнь в пустыне измеряется промежутками пути от одного колодца к другому. Но этого участка пути никто из проводников как следует не знал, никто из них не мог сказать даже, сколько дней нужно итти до колодцев племени шиих. Посоветовавшись между собой, что всегда сопровождалось спорами и гортанным криком, проводники взяли направление на северо-запад. Ферсман и Щербаков пробовали их уговорить, для вящей убедительности размахивая картой, указывавшей, что колодцы нужно искать на севере. Но проводники были непреклонны. Все это не способствовало улучшению настроения путешественников.